Глава российского Центрального банка рассказывает о своих жестких действиях в отношении находящейся в кризисном состоянии российской банковской отрасли, о последствиях экономических санкций, о том, что общего имеет эмиссионный банк с хранением фруктов и овощей, а также со связанной с этим логистикой.
Ее легко недооценить — Эльвира Набиуллина производит впечатление человека деликатного, а говорит она негромко. Но при этом она, судя по всему, является самой могущественной женщиной в российском финансовом мире. В политической и экономической элите России, где доминирующее положение занимают мужчины, она добилась для себя позиции главы Центрального банка. В ходе разговора она спокойно и по-деловому оценивает влияние западных санкций, а также рассказывает о том, почему российский эмиссионный банк обсуждает вопрос о выпуске собственной криптовалюты.
Handelsblatt: Г-жа Набиуллина, что вы предприняли в этом году, и чего вам удалось добиться?
Эльвира Набиуллина: Центральный банк является мегарегулятором, и перед нами стоят задачи в сфере монетарной политики, а также в области развития банковского и финансового сектора. Что касается монетарной политики, то наша цель состояла в том, чтобы к концу 2017 года снизить инфляцию до 4%. В настоящее время инфляция у нас даже ниже этого уровня. С одной стороны, мы даже несколько ранее достигли этой цели. С другой стороны, мы понимаем, что инфляция весьма неравномерно распределяется в течение года. Сезонные факторы очень сильны, особенно в том, что касается цен на овощи и фрукты. Поэтому мы работаем вместе с правительством, даем ему советы относительно развития инфраструктуры и логистики для хранения овощей и фруктов.
— Только фрукты и овощи мешают вашей стабильности?
— Нас беспокоят также высокие инфляционные ожидания. Жители страны привыкли к высокой инфляции, и они еще не верят в то, что в течение длительного времени она может оставаться на низком уровне. Повышение цен, даже если оно вызвано единичным фактором, сразу порождает инфляционные ожидания у населения. Поэтому наша монетарная политика будет оставаться жесткой — инфляция, на самом деле, находится на уровне 3%, наша процентная ставка составляет 8,5%, а это означает, что фактическая разница составляет более 5%. Почему мы это делаем? Потому что граждане и предприятия при принятии своих решений — отложить, потребить, инвестировать — ориентируются не на реальную инфляцию, а на инфляционные ожидания.
— Как долго вы можете сдерживать инфляцию?
— Наша цель состоит в том, чтобы сохранять инфляцию примерно на уровне 4%. В среднесрочной перспективе, как нам представляется, мы сможем сделать это, используя имеющиеся в нашем распоряжении средства монетарной политики. Важным является также точность прогнозов, поскольку наши решения начинают действовать с задержкой в полгода или в год. Многое зависит от изменений цен на нефть и от курса рубля, а также от того, каким будет урожай.
— Давайте поговорим о российских банках. Как долго будет еще проводиться чистка в этой испытывающем определенные проблемы секторе?
— Четыре года назад мы начали работу по оздоровлению банковского сектора и убрали с рынка хронически слабые банки, а также те, которые выбрали для себя сомнительную бизнес-модель. С того времени мы прекратили деятельность почти 350 банков. Большая часть работы уже выполнена. Но еще два или три года мы, вероятно, будем продолжать расчистку.
— А сколько еще банков остается на рынке?
— Вы имеете в виду Бинбанк и банк «Открытие»?
— Их совокупные активы составляют всего 5% рынка, однако они глубоко интегрированы в финансовую систему. Лишение их лицензии привело бы к эффекту домино. Поэтому мы решили провести санацию этих банков с помощью созданного Фонда. В соответствии с новым законом, сегодня владельцы и менеджеры высшего звена несут лишь ограниченную ответственность (bail-in).
— Каковы самые большие проблемы у банков?
— Проблемы накопились со временем. В конце 1990-х годов в стране насчитывалось 2500 банков. Вход на рынок был очень простым — требования относительно размеры капитала и деловой репутации были низкими. Правила и контроль постепенно ужесточались, однако многие проблемы сохранялись. Во время кризиса 2007-2008 годов накопились плохие активы, а балансы не были своевременно очищены. Это одна из причин сложившейся ситуации. Еще одна причина состоит в рискованном поведении некоторых банков.
— Что вы имеете в виду?
— Они собрали много денег у населения и с помощью этих средств стали финансировать либо рискованные проекты, либо те проекты, владельцами которых были собственники банка. Мы боремся с подобной практикой, последовательно ужесточаем правила и требуем увеличения резервов. В целом, мы считаем, что банковская система сегодня здорова.
— Но остались ли в результате слияний и закрытий одни государственные банки?
— Тенденции к огосударствлению банковского сектора не существует. Высокая доля государственных банков связана с предшествующим процессом формирования рынка. Сбербанк всегда занимал доминирующее положение, и банк ВТБ уже давно является сильным. Однако государство продало банкам свои пакеты акций.
— А как будет дальше проходить приватизация?
— Рынок сегодня предлагает не так уж много. Что касается нашей доли в Сбербанке, то мы должны при этом учитывать позицию населения. Согласно проведенным опросам, доверие людей к банку зависит от того, является ли он государственным, или нет. Когда завершится активная часть санации банковского рынка и мы перестанем беспокоиться по поводу отдельных частных банков, мы сможем вернуться к этой дискуссии.
— То есть, через год или два?
— Да, но мы должны посмотреть, как будет относиться к этому население. Должно пройти еще некоторое время, прежде чем вернется доверие. Это не произойдет в тот же день, когда будет завершена консолидация. Однако последние тенденции показывают, что банковский сектор находится на пути к выздоровлению. В принципе, мы хотим приватизировать банки, как только рынок будет к этому готов.
— Насколько западные санкции осложняют финансирование российской экономики?
— Самый большой эффект от санкций ощущался в конце 2014 года, а проблемы возникли еще и потому, что одновременно произошел обвал цен на нефть. Воздействие цен на нефть было большим, чем влияние санкций. Но сегодня экономика вновь растет, хотя санкции, естественно, нельзя назвать позитивным фактором для финансового сектора. Тем не менее, отечественной финансовой системе удалось компенсировать отсутствие международных источников финансирования.
— А как обстоят дела с оттоком капитала?
— Прямые иностранные инвестиции сократились с декабря 2014 года. Однако это связано также с кризисом российской экономики в последние два года. Не все инвесторы вернулись, но сегодня мы отмечаем интерес иностранных инвесторов к российским государственным облигациям. Это свидетельствует о макроэкономической стабильности России.
— Есть ли у вас надежда на то, что санкции когда-нибудь будут отменены?
— Наши прогнозы на дальнейшее экономическое развитие мы основываем на том, что санкции сохранятся.
— Меняем тему. Долгое время вы скептически относились к криптовалютам.
— Я и сейчас критически к ним отношусь.
— А почему тогда Россия вводит свою собственную криптовалюту?
— Мы ее не вводим. Мы лишь обсуждаем возможность введения собственной криптовалюты. Я по-прежнему скептически отношусь к частным валютам, но технологии, лежащие в их основе, представляют большой интерес. Вместе с игроками финансового рынка мы изучаем и тестируем эти технологии.
— На основании сообщений прессы, складывается впечатление, что планирование уже идет полным ходом.
— Сегодня высказывается много различных точек зрения. Речь идет о технологии, регулирование которой еще не разработано. Руководство Центрального банка считает, что нам нужен контроль над оборотом денег. Что касается частных валют, то, по нашему мнению, риск состоит в возможности отмывания денег и финансирования терроризма. Кроме того, они в высокой степени спекулятивны. Пока еще не принято никакого окончательного решения относительно криптовалюты. Однако очевидным представляется существенное преобразование финансового сектора. Такие онлайновые платформы как Google, Facebook и Amazon составляют конкуренцию традиционным банкам, и мы как регулятор должны быть к этому готовы.
— Г-жа Набиуллина, благодарю вас за беседу.
