Посадив крымско-татарских активистов, оккупанты упрятали за решетку некий костяк. Это такое предупреждение другим — для всех найдем повод, чтобы посадить.
«Мы обыкновенная крымскотатарская семья. Джемилева, Чубарова, Чийгоза только по телевизору видели», — говорит Мавиле Дегерменджи.
Она — сестра и дочь двух политических заключенных, преследуемых на территории аннексированного Крыма — Мустафы Дегерменджи, арестованного по «делу 26 февраля», и Бекира Дегерменджи, фигуранта «дела о вымогательстве». Мустафа был задержан ФСБ в мае 2015 года и обвиняется в участии в «массовых беспорядках» у стен Верховной Рады Крыма, Бекир — в ноябре 2017-го за «вымогательство» нескольких тысяч долларов у Юсуфа Аитана — гражданина Турции.
Мавиле соглашается встретиться в центре Киева. Последние два года девушка учится в столице. Договариваемся увидеться в уютном крымскотатарском кафе, но, оказывается, оно в ранние часы еще закрыто. Поэтому идем в одно из заведений американского фаст-фуда. Вокруг — достаточно шумно, мимо выбранного столика проходят десятки людей. Когда Мавиле пересказывает «официальные версии», часто смотрит по сторонам, а когда рассказывает о семье — в ее глазах появляются еле заметные искорки радости.
Бекир: история о «вымогательстве»
«23 ноября мне позвонили из Крыма, сказали, что у нас — обыск. Параллельно читала информацию в социальных сетях. Думала, что отец в это время дома. Но после увидела кадры задержания в кафе в Симферополе и комментарий: отец и несколько активистов вымогали деньги у некого турка», — вспоминает Мавиле.
Вскоре стало известно, что при этой «спецоперации» погибла 83-летняя участница крымскотатарского национального движения Веджие Кашка.
«Это легендарная личность для нашего народа. Она сдружилась с нашей семьей после произошедшего с моим братом, — продолжает Мавиле. — Несмотря на свой преклонный возраст, приезжала на суды, бывала у нас дома, всячески старалась помочь. Наша семья ее очень полюбила. Вообще нет человека, который бы ее не любил. Несколько месяцев назад Веджие Кашка была в Турции. После возвращения в Крым, сообщила моей маме, что ее внучка сошлась с неким турком, который очень хороший человек. Мы все обрадовались за внучку. Этот человек приезжал даже к нам в дом. Обсматривал его каждый уголок, обошел двор. Мы связывали такой интерес с его профессией — он строитель, давал нам советы, ведь наш дом все еще не достроен».
По словам Мавиле, примерно в конце лета ее маме позвонила Кашка, сказала, что тот турок сбежал и украл у ее семьи семь тысяч долларов.
Семья Веджие — это она, внучка и правнучка. Родители девушки погибли в автокатастрофе, когда та была маленькой. «Кашка была для нее и бабушкой, и мамой, и подругой», — говорит Мавиле.
Бекир Дегерменджи, узнав о случившемся, не хотел вопрос решать громко, подумал, что его можно уладить в узком кругу. Стал выяснять, кто же на самом деле этот Аитан. Выяснилось, у него есть бывшая жена на территории Крыма, двое детей, и несколько подобных историй с обманом и воровством. Внучка Веджие связалась с его бывшей женой, та удивлялась, как она могла поверить такому человеку. Турок покупал внучке дорогие подарки, золото. Как после оказалось, все это он приносил за краденные у них же деньги.
Как только Бекир узнал обо всем, попросил поддержки еще нескольких активистов. Сейчас они арестованы вместе с отцом Мавиле. Они нашли телефон турка, позвонили ему, он пообещал деньги вернуть, написал даже расписку, которая сохранялась в доме Кашки. «Общался этот турок только с моим отцом, — рассказывает младшая Дегерменджи. — Говорил, «будьте моим гарантом, что меня не тронут». И вот в конце ноября Юсуф Аитан назначил встречу на 23-е в симферопольском кафе. «Папа позвонил Веджие Кашке, та сказала, что хочет посмотреть в глаза этому аферисту. Они приехали в указанное место, где и произошло это показное маски-шоу», — восстанавливает картину происшедшего Мавиле.
Все это время 83-летняя женщина была рядом. На нее даже надели наручники. После чего Веджие стало плохо. Кашку забрала скорая, в которой она и умерла.
В ту минуту «крымские силовики» уже проводили обыск в ее доме — забрали телефон и ту самую, написанную турком, расписку, а российские СМИ разносили по всему Крыму сенсационную новость: крымские татары, члены Меджлиса (Организация, запрещенная в РФ, ред.) (хотя Бекир Дегерменджи таковым никогда не был) вымогали у гражданина Турции деньги. Последние передавали информацию из первых уст — самого Юсуфа Аитана.
«Как мы понимаем, этот турок — завербованный ФСБ человек, — говорит Мавиле. — Он неспроста появился в нашей жизни. Мой отец и остальные задержанные высказывали четкую гражданскую позицию: были против того, что происходит в Крыму с февраля 2014 года, поддерживали территориальную целостность Украины. Они посещали многие суды над крымскими татарами. Мой отец неоднократно приезжал в Киев, был в Европе, в частности, в Европарламенте, старался везде рассказывать, что происходит с его сыном. Говорил об этом везде, где можно было и где нельзя. Всегда со всеми спорил. Часто было, что он неосторожно выражался, а мы волновались из-за этого. И на судах он всегда припирался судьями и конвоирами. Несколько раз его задерживали при пересечении административной границы с Крымом, проводили дополнительные досмотры. Но честно сказать, семья не ожидала, что такое может произойти. Два арестованных человека в одной семье по сфабрикованным делам — это перебор даже для России. Есть версия, что Россия видит, что отношения между Украиной и Турцией стали теплее, и хочет два государства рассорить. На бытовом уровне решили показать, что гражданин Турции пожаловался на крымских татар».
«Посадив моего отца и других активистов, они упрятали за решетку некий костяк. Мол, это такое предупреждение другим — для всех найдем повод, чтобы посадить. Если вскоре они возьмутся за женщин, я не удивлюсь», — добавляет Мавиле.
Сейчас Бекир Дегерменджи находится в изоляторе временного содержания в Саках. Вместе с ним Асан Чапух. Задержанные Кезим Аметов и Руслан Трубач — в Бахчисарае.
Адвокат Дегерменджи — Эдем Смедляев. Почти всю информацию семья узнает от него. В том числе, и о состоянии здоровья, ведь у 57-летнего мужчины бронхиальная астма и аллергия.
«Я просто описать не могу, как российские СМИ сейчас поливают грязью людей, — произносит Мавиле, и боль слышна в каждом звуке. — Там каждый день можно было услышать, что члены запрещенной организации Меджлис вымогали деньги у гражданина Турции. Очерняются имена. Разумеется, крымские татары это не поддерживают и не смотрят российские СМИ, но есть те, кто смотрит. Даже среди моих знакомых были такие, которые мне написали: "Задержали твоего отца, может ты чего-то не знаешь?" И эти люди росли у моего отца на глазах! Так что есть какое-то воздействие…».
Мустафа: «участие в беспорядках»
«Дело 26 февраля, об этом даже я могу говорить, не имея юридического образования, не имеет смысла — события происходили при государстве Украина, де-факто тут не действовали законы РФ. Если бы Украина заметила "массовые беспорядки", то и должна была разбираться. Об этом говорит и наш адвокат, но кто его слушает», — Мавиле переходит к более раннему эпизоду в жизни их семьи, связанного с притеснением крымских татар в Крыму.
Мустафу Дегерменджи арестовали в мае 2015 года. Родные вспоминают, что в тот день он подвозил маму на работу. Дорогу им перекрыл автозак, из него выскочили люди в полном обмундировании. Задерживали жестоко — уложили лицом в асфальт. Мама только и успела спросить, за что. А в ответ Алие услышала, что ее сын обвиняется в массовых беспорядках. Пока мама звонила отцу, силовики посадили Мустафу в автозак и увезли. Последовал арест на 48 часов, затем — на два месяца. И так Дегерменджи сидел почти год и девять месяцев. После разделения одного дела на два — «организатора» Ахтема Чийгоза и остальных, в том числе Мустафы, брата Мавиле суд отправил под домашний арест.
«Мустафе инкриминируют участие в массовых беспорядках, — продолжает сестра. — Но если послушать на суде материалы следствия, то в них сказано, что якобы мой брат и остальные фигуранты этого дела действовали по указанию Чийгоза, а теперь и Меджлиса. Да, мы все знаем, кто такие Мустафа Джемилев, Рефат Чубаров, Ильми Умеров, но лично с ними никто не был знаком. Но следствие это не интересует, они хотят доказать сговор. Оно ни раз предлагало оговорить Чийгоза в обмен на свободу. Разумеется, брат не согласился».
И Мустафа, и Бекир 26 февраля 2014 года присутствовали на площади около парламента. Но в здание ВР никто не заходил. Сохранилось видео, на котором видно, что отцу стало плохо, Мустафа помог ему. После они вместе отправились на квартиру к Мавиле.
«В 16.00 они уже были у меня, в то время как брату инкриминируют, что тогда тот был еще на площади. Мой брат, как и Али Асанов, просто случайные люди, которые были на площади и попали на видео. И, конечно же, на них кто-то указал. Много сейчас людей сотрудничают с силовиками», — говорит девушка.
«Свидетелей обвинения в деле — миллион, — продолжает она. — Но никто из них не указывает на конкретные имена. Все говорят: да, вот эти, — участники массовых беспорядков. Один из них идет по делу моего брата и другого активиста Эскендера Эмирвалиева — некий господин Шлягин. Но и он сказал, что не имеет претензий к этим людям. 26 февраля произошла перепалка: Эскендер забирал у Шлягина российский флаг. Рядом стоял мой брат. На него пошла толпа, и брат самообороняясь кого-то пнул. Среди всей этой толпы решили Шлягина сделать главным пострадавшим. Согласно материалам дела, этот человек через год вспомнил, что ему нанесли физическую боль. Рассказал, что через два месяца после инцидента обратился в больницу, врачи нашли гематому. Смешная история. Но при этом плакать хочется — страдаем то мы. Как сказал следователь моей маме, когда она заметила, что в митинге участвовали две стороны, почему тогда судят только крымских татар: «Победителей не судят».
Когда по «делу 26 февраля» освободили Ахтема Чийгоза, родные Дегерменджи думали, что-то решится — «организатора» — нет, и участников тоже. Но пока ничего не понятно. На декабрь назначено восемь заседаний. Каждые два дня.
Однажды семья думала, что Мустафу хотят отпустить — срок содержания под стражей оканчивался, а его не продлевали. «Мы, скажем так, себе нарисовали мечту, что будем забирать брата. Даже адвокат в это поверил. Но после перезвонил, сказал о заседании. На нем арест был продлен. Это для нас был сильный удар, такой, что не могу передать словами», — вспоминает сестра Мустафы Дегерменджи.
Его адвокат — Александр Солодков — 26 февраля 2014 года находился по ту сторону баррикад, и приветствовал приход России на полуостров. От своих убеждений не отказывается. «Нам много раз говорили, чтобы мы поменяли адвоката, — говорит Мавиле. — Но он нам нравится, абсолютно точно выполняет свою работу. Говорит, что будем подавать в ЕСПЧ. Он нам ни разу не сказал, а может согласитесь на сотрудничество. Другое дело — его позиция. Но позиция у человека может не совпадать с моей. Мы не можем осуждать его за нее».
Народ, который всегда возвращается
«Рождается ребенок, и семья рассказывает ему историю нашего народа. У нас в доме всегда говорили о национальном движении, нам прививались качества честности, справедливости, правдолюбия, нам говорили не сторониться народа, быть активными. И вот за эту активность арестовали моего отца», — уверена девушка. Она и сама не может молчать.
Рассказывает, как после «референдума» 2014 года пришла на занятия, а ее спросили, ходила ли она голосовать. «В группе я одна крымская татарка. Ответила, что нет. «О, предательница среди нас нашлась», — услышала я и ответила: «Мне не привыкать, что мой народ и меня лично называют предателем совершенно безосновательно, но настоящие предатели — это вы. Долгое время жили в Украине, получали от нее стипендии, делали все на деньги Украины, а теперь кричите: Россия-Россия! Если уж так плохо жилось при Украине, то чего все в Россию не уехали?» — вспоминает она.
Мавиле задевает, когда в Киеве ей приходится слышать: главное для Украины — Донбасс. «А ведь в Крыму вся наша история, корни, могилы наших предков. Сколько боли, крови пролито, чтобы мы могли жить на своей земле. Посмотрите, сколько пропадает людей. Например, Эрвин Ибрагимов. О нем до сих пор ничего не известно. Вы бы видели его родителей, его мама от бессилия чахнет на глазах. Это так страшно, не знать, что с твоим сыном. И никто не говорит, что с ним. Родители каждый день ждут, что сын придет».
«Я неоднократно слышала от русскоязычного населения в Крыму: лучше мы бы при Украине жили, чего нам в Украине не сиделось. Да, завлекли людей высокими зарплатами и пенсиями, но потом их урезали больше чем в половину. Я помню, как мой декан, а он сторонник "русского мира", как только все это произошло, сказал: как хорошо, что восторжествовала историческая справедливость, но не надо забывать, что Крым, как сирота, которого взяла мачеха, которая поначалу любит всех, но, когда появляется что-то новое, бросает и уходит. И мне так врезались эти слова в память», — вспоминает девушка.
«Говорят, Всевышний не посылает нам больше, чем мы можем преодолеть, — слегка улыбается собеседница. — Значит — и это мы выдержим, значит — и это пройдет. Наш народ упадет, еще раз упадет, но, когда окончательно встанет — упадут все. Испытывать наше терпение просто не надо. Так бы хотелось, чтобы все это побыстрее закончилось. Вот представьте: как-то утром мы откроем глаза и увидим по всем телеканалам новости, что российские войска покидают Крым и Донбасс. Я в это очень хочу верить. Потому что жить и думать только о негативе зачем? В подобных мыслях можно утопиться. А пока же в Крыму их время. РФ — это государство, от которого не знаешь, чего ждать. Они морально, психологически выдавливают народ из Крыма. Наши лидеры, несмотря на то, что им запрещен въезд в Крым, будут делать все, чтобы спасти наш народ. Даже если вдруг развернется самый страшный сценарий, и всех крымских татар депортируют, придет время, мы снова все вернемся. Мы всегда возвращаемся. Когда в 1944-м депортировали народ, все говорили, что мы никогда не вернемся. А вернулись. Знаете, в 2014 году у мамы на работе говорили, якобы в шутку: "Ну ничего, уедете все отсюда, а мы жили в маленьких домах, теперь будем жить в двухэтажных". Пока держимся. Это все-таки наша родина, другой у нас нет — только Крым. Куда бежать? Это они сейчас на нашей родине грязными сапогами топчутся, пачкают землю. Они не сломают нас, мы их сломаем скорее».
Когда девушка вспоминает об отце, ее глаза загораются радостью и счастьем. Она, как маленькая девочка, кажется, вот-вот сорвется и побежит к нему. Но он далеко. И обнять его она сейчас не может. Тот через своего адвоката передает, что сможет все выдержать. И Мавиле ему верит.
«У меня в Крыму все связано с любовью отца. У нас с папой очень тесная связь. Мы друг без друга не можем. Когда брата забрали, мне казалось, что я осталась без защиты, а сейчас мне кажется, что я вдвойне без нее. Хочется сразу стать маленьким ребенком, чтобы ничего не решать. Но судьба твердит: «Нет, Мавиле, ты уже взрослая, пора действовать!»
