25 декабря россиян ждет обычный рабочий день, а украинцев — новый государственный выходной. В непринужденной праздничной атмосфере мы сможем лишний раз продемонстрировать отрыв Украины от бывшей метрополии.
Для украинского руководства такие демонстрации стали важнейшим политическим козырем — особенно ценным, учитывая дефицит иных достижений.
В уходящем году государственная машина потрудилась на славу, добиваясь полного цивилизационного разрыва с РФ. При этом главным препятствием видятся следы общего имперского прошлого.
Прежние исторические трактовки, старорежимные топонимы, памятники советской эпохи, «великий и могучий» язык метрополии, церковные праздники по юлианскому календарю, 8 марта с букетами цветов и Новый год с Дедом Морозом — отечественным законодателям и чиновникам есть чем заняться.
Груз прошлого перебирается вновь и вновь, дабы уничтожить как можно больше имперских примет и еще нагляднее подчеркнуть наше отличие от России.
Но парадокс в том, что пока государство занято прошлым, украинцев и россиян успешно разъединяет настоящее.
Государственные мужи бьются за Анну Киевскую и сражаются с советской топонимикой — а тем временем напористый 21 век делает свое дело, шаг за шагом размывая представление о «народах-братьях».
То, чего Украина старается достичь, беспрестанно оглядываясь назад, достигается благодаря современности.
У нас охотно спорят о патриотическом воспитании детей и молодежи, призванном оградить новое поколение от российского влияния.
А между тем проблема в значительной мере решена естественным путем: достаточно сравнить жизненный опыт украинцев и россиян, готовящихся отпраздновать совершеннолетие в 2018 году.
Юный россиянин прожил всю жизнь в мире, где Путин был всегда, и где смена политического режима представляется чем-то абстрактно-теоретическим. Мысли и чувства соседского тинэйджера — даже если он бунтует против власти и ходит на митинги Навального — будут нести неизгладимый отпечаток этого мира.
А юный украинец того же возраста застал четырех президентов и две революции. И бурная новейшая история оказала куда большее влияние на формирование его личности, чем любые казенные рассказы о Запорожской Сечи, героях Крут или воинах УПА (запрещенная в России организация — прим. ред.).
Молодые люди из Украины и России могут сидеть в одних и тех же социальных сетях, смотреть одни и те же фильмы, слушать одну и ту же музыку, читать одни и те же книги. Но базовые понятия — государство, гражданин, власть, общество — они все равно будут воспринимать по-разному.
Бытие определяет сознание, и украинское бытие справляется с этой ролью намного эффективнее, нежели школьные учебники или пафосные ура-патриотические речи.
У нас спорят, от каких еще советских праздников должна отказаться Украина, чтобы разорвать всякую связь с Россией.
А между тем на наших глазах в РФ рождается новый культурный феномен, имеющий больше общего уже не с советской традицией, а с Хэллоуином, Марди Гра или мексиканским Днем мертвых.
Главный российский праздник 9 мая превращается в классическое карнавальное действо: с бойкой торговлей детскими гимнастерочками, барышнями в кокетливых пилотках и мини-юбках, воздушными шариками в форме танков Т-34, шутовскими наклейками на автомобилях и веселой мишурой из георгиевских ленточек.
К советской истории 1941-1945 эти народные гуляния имеют примерно такое же отношение, как вырезаемый из тыквы светильник Джека — к реальному намерению отпугнуть злых духов. И для десятков миллионов россиян все это стало органичной частью национальной культуры.
У сознательного украинца георгиевская лента вызывает отнюдь не праздничные ассоциации, и с его точки зрения соседский маскарад выглядит дико. Но примечательно то, что новые карнавально-коммерческие веяния обошли стороной и несознательную часть украинцев.
Наш старомодный «ватник» может ностальгировать по советской империи, гордиться Великой Победой, отмечать 9 мая назло УИНП — но все равно не будет воспринимать этот день так же, как его воспринимает новое поколение россиян.
Культурный развод между двумя странами состоялся. И современная Россия внесла в него не меньшую лепту, чем Украина.
У нас по-прежнему спорят о пресловутом языковом вопросе, об имперской русификации и форсированной украинизации. А между тем русский язык в России и русский язык в Украине неуклонно отдаляются друг от друга, и с каждым годом эта тенденция проявляется все отчетливее.
Речь не только о лингвистических нюансах; о большей гибкости «украинского русского», его трансформации, насыщении злободневными неологизмами, заимствованиями из украинской речи и так далее. Прежде всего речь идет о восприятии языка его природными носителями.
Российский русский — «великий и могучий». Украинский русский — просто удобный, и не более того. Российский русский демонстративно противопоставляет себя другим языкам. Украинский русский спокойно с ними сосуществует.
Российский русский имеет глубокое символическое значение и рассматривается в ценностном измерении. Украинский русский воспринимается лишь как инструмент коммуникации и не несет никаких дополнительных смыслов.
Именно это не смог уяснить Кремль, неожиданно столкнувшийся с феноменом русскоязычных украинских патриотов еще в 2004-м и наступивший на те же грабли в 2014-м.
Это не в состоянии уяснить и многие отечественные деятели, по сути, разделяющие закоснелый взгляд Москвы на языковую проблему.
Пока российский режим цепляется за иллюзорную веру в «братские народы», украинское государство играет на демонстрации нашего небратства. Но формирование украинской политической нации лишний раз подтверждает истину, неудобную для этатистов всех мастей.
По своей результативности никакие чиновничьи старания не могут сравниться с естественными процессами, развивающимися в человеческом социуме.
Проблемы, которые государство пытается решать с колоссальными усилиями и назойливым самопиаром, зачастую решаются самой жизнью.
Решаются постепенно и ненавязчиво, но весьма эффективно.
Вот только политических очков на этом, увы, не заработаешь.
