«Я рад, что мои внуки живут в более-менее свободной стране, избавившейся от страха многих запретов, которые существовали раньше, и главный совет наших родителей «не высовываться» — их не касается», — сообщил актер Олег Басилашвили в интервью порталу Delfi накануне гастролей с моноспектаклем «Размышления» в Риге. И вспомнил, какой он застал столицу Латвии сразу после войны.
Один из самых любимых советских актеров недавно отметил 83-й день рождения. Басилашвили, как никому другому всегда удавалось совмещать активные съемки в кино, работу в театре и гражданскую позицию. Трудно даже выбрать, какую из его ролей можно назвать главной в его многосотенном киносписке: Бузыкин из «Осеннего марафона», Самохвалов из «Служебного романа», Рябинин из «Вокзала для двоих», Воланд из «Мастера и Маргариты«…
В свое время Эльдар Рязанов был так очарован даром актера, что дал ему расписку снимать во всех своих картинах. Работать вместе получалось не всегда, но дружны они были до последнего. При этом Олег Валерианович никогда не стоял в стороне от общественных процессов — в 90-х был депутатом, дружил с Анатолием Собчаком, потом поддерживал выдвижение политиков, которые казались ему перспективными, сейчас не боится высказываться по любому важному событию в стране. У актера особо теплое отношение к Латвии, в которую он впервые прибыл в 45-м, а впоследствии ратовал за ее самоопределение.
Delfi: В Ригу вы приезжаете с моноспектаклем «Размышления» — что это будет?
Олег Басилашвили: Это будет доверительный разговор со зрителем о дне сегодняшнем, что есть наша жизнь, чему можно радоваться, а чему надо противостоять. С прозой и поэзией Пастернака, Бродского, Пушкина, Маяковского, Евтушенко, Жванецкого и многих других. Зрители могут смело обращаться ко мне с вопросами — отвечу, если смогу.
— Традиционный вопрос: ваша жизнь как-то была связана с Латвией?
— Очень! В первый раз я был в Риге в 1945 году — с мамой. Там был организован Дом отдыха Московского городского педагогического института. На самом деле это была чистой воды афера — никакого Дома отдыха не обнаружилось, а нас приписали в какой-то санаторий в Майори. Рига запомнилась мне стоянкой лакированных фиакров у вокзала, с кучерами в цилиндрах и с длинными, торчащими вверх кнутами. По городу ходили военно-морские патрули. И повсюду, где мы ехали, стояли пустые, брошенные обитателями дачи — с посудой, мебелью и всем скарбом… Все это произвело на меня, 11-летнего мальчика, ошеломляющее впечатление! Я полюбил этот город всей душой… Я тех пор я часто бывал в Латвии — там были гастроли и киносъемки. Например, в Риге мы с Дворжецким и Санаевым снимались в «Возвращении «Святого Луки» (1970).
— Этим летом вас ждали в Юрмале на вечере памяти Рязанова. Но почему-то до Риги добрались лишь вдовы из его фильмов — Светлана Немоляева, Ирина Мазуркевич, Барбара Брыльска… Если бы вы доехали, о каких моментах вашей работы и дружбы с Рязановым вы бы вспомнили?
— Обо всех, с большим удовольствием. Эльдар — это очень большая часть моей жизни! И я с удовольствием расскажу рижанам обо всех совместных работах с Эльдаром. В том числе о последней — картине «Предсказание» с французской актрисой Ирен Жакоб, которая мне очень дорога. За время совместной работы мы с Эльдаром очень подружились. В последние годы его жизни я время от времени приезжал к нему в гости загород. Мы вели очень интересные и душевные беседы. Сегодня мне его очень не хватает. Думаю, не только мне.
— Как относитесь к ремейкам тех же рязановских и других старых-добрых картин?
— Плохо. Режиссеры должны иметь свою голову на плечах и делать сегодняшние фильмы. Ремейки всегда значительно хуже и бездарнее оригиналов.
— При этом вы снялись в «Карнавальной ночи — 2»…
— Да, снялся. И по-моему, это очень плохо.
— Как все знают, я должен был сниматься в роли Ипполита в «Иронии судьбы» (на фотографии Ипполита, которая падает из окна — изображение Басилашвили, а не Яковлева, — прим. ред.), но не случилось — у меня тогда умер отец, и я отказался. И все же я категорически несогласен с мнением Кирилла. В фильмах Рязанова, как и во многих других советских фильмах, звучал призыв к добру. Людям пытались показать, что жизнь прекрасна и в ней есть многое, к чему надо стремиться. Да, фильмы, которые показывают язвы нашей жизни, с чем надо бороться и что надо преодолевать, они тоже нужны. Но я ни за что не стал бы называть стремление к добру ретрофилией. Не могу судить о театральном творчестве Кирилла (видел только одну постановку), но его кинокартины, безусловно очень талантливые, все замешаны на понятии зла и окунают в ауру безнадежности — начиная с «Изображая жертву» и заканчивая «Мучеником».
Режиссер имеет право так делать. И популярность таких фильмов объяснима — это естественная реакция людей на долгие годы насильственного цензурирования. Но превращать все искусство в уроки зла — не совсем правильно. Уверен, что в нашей жизни есть не только зло, но и много добра, на которое надо ориентировать людей. Зло — неизбежность нашей жизни, но это то, что надо преодолевать во имя человечности. Если разобраться в мировом культурном пространстве, то в веках чаще остаются вещи, зовущие к свету, добру и взаимопониманию — и в кино, и в театре, и в живописи, и в литературе. Начиная с «Одиссеи» и Евангелия. Возьмите «Дона Кихота», «Евгения Онегина», «Божественную комедию», Фолкнера, Довлатова, многих советских писателей, уверен, что и латышские сохранились именно такие.
— Как вы относитесь к тому, что сейчас происходит вокруг Кирилла Серебренникова?
— А в чем его обвиняют?
— В воровстве фактически…
— Так украл он или нет? Если мы не знаем точно, то как можем судить!? Я думаю, вряд ли он что-то крал. Может, и были какие-то нарушения со стороны бухгалтерии, а может, и нет — тут я говорить не готов. Но готов возмущаться средствами, которые были применены к Кириллу — это отвратительно: клетка, ночной перевоз в Москву, арест коллег, отключение телефонов, стремление всех запугать… Зачем это? Если человек подозревается в нарушении закона, то не только каждый из нас — от президента до последнего бомжа — должен подчиняться закону, но и закон должен вершиться… законным образом. Нельзя одного пугать меньше, другого — больше, а преступления третьего — вообще не замечать. Это конкретное безобразие, против которого я выступаю.
— Сами вы, когда вспоминаете знаменитую встречу с Путиным в 2006 году (на которой Шевчук представился «Юрой-музыкантом«), жалеете, что чего-то не озвучили, против чего-то не выступили?
— Нет. Я взял слово сразу после Юры и сказал, что целиком и полностью его поддерживаю. Даже предложил привести примеры наплевательского отношения властей к законам, которым мы подчиняемся, и сказал, что это закончится очень плохо. Все это я сказал в лицо уважаемому мною президенту России. Мне не о чем жалеть.
— Политика в вашей жизни какое место занимает?
— Сейчас — никакое! В свое время я был избранным депутатом и делал все возможное, чтобы поменять политическую и экономическую систему, которая довела нашу страну до краха. Я четко понимал, что жить так, как мы жили, больше нельзя. И уж точно нельзя продолжать насиловать страны, которые хотели вырваться из-под гнета так называемых коммунистических партий. Мы делали все возможное, чтобы жить по-иному, и многого достигли. Но конечно, прыжок из так называемого социализма (которого так и не случилось с нашей стране) в некое новое общество — это пируэт. За считаные годы его не совершишь. Мы решили, что это не дело дилетантов вроде нас, и передали дело тем, кто глубоко эрудирован в политическом смысле…
— Получилось передать?
— А это уж вы ответьте, как жительница дружественной и очень мною любимой соседней страны Латвии. Сам я изнутри на этот вопрос ответить не могу.
— Кстати, в нашей дружественной Литве Грузию теперь решили называть Сакартвелло. Вы, как грузин, что про это думаете?
— Тут надо спрашивать, как Грузия к этому относится. А я — гражданин Российской Федерации. У меня нет ответа на этот вопрос.
— Чтобы закончить с политикой, не могу не поинтересоваться, как вы отреагировали на выдвижение на пост президента России Ксении Собчак, с чьим отцом вы были очень дружны?
— Без комментариев.
— В Латвии недавно гостил Далай-лама, с которым вы — ровесники. Позволите задать вам вопросы, которые драматург Иван Вырыпаев и музыкант Борис Гребенщиков задали ему?
— Давайте!
— Удалось ли вам определить для себя, в чем смысл жизни?
— Пока нет.
— Есть ли вопросы, на которые вам до сих пор хотелось бы получить ответы?
— Конечно. Их так много, что для перечисления потребовался бы день. В том числе очень хотелось бы понять, в чем смысл жизни.
— И вопрос Гребенщикова: откуда в людях сегодня столько агрессии?
— От плохих условий жизни. И от того, что, кроме хорошего, в человека заложено и много плохих качеств. Например, алчность и зависть. Я часто задумывался, почему самые все светлые головы — Пушкин, Цветаева, Маяковский, Лермонтов, Есенин — кончили жизнь так трагически? И пришел к такому выводу: люди не терпят тех, кто своей высотой подчеркивает их приземленность, и пытаются всеми способами такие светлые головы уничтожить и извести.
— Чтобы закончить на позитивной ноте, скажите, что вас сегодня радует?
— Моя семья. Мои внуки: Маринике — девятый год, а Тимофею — исполнилось четыре. Я рад, что они живут в более-менее свободной стране, избавившейся от страха многих запретов, которые существовали раньше. В этом отношении наши внуки — более счастливые, чем мы. Главный совет наших родителей «не высовываться» — их не касается. Пусть они высовываются как можно больше. И пусть будет как можно меньше людей, которые хотели бы противостоять их личностному росту.
— То есть высовываться, на ваш взгляд, можно?
— Представьте, что на трамвае написано: «Высовываться можно!»
— Очень рязановский ответ. Спасибо!
