Выступая недавно на одном мероприятии, бывший директор ЦРУ Майкл Морелл (Michael Morell) задал вопрос о российском президенте Владимире Путине. Как следует понимать Путина, спросил он, — как результат долгой истории российских руководителей или как нечто новое на российской сцене?
Это хороший вопрос. В какой мере можно объяснить мотивы и действия Путина, исходя из его уникальной индивидуальности? И в какой степени мы можем приписывать его поведение культурным и историческим особенностям русских царей и советских руководителей?
В представлении о том, что кремлевские лидеры соответствуют какому-то базовому «русскому» архетипу, нет ничего нового. На всем протяжении холодной войны каждый новый посол США в Москве неизменно отправлялся в Нью-Джерси в Принстонский университет на встречу с самым знаменитым нашим дипломатом Джорджем Кеннаном, чтобы попросить у него совета о том, как строить отношения с Москвой. Кеннан советовал каждому новому послу побывать в любой университетской библиотеке и почитать любую книгу о российской истории 18-го или 19-го века. Он утверждал, что дипломат, читая старые русские книги, может узнать о современных советских руководителях и политике не меньше, чем из современной литературы. Чем больше все меняется, тем больше все остается без изменений.
Тем не менее, советский эксперимент должен был стать чем-то новым. Это был отход от российской истории, попытка построить общество на базе идеологии. КГБ стал главным инструментом государственной власти и авангардом в борьбе за формирование «современного человека». Интеллектуальный человек будущего отказывался от националистических настроений. Это был не русский, а советский гражданин. По всеобщему признанию, Путин поверил в эту мечту о формировании нового советского человека и вначале не вписывался в рамки прежних российских самовластных правителей. Когда Путин после распада Советского Союза сменил на посту президента стареющего Бориса Ельцина, он вначале стремился сблизить Россию с Западом и повести ее в демократическое будущее. В 2005 году он даже заявил, что распад советской империи был «величайшей геополитической катастрофой» 20-го века.
Но укрепляя режим собственной власти, Путин все больше сосредотачивал в своих руках рычаги политического и экономического управления, присваивая русские культурные исторические символы в интересах получения поддержки в обществе. Шло время, и он все меньше говорил о советских уроках, подчеркивая коллективные чувства русского национализма. По его мнению, иностранцы на всем протяжении истории угрожали России, и стабильность российскому государству мог дать только сильный лидер. Конечно, в такой точке зрения есть определенная логика и толика достоверности. У России нет естественных границ, и она неоднократно подвергалась нападению со стороны сильных соседей. Путин в 1991 году пережил распад своей страны, казавшейся столь мощной. Описывая Путина, бывший госсекретарь Генри Киссинджер сказал: «Это человек, ощущающий тесную связь, внутреннюю связь с российской историей, как он ее видит».
В этом смысле политика и поведение Путина за последние 15 лет все чаще следуют историческим российским закономерностям самовластия и мелочной опеки. Путин узурпировал роль «доброго царя» или «вождя» и подчеркивает значимость российской силы. Россия не желает видеть, как ее соседи усиливаются и сближаются с Западом. С каждым новым международным кризисом, будь то войны на Балканах, расширение НАТО, восстания в Грузии, на Украине, в Ливии или Египте, личные претензии Путина к Соединенным Штатам усиливаются и становятся все более резкими.
Воззрения и политика Путина совпадают с многовековым представлением России о том, что Запад всегда предавал ее. Русские тираны стремились к неограниченной власти из-за комплекса собственной неполноценности и мессианского представления о России как о стране, не похожей на другие государства. Добрый царь может уберечь страну от тех, кто пытается воспользоваться ее слабостями. В такой обстановке постоянного страха перед предательством России нужен сильный лидер, который будет сохранять ее государственность и зорко следить за другими. Реальная демократия является угрозой. Надо сказать, что Путин пытается сеять хаос за рубежом и придумывает истории о грозящей оттуда опасности, а сам тем временем стремится предстать в образе сильного лидера, способного защитить свою страну от чужаков. Население готово отказаться от прозрачности, политического участия, готово смириться с руководителями, грабящими национальную казну — лишь бы ему дали стабильность и безопасность.
Но хотя Путин присвоил символы российской мифологии, он не является классическим русским правителем. Он представляет собой нечто новое. Путин — это выдумка. Он играет роль. Он насквозь пропитался духом КГБ. Свою политику и действия на публике он выстраивает таким образом, чтобы предстать в образе царя, еще больше укрепить свою власть и удержаться за нее. Его попытка надеть на себя мантию всесильного лидера мифического российского государства с тысячелетней историей — это не что иное, как сознательное и циничное стремление сохранить свою власть. Подобно деспотам всего мира, он страшится своего народа. Путин знает, что уже не может больше рассчитывать на расцвет экономики и повышение уровня жизни, благодаря которым народ оказывал ему поддержку. Вместо этого он вцепился в идеи ярого национализма.
Точно так же нападки на президентские выборы в США в 2016 году были в равной степени направлены и на российскую аудиторию, и на зарубежных противников. Сигнал россиянам заключается в том, что Путина уважают и боятся на мировой арене. А поэтому они должны восхищаться его силой и страшиться ее. Его высказывания о мультикультурализме, иммиграции и однополых браках призваны создать контраст с декадентским и развращенным Западом, на фоне которого стабильная Россия живет в соответствии со своими традиционными ценностями. Весь этот изощренный сюжет предназначен для того, чтобы Путин мог удержать власть и защитить свои украденные богатства.
Многие ученые прилагают серьезные усилия в попытке найти определение путинскому государству. Они думают о том, как его назвать: тоталитарным, мафиозным, государством блатного капитализма, криминальной клептократией, полицейским государством или традиционной системой самовластия. В путинском государстве присутствуют все эти элементы, но у него одна-единственная цель: контроль. Путин создал из себя фиктивную личность и породил атмосферу страха, чтобы контролировать население и убеждать его в том, что он является единственным ответом на все их вопросы. Та лживая паранойя, которая создается вокруг американских действий и намерений, на самом деле имеет целью слепить врага, которого можно было бы винить за неспособность Путина улучшить жизнь народа. Тираны инстинктивно понимают, что им нужен враг, нужна угроза, против которой можно сплотиться. Путин знает, что власть мимолетна. Он также знает, что его власть, которая в настоящее время кажется прочной, нелегитимна и слаба. Он знает, что даже более сильные и долговременные режимы падали под напором народной силы и внешнего давления. Он боится смены режима.
