Из-за пересечения двух имперских претензий (реальной российской и трагикомической сербской) Боснии и Герцеговине, Черногории и Македонии не позволяется самим принимать решения о выборе стратегических направлений в их внешней и внутренней политике.
Проблема между Вучичем и Изетбеговичем не в том, что Босния и Герцеговина хочет признать Косово, а в том, как формировать и проводить внешнюю (и не только) политику Боснии и Герцеговины. Ведь Сербия сегодня откровенно претендует на то, чтобы принципиальным образом влиять на государственную политику Македонии, Черногории и Боснии и Герцеговины, в том числе с помощью темы Косово. Государствам, от которых сербские националисты в прошлом, да и сейчас, не скрывали свои претензии, считая их частью воображаемого великосербского государства, Сербия просто не может позволить им самостоятельно принимать решения, касающиеся важных вопросов. Примечательно, что означенные сербские претензии перекликаются и с российским пониманием сфер интересов на Балканах. Начиная с 19 века и вплоть до Милошевича, Коштуницы и Тадича, можно проследить постоянные претензии Сербии к соседям.
Суть проблемы мало кому понятна. Одним — потому что не хотят понимать или намеренно манипулируют этой темой, а другим — потому что не распознали обмана. Когда говорят о недавнем росте напряженности в отношениях Белграда и Сараево, то связывают ее с проблемой Косово, вернее — признанием его государством. На первый взгляд так действительно может показаться, однако проблема здесь намного сложнее и глубже.
Конфликт возник не так давно, когда боснийский член Президиума Боснии и Герцеговины, отвечая на вопрос журналиста, заявил, что его государство должно признать Косово. Это было частное мнение, которое Бакир Изетбегович не может реализовать на практике. То есть речь о политическом намерении без практических последствий. Однако совершенно внезапно (или нет) представители сербской власти и режимные сербские СМИ начали беспрецедентную кампанию националистической истерии и насаждения ненависти. Насаждается представление о боснийцах как врагах, и на первых полосах газет преобладают такие слова, как «враг», «колья», «противно» и им подобные.
Поджигательская политика Вучича на Балканах
Второй этап начался шестого декабря 2017 года, когда члены Президиума БиГ, состоящего из трех человек, посетили Белград. На пресс-конференции фаворит Додика, хорват Драган Чович, заявил по поводу спора вокруг Косово, что Босния и Герцеговина будет учитывать мнение Сербии в этом важном вопросе. Довольная улыбка на лице президента Сербии говорила о том, что им удалось достигнуть — если пользоваться общепринятой формулировкой — высокой степени согласованности позиций. И тогда, выходя за рамки протокола, в дискуссию включился Изетбегович: «Международная политика и позиция Боснии и Герцеговины будет формироваться в Сараево, и заниматься этим будут три присутствующих здесь человека. Разумеется, мы учтем мнения соседних стран, поскольку сосуществуем рядом с Сербией и Хорватией… Мое мнение таково, что внешнюю политику должна определять сама Босния и Герцеговина с учетом позиций соседних стран». Последовала бурная реакция Александра Вучича, которая в большей степени проявилась на следующий день в заголовках режимных белградских газет, нежели в словах самого сербского лидера непосредственно на пресс-конференции.
В массе разных реакций, одобрительных и осуждающих, затерялась суть. Косово — лишь объект на службе у других интересов. Ключевая проблема, вокруг которой Сербия ведет спор не только с Боснией и Герцеговиной, но и с другими соседями, заключается в том, признает ли Сербия их суверенитет или предпочтет считать их нынешний статус временным и иллюзорным.
Для дальнейшего анализа необходимо вернуться во времена правления Бориса Тадича и Демократической партии. В январе 2010 года, после установления дипломатических отношений между Черногорией и Косово, глава МИДа Сербии Вук Еремич, сыпля оскорблениями и националистическими заявлениями, отозвал посла из Подгорицы. Перед этим в октябре 2008 года, когда Македония и Черногория признали Косово, власть Бориса Тадича выслала их дипломатических представителей, серьезным образом навредив добрососедским отношениям в регионе.
«Заядлый патриот»
Можно обратиться к еще более давнему прошлому и напомнить, что при Милошевиче Сербия установила дипломатические отношения с Македонией только в апреле 1996 года, хотя международное сообщество признало это государство еще в 1992, а уже в следующем году оно вошло в ООН. Затягивание Белграда с признанием Македонии и признание ее только весной 1996 года (всего через несколько месяцев после Дейтонского мирного соглашения) имело одну скрытую цель: не признавая македонское государство, Сербия хотела выразить несогласие с границами, признанными АВНОЮ (Антифашистским вече народного освобождения Югославия) и международным сообществом, и оставить себе пространство для маневра.
Только когда Милошевич в Дейтоне в 1995 году сделал то, что должен был сделать еще в 1991 году на Гаагской конференции (тогда никакой войны не было бы), все надежды на великосербское государство умерли, и официальный Белград признал Македонию. До тех пор вариантов развития событий была масса.
Можно погрузиться в прошлое еще глубже. Лидер умеренной Демократической партии в Королевстве Югославии Милан Грол хоть и утверждал, что Слободан Йованович — «заядлый патриот», не мог простить коммунистам создания македонского государства в новой федерации и даже горько плакал из-за признания черногорского национального своеобразия. О реакции тогдашних убежденных националистов говорить излишне.
Преемственность можно проследить с 19 века, в межвоенный период в 20 веке и вплоть до неизменных моделей, которые к соседям — государствам, признанным на международном уровне применяли Милошевич, Коштуница, Тадич, не забывая о современных явлениях.
Нескрываемые претензии
Сегодня проблема между Вучичем и Изетбеговичем не в том, что Босния и Герцеговина хочет признать Косово, а в том, как формировать и проводить внешнюю (и не только) политику Боснии и Герцеговины. Ведь Сербия сегодня откровенно претендует на то, чтобы принципиальным образом влиять на государственную политику Македонии, Черногории и Боснии и Герцеговины, в том числе используя тему Косово. Поэтому не случайно, что различные структуры, контролируемые Белградом, участвуют в государственном перевороте в Македонии и Черногории. В случае первой цель Сербии — привести к власти желательных лиц, а в случае второй — свергнуть нежелательных.
То есть ни одному государству, к которому сербский национализм в прошлом, как и сегодня, предъявлял претензии, считая частью воображаемого великосербского государства, не позволяется самостоятельно принимать решения, касающиеся важных вопросов. Примечательно, что означенные сербские претензии перекликаются и с российским пониманием сфер интересов на Балканах. План кремлевских стратегов о четырех (псевдо)нейтральных государствах под российским патронажем (Сербия, Босния и Герцеговина, Черногория и Македония) придуман не сегодня, и Россия давно претендует на юго-восток Европы — регион, где на протяжении веков, не угрожая своим жизненно важным интересам, Россия утверждается в качестве великой державы.
История знает много примеров утверждения, сделанного выше, но они выходят за рамки данной статьи. Из-за пересечения двух имперских претензий (реальной российской и трагикомической сербской) Боснии и Герцеговине, Черногории и Македонии не позволяется самим принимать решения о выборе стратегических направлений в их внешней и внутренней политике. И Россия, и Сербия считают себя вправе решать вместо них. И когда реальность расходится с российскими или сербскими представлениями, следует возмущение и сыплются угрозы, будь то речь о вступлении Черногории или Македонии в НАТО или о признании Боснией и Герцеговиной Косово. В этом и заключается причина того, что, например, Словения имела возможность сделать и то, и другое, а Россия и Сербия признают ее государством, заслуживающим доверия. При этом Словения не входит в сферу имперских претензий сербского или российского национализма.
Из-за всего вышесказанного мнение, высказанное любым политиком из Боснии и Герцеговины о том, что внешняя политика этой страны формируется в Сараево, сталкивалось и сталкивается с отторжением, возмущением и медиа-истерикой Белграда. И пока главной идеей Сербии остается национализм, фундаментальными целями которого являются территориальные претензии, сербскую политику по отношению к соседям будут определять и направлять идеи и намерения этой идеологической ориентации. Сейчас нет никаких намеков на то, что вскоре что-то изменится. Поэтому и в будущем все декламируемые надежды на примирение и добрососедство будут гибнуть раньше, чем высохнет типографская краска на завтрашних газетах.
Страны региона являются самостоятельными и признанными мировым сообществом государствами и обладают суверенным правом принимать решения, касающиеся их внешней и внутренней политики. Границы на Балканах не временны и не иллюзорны, и наши соседи не являются некими квазигосударствами или полуфабрикатами, к которым нельзя применять критерии, действующие со всеми другими субъектами международных отношений. Когда однажды какая-нибудь сербская власть (и интеллектуальная элита) это осознает, будут созданы условия для реального снижения напряженности и примирения на Балканах. До тех пор любая случайная фраза может стать поводом для погружения региона в воинственную и антагонистическую атмосферу. И неожиданно, как уже бывало, воинственные кличи со страниц преступных газет могут стать реальностью.
