Мой старший сын, старательно ищущий ответы на вопросы, которые могут мучить четырехлетнего ребенка, пытается разобраться, сколько людей могут быть его лучшими друзьями. «Мои лучшие друзья — это ты и мама, и мой брат, и…» Но даже детские радости не могут не подвергнуться влиянию этого зловещего политического периода. Появившиеся этим летом кадры и снимки, отражающие насилие в Шарлотсвилле, вызвали целый ряд вопросов. «Некоторые люди ненавидят других, потому что они отличаются от них», — выдвигаю я неубедительную версию ответа. В его голосе звучит детская, но вполне отчетливая паника. «Но я же не отличаюсь от них».
Невозможно передать смесь печали, разрывающей сердце, и страха, которую я испытываю по отношению к нему. Избрание Дональда Трампа отчетливо дало понять, что я буду преподавать своим мальчикам старый урок — тот, который мне самому почти не понадобился. Мне придется учить их быть осторожными, подозрительными, недоверчивыми. Гораздо раньше, чем я рассчитывал, мне придется поговорить со своими мальчиками о том, могут ли они по-настоящему дружить с белыми.
Полноценная дружба — это не просто чувство. Это не просто способность выпить вместе пива. Настоящая дружба невозможна без способности доверять людям, без осознания, что им важно ваше благополучие. Желание создавать, поддерживать и пользоваться властью разрушает возможность дружбы. Пресловутая мечта преподобного Мартина Лютера Кинга-младшего о дружбе белых и черных детей была мечтой именно потому, что он понимал: в Алабаме дружба между черными и белыми невозможна из-за существовавших условий доминирования.
История дала цветным людям не так много оснований безоговорочно доверять людям, а в последние несколько месяцев стало совершенно очевидным презрение, с которым страна относится к важности расовых меньшинств. Америку поразила эпидемия опиоидной зависимости среди белых американцев (которые часто подсаживаются на иглу после избыточного приема рецептурных обезболивающих препаратов; при этом исследования свидетельствуют, что афроамериканскому населению прописывают недостаточное количество рецептурных обезболивающих). Но когда жертвами наркозависимости стало чернокожее население Америки, полиция оцепила кварталы, где живут меньшинства, и избавилась от целого поколения темнокожих и латиноамериканских граждан.
Точно так же, несмотря на века отсутствия равноправия и весомых доказательств непрекращающегося расизма, о безработице среди представителей меньшинств часто говорится как о следствии неудачно сделанного выбора и личной ответственности. Когда систематические марши безработных захлестывают районы белой Америки, мы видим в результате целую президентскую кампанию, построенную на утверждении негативного влияния глобализации на белый рабочий класс. Даже на решимость некоторых богатых или влиятельных афроамериканцев, утверждавших на акциях протеста, что Америка в своих законах и действиях полиции редко поступает по справедливости, президент отреагировал негативно, как человек, который не терпит, чтобы успешные и чванливые забывали свое место.
В противовес нашим смутным национальным надеждам я буду воспитывать своих мальчиков так, чтобы они имели глубокие сомнения в возможности дружбы с белыми. Когда они спросят, я буду учить своих сыновей, что их прекрасный тон кожи — это проблема. Пощадите меня от банальностей о том, что внутри-то мы все одинаково устроены. Первым делом я буду стремиться обезопасить своих мальчиков, поэтому я буду воспитывать их так, пока мир не явит им этот особый вид фугасного, жестокого и зачастую рокового предательства.
Позвольте мне заверить вас, что по сравнению с разрывающей мне сердце печалью мой гнев ничтожен. Я вырос в классическом институтском городке на Среднем Западе. При всех недостатках Америки это было место с элементами разных культур, оставляющее воспоминания о счастливом детстве, немного скучное — как раз такое, какое родители подбирают для своих детей. Если бы раса выражалась в классовом признаке, в школьных группировках, в том, что вас больше останавливают на дорогах для проверки документов, то в нашей милой американской культуре не было бы глубоких трудностей и недоверия к межрасовым отношениям, которых на данный момент почти невозможно избежать.
Удивительно во всем этом то, что я вообще могу испытывать в этой ситуации какую-то горечь. Ведь именно афроамериканцы, которые выросли в таком месте, шокированы поведением господина Трампа. Многие уже уставшие меньшинства вообще изначально скептически относились к идее возможности дружбы. Это причиняет боль, только если вы верите, что при помощи дружбы можно преодолеть расовый разрыв.
Безусловно, приход к власти этого президента привел к разрыву цепей с обеих сторон. Но у цветной части населения — другие ставки. Представлять теперь, что мы можем дружить, преодолевая эту политическую границу, — значит просить нас о том, чтобы мы игнорировали свою безопасность и безопасность наших детей, отказались от самоуважения и чувства собственного достоинства. Только белое население может дистанцироваться от политической роли господина Трампа, игнорируя «неприятное» с позиций безопасности. Его избрание и весь последующий год укрепили меня в мысли, которая слишком хорошо знакома всему чернокожему населению Америки: «Этим людям нельзя доверять».
И этого добился не сам господин Трамп. Если бы не наше почтительное отношение к деньгам, то господина Трампа можно было запросто признать недалеким, вульгарным, нетерпимым трепачом, которым он и является. Конечно, дело совсем не в неонацистах, маршировавших в Шарлотсвилле, на таких мы уже успели насмотреться. То, что действительно глубоко расстроило меня, это оценки многочисленных сторонников и апологетов господина Трампа.
Сторонники господина Трампа практикуют намеренную слепоту. То, что его политическая карьера началась с совершенно бездоказательного отрицания американского гражданства Барака Обамы и права этого чернокожего человека быть законным президентом Соединенных Штатов, просто игнорируется. То же самое можно сказать и о его позиции к дискриминации в области жилья, его привычном отношении к мусульманам как к террористам, а к мексиканцам — как к убийцам и насильникам. Все это время его сторонники смотрели порнографию с представителями других рас и называли чернокожее население Америки извращенцами. И, несмотря на все это, они отрицают, что в его словах и действиях имеется какой-то злой умысел, и отмахиваются от любых попыток признать угрозу, содержащуюся в его широкомасштабной враждебности, прикрываясь политкорректностью.
Но самый глубокий разрыв — с апологетами, «добрыми» сторонниками Трампа, голосовавшими за него, представителями белого населения, понимающими, что господин Трамп произносит «неудачные» речи, но поддерживающими его, потому что им нравятся его слова о рабочих местах и налогах. Они встают на дыбы, услышав обвинения в том, что они поддерживают расизм, настаивая на том, что просто не заметили мерзости Трампа. Прикрываясь щитом повседневной порядочности и соблюдения приличий, они теперь силятся понять причину холодка между ними и черными сотрудниками в офисах и в их окружении. Они спорят: разве мы когда-нибудь произносили какие-то расистские речи? Разве мы не чистим дорожку нашим новым черным соседям? Разумеется, говорят они, политика — одно-единственное голосование — не означает, что мы не можем быть друзьями.
Я пишу это вовсе не из либеральной снисходительности или злорадства. Я глубоко огорчен, пытаясь убедить вас, что мы не можем быть друзьями.
То же самое можно, к сожалению, сказать и о тех, кто никак не поддерживает господина Трампа, но настаивает, что черное население должно идти навстречу, сдержаннее вести себя и приспосабливаться. Представьте себе белую подругу в эпоху борьбы за гражданские права, которой не нравится, когда черных забивают до смерти, но она хотела бы, чтобы все просто устаканилось. Какой бы милой она ни была, вряд ли вы смогли бы назвать ее подругой. Порой политика предъявляет определенные требования к душе.
Не поймите меня неправильно: белые сторонники Трампа и представители цветного населения могут друг другу нравиться. Но вот настоящая дружба? Больное эго господина Трампа изобретает невероятные заявления о подтасовке голосования, не беспокоясь, что эта риторика строится на борьбе собак с брандспойтами, направленными на черных детей, и даже сегодня непрестанные усилия тратятся на то, чтобы заглушить голоса черных. Его мачистские речи о «законе и порядке» не способствуют безопасности в кварталах и являются физической угрозой для моих любимых мальчиков. Никаким убранным с дорожек перед домом снегом не исправить этого, и слишком многие люди полагают, что одно другому не противоречит. Именно это отчаянное желание собрать урожай превосходства белых без какого бы то ни было осуждения Джеймс Болдуин (James Baldwin) называл преступной невинностью Америки.
Для афроамериканцев раса стала косвенным показателем не только политики, но и порядочности. Белые лица превращаются в одну массу, зловещая тревога напоминает о себе при любом случайном контакте в аэропорте или при виде улыбающегося белого кассира. Если их нельзя четко назвать союзниками, значит, они могут представлять для меня опасность.
В своей прощальной речи Барак Обама призывал нас преодолеть партийные разграничения. Но есть определенное различие между расхождением в мнениях относительно налоговой политики и в обсуждении места, которое человек может занимать в Америке, физического существования ваших детей, вашего рода. Причиненная расизмом рана разрушила любовь и семьи, и, игнорируя глубину этого разрыва, мы не сможем его исцелить.
Мы все еще можем притворяться друзьями. Если полноценная гражданская дружба невозможна, мы можем обойтись обычной вежливостью — выпивать вместе, смотреть матчи. Действительно, даже в Америке Дональда Трампа я не отказался от дружбы со всеми белыми. Моя жена, у которой смешанное происхождение, является моим самым верным другом, она понимает, что ее воспринимают как белую женщину, несмотря на то, что ее брата и отца оценивают иначе. Среди моих ближайших друзей, тех, кто был у меня на свадьбе, крестных моих детей есть много белых. Но это те друзья, которые приняли участие в протестных маршах, которые поспешили в аэропорты, чтобы выступить против президентского запрета на поездки, это люди, которые взяли на себя риск, являющийся требованием силы и порядочности.
Однако надежда до сих пор сохраняется. Подспудно, сам того не осознавая, господин Трамп спрашивает нас, неужели это все, на что мы способны. Нам предстоит решить, способны ли мы на большее. Мы не можем найти консенсус в политике, но можем заявить, что стоим друг за друга в противостоянии дешевым атакам и дискредитации, что мы живем вместе, а не просто существуем рядом друг с другом. В ближайшие годы, когда мои мальчики снова зададут мне вопросы о том, кто может быть их лучшим другом, я молюсь о том, что смогу дать им более обнадеживающий ответ.
