Первая часть репортажа — здесь.
Московская область — Русские заводят меня и Павла в темную комнату. На стенах висят орудия пыток. В том же здании люди дерутся на мечах и другом старинном оружии. Я не понимаю, когда Дмитрий шутит, а однажды вечером в Москве натыкаюсь на ракетный двигатель, оставшийся от космической советской программы. Чуть позже я стал уверен, что кто-нибудь убьет Павла.
Мужчина из Чехии выходит из автобуса с блокнотом в руке. Через окно я наблюдаю, как он здоровается с людьми, стоящими у здания. Дмитрий и Мария тоже выходят.
Вскоре остаемся только мы с Павлом. И, конечно, Елена, которая ждет ответа. Не мог бы я пойти и притвориться Павлом?
Мы — в стране, которой на протяжении всей истории приходилось страдать. В стране, которой пришлось пожертвовать больше всего жизней в борьбе против нацисткой Германии, когда слабая Швеция оставалась нейтральной. Стране, которой пришлось пережить коммунизм и его падение. Стране, которая сейчас восстает после коррупции и несчастий 90-х годов. Стране, которая, несмотря на свою драматическую и трудную историю, гордится собой. Сейчас русские искренне хотят показать, как ошибается окружающий мир, обвиняя Россию в том, что она недемократична и чуть ли не диктатура.
И вот им достался Павел, который в ужасном виде с похмелья спит прямо в автобусе.
То, что Павел решил ехать именно в Россию, — не совсем случайность. Еще дома в Швеции, когда он упрашивал меня поехать с ним, он несколько раз упоминал о том, что хочет посетить могилу родителей своей матери. Для него это было по какой-то причине важно. В то же время, как я понял из слов Павла, его мать отнеслась к этой поездке резко отрицательно.
Почему она была так против, я не знаю, но Павлу, конечно, стоило прислушаться к ней. Хотя бы ради окружающих, если уж не ради чего-то другого.
Я должен принять решение. Остаться сидеть в автобусе, притворяясь, что идет дождь? Или выйти и сделать вид, что я — Павел, шведский дипломат? Что бы я ни сделал, в любом случае, я должен потом всем открыто поведать обо этом.
«Я отказываюсь притворяться кем-то другим. Я не могу врать», — говорю я Елене.
Вместо этого я предлагаю сказать правду, то есть то, что я — шведский журналист. В этой роли я могу задавать подробные вопросы губернатору, людям на избирательных участках и всем, кто сейчас нас ждет. В каком-то смысле я как раз и смогу играть роль представителя страны, если буду оставаться самим собой. Так мы и сделали.
«Скажите, что Павел нехорошо себя чувствует, это ведь правда», — добавляю я.
Беру с собой камеру и выхожу из автобуса. Елена идет рядом со мной. Я не знаю, кто тут губернатор, но я играю свою роль и пожимаю руки всем, с кем встречаюсь. Начинаю задавать небольшие вопросы о списках избирателей, о том, как работает механизм подсчета голосов, у кого какая роль на избирательном участке. Через какое-то время становится все более комфортно в роли «уполномоченного журналиста», и мне уже даже нравится задавать трудные вопросы. Елена делает все возможное, чтобы точно переводить.
Какую-нибудь мелочь, с помощью которой можно теоретически организовать мошенничество на выборах, я должен найти, думаю я. И начинаю по-настоящему вникать в детали. Кто контролирует подсчет голосов? Откуда вы знаете, что в механизм работы устройства никто не вмешивался? Можно ли потом еще раз перепроверить, правильно ли посчитало устройство? Каким образом результат выборов передается дальше наверх?
Оказывается, что представители всех партий стоят на избирательных участках и контролируют подсчет голосов. Каждый раз, когда кто-нибудь передает свой голос, электронное устройство подсчета подтверждает, что бюллетень принят. На дисплее отображается, сколько голосов уже учтено, так что проголосовавший человек может удостовериться, что его бюллетень принят. Затем избирательный бюллетень попадает в закрытый и запечатанный контейнер. Это контролирует присутствующая на месте полиция. Если нужно проверить, правильно ли устройство ведет подсчет, это делается на глазах представителей всех партий: пломбы снимаются и избирательные бюллетени подсчитываются вручную.
Но, может, они делают так же, как в Швеции, где, например, прячут, избирательные бюллетени «Шведских демократов» (правоконсервативная партия Швеции — прим. перев.)? Я прошу их показать, как выглядит избирательный бюллетень. Елена мне переводит строчка за строчкой, что там написано. Оказывается, избирательные бюллетени для всех одинаковые, и избирателям нужно просто отметить крестиком, за какого кандидата они ходят проголосовать. Здесь тоже не сжульничаешь.
Я постепенно начинаю понимать. Похоже, эти выборы организованы лучше, чем в Швеции. Как я об этом расскажу, не рискуя быть обвиненным в том, что меня подкупили русские?
Внезапно я вижу, что Павел пробудился и выбирается из автобуса. Он начинает шататься по избирательному участку, похожий на русского алкаша, а за ним неотрывно следует девушка, которая пытается его усмирить. В глубине избирательного участка стоят журналисты с видеокамерами, и Павел хочет к ним пробраться. Я не пытаюсь помешать. Вместо этого я выхожу на улицу, чтобы глотнуть свежего воздуха.
Там стоит Дмитрий. Он не говорит по-английски, а я не говорю по-русски. Тем не менее я пытаюсь с ним пообщаться. Елену, которая обычно переводит, я где-то потерял. Он достает мобильный и запускает Google Translate. Я достаю свой и делаю то же самое.
Объясняю Дмитрию, что писать о России — тонкая работа, но несмотря на то, что я рискую быть облитым помоями в шведских СМИ, я расскажу все как есть. Заодно я предлагаю ему где-нибудь закопать Павла, мы ведь все-таки в самой большой стране на Земле. Никто его не найдет.
Дмитрий хочет лишь выполнить свою работу, то есть позаботиться о том, чтобы все были довольны, и избежать скандалов. Он прилагает все усилия, чтобы держать ситуацию под контролем. К моему разочарованию, идея закопать шведского дипломата его не заинтересовала.
Тогда я вместо этого заверяю, что политическая карьера Павла закончится сразу же, как только он вернется домой, об этом нетрудно позаботиться. Я напишу выездной репортаж. Дмитрий говорит, что я могу писать абсолютно все, что сочту нужным, у него на этот счет нет никакого мнения.
Программа дня продолжается, и мы едем дальше, на следующий избирательный участок, расположенный на спортивной арене в Коломне. Это солидное здание в хорошем состоянии. Неподалеку от комнаты с устройствами подсчета голосов, организаторами выборов и полицейскими-наблюдателями идет какая-то деятельность. В соседнем помещении дети четырех-пяти лет учатся балету. Когда я фотографирую маленькую русскую девочку, которая на пальчиках выбегает в коридор, меня осеняет мысль, что моя собственная дочь, примерно того же возраста, вероятно, в этот же самый момент занимается балетом в стокгольмском районе Эстермальм.
Только подумайте, если бы она вдруг оказалась здесь! Она была бы так рада. Кроме того, тут все говорят по-русски. Мне приходит в голову еще одна мысль. На балете в Стокгольме я обычно встречаю Пэра Гудмундсона (Per Gudmundson), ведущего журналиста газеты Svenska Dagbladet. Его дочь занимается в группе после моей. Интересно, что бы он сказал, если бы узнал, где я сейчас.
Подходит губернатор и ведет нас на экскурсию. Он гордо показывает все здание, и меня оно впечатляет. В Швеции есть похожие стадионы, но они — в гораздо худшем состоянии. Я спрашиваю, не новостройка ли это. Оказывается, здание возведено в 2006 году.
Несмотря на то, что в здании ведется деятельность разного рода, в первую очередь оно было построено для конькобежного спорта, то есть для скоростной езды на коньках. Здесь много раз проходили масштабные соревнования международного уровня. Губернатор гордо рассказывает о здании, а я иду рядом и задаю вопросы. Метрах в десяти позади нас идет Павел, опустив голову. Он никак не может оторваться от своего Снэпчата.
Мы покидаем арену, и нас ведут посмотреть на историческую часть города. Возраст здешних домов, похоже, достигает несколько сотен лет, но они все равно в очень хорошем состоянии. Тут чисто, мило и уютно.
Воскресенье, обеденное время: На стенах стратегически расположились орудия пыток
Метрах в ста перед нами расположился Коломенский кремль — старый замок или крепость, построенный из камня в первую половину XVI века. Перед ним нас ожидают люди, одетые как рыцари. Я говорю Павлу, что он должен, наконец, собраться. Я это подчеркиваю, сказав, что уже не раз был близок к тому, чтобы надавать ему по морде.
«Не болтай фигню. Ты чего-то хочешь? Можем решить это прямо сейчас!» — орет он.
Он начинает молотить кулаками воздух и становится по-настоящему шумным.
«Ну, давай», — кричит он, готовый начать драться.
Все остальные в компании, похоже, игнорируют ссору, они идут мимо как ни в чем не бывало. Я делаю то же самое, представляя себе, как один из рыцарей задает Павлу хорошую трепку. Меч наверняка отлично вопьется в его окорока.
Помимо рыцарей в экипировке, там стоят две женщины в народных костюмах, одна из них держит хлеб, который называется «каравай», а другая — блюдо. На блюде стоят рюмки со сладким вином под названием «кагор».
У Павла в одной руке сигарета, в другой — мобильный телефон, но именно он первым бежит угоститься хлебом и вином.
«Мог бы, по крайней мере, сигарету выбросить, это неуважительно», — тихо говорит Дмитрий Елене.
«Здесь есть вайфай?» — спрашивает Павел и косится на рыцарский замок XVI века.
Нас приглашают на экскурсию с гидом по старинному зданию. К сожалению, гид, тоже переодетый в рыцаря, говорит только по-русски. Мы осматриваем все комнаты, переходы и закоулки. Это большая рыцарская крепость. Внезапно мы оказываемся в темной холодной комнате в подвале, где с потолка свисают цепи. На стенах стратегически закреплены орудия пыток.
«Павел, ты понимаешь, почему они привели нас именно сюда?» — спрашиваю я ненавязчиво.
«Заткнись», — получаю я в ответ.
Мы посещаем и темное подземелье для заключенных, украшенное хлипкими скелетами, прикованными цепями к стенам. Я замечаю, что один из рыцарей очень похож на Ивара Арпи (Ivar Arpi), коллегу Гудмундсона в Svenska Dagbladet. Двойник Арпи и еще пара русских в экипировке устраивают нам показательную битву с мечами, дубинками и щитами.
После этого Павел хочет сфотографироваться с бойцами. Он берет меч и старается выглядеть круто. Я довольствуюсь несколькими кадрами.
Воскресенье, вторая половина дня: Время пить водку, а меня вынуждают говорить речь
Когда мы покончили с осмотром средневековой крепости, настала пора поесть. Нас приглашают на обед в маленький домик. Там мы сидим с губернатором, его сотрудниками, Дмитрием и Марией; Елена сидит возле меня и переводит. На столе — несколько бутылок водки.
После первой закуски и двух рюмок водки один человек из компании встает и говорит речь по-русски. Остальные тихо сидят за столом. Елена пытается тихонько переводить, но мне трудно уследить за тем, что она говорит. После двух ночей плохого сна, долгой прогулки и двух рюмок у меня шумит в голове. Я напрягаюсь, чтобы не терять концентрацию.
Прежде чем мы дошли до главного блюда, была произнесена еще одна маленькая речь, тост, и мы выпили по рюмке. А затем еще один тост, который Елена переводит. Я начинаю нервничать, ожидается, что какой-нибудь представитель Швеции тоже скажет пару тщательно подобранных слов.
Я бросаю взгляд на Павла. Он сидит в углу и возится с мобильным телефоном. Я уже заметил, что Павел как следует взялся за водку. Рядом с ним — Дмитрий. Выхода нет, разруливать все снова придется мне. Но что мне сказать? Я вынужден бороться с водкой, которая все больше дает о себе знать. Я должен что-нибудь придумать.
Прошу Елену переводить и выступать в роли фильтра, если я случайно ляпну что-то, что звучит глупо. Ей просто надо облечь смысл в настолько хорошую форму, насколько это возможно.
«Но еще я хочу подчеркнуть, что и Россия может кое-чему научиться у Швеции. Не будьте слишком гостеприимными, иначе вас могут использовать».
Павел теперь таращится на меня во все глаза и проводит указательным пальцем по горлу, чтобы я заканчивал свою речь. Но я продолжаю.
«Вы можете спросить Павла, он знает, что я имею в виду, — говорю я торжественно и делаю выразительную паузу перед следующим предложением. — Если бы Швеция не была такой открытой страной, принимающей много мигрантов, Павел не сидел бы в парламенте. Он может рассказать, что происходит, если не останавливать гостей, которые ведут себя беспардонно и очень многого требуют».
Елена переводит предложение за предложением. Павел — весь красный как помидор. Русским нравится моя речь, и меня очень хвалят, хотя и заверяют, что всегда будут гостеприимно относиться к чужакам.
После еды я покупаю сувениры в небольшом магазинчике в исторической части города. Не знаю, из-за водки или потому, что Павел вот уже пару часов ведет себя спокойно, но я теперь не так напряжен и меньше нервничаю. Вопреки всем невзгодам, нам пока что удается пережить этот день без особых скандалов.
Пока Елена в сувенирной лавке никак не может определиться с покупкой, я стою на улице с русскими. Они пытаются мне что-то объяснить, но я не понимаю, что они говорят. Тогда я звоню своей жене по Скайпу, чтобы она перевела мне.
После небольшой беседы с женой в качестве переводчика, я решаю воспользоваться случаем и поговорить со своей четырехлетней дочерью, раз уж я все равно на связи с семьей. Мы с Дмитрием направляемся обратно к автобусу. Я объясняю своей четырехлетке, что я — в России и тут все говорят по-русски.
Затем я передаю телефон Дмитрию.
«Я испекла маффины», — гордо говорит малышка по-русски.
Тут нас догоняет Елена и помогает мне с переводом. Рассказываю Дмитрию, что мои дети никогда не бывали в России, но я хочу привезти свою семью в Коломну. Ведь здесь есть все: балет для малышей, Ивар Арпи в рыцарском костюме, старые дома, спортивная арена и река, в которой можно ловить рыбу.
Дмитрий, который держит в руке мой телефон с четырехлетней девочкой на том конце Скайпа, оборачивается к другим русским в нашей компании. Он с энтузиазмом рассказывает, что маленькая девочка, которая в жизни не была в России, говорит на отчетливом уральском диалекте. Это невероятно его веселит.
Воскресный вечер: Советский ракетный двигатель и брань Павла на приличном мероприятии
Прежде чем ехать обратно, мы успеваем посетить еще один избирательный участок. Когда мы подъезжаем к Москве, небо уже темнеет. Но нас не везут к отелю, вместо этого автобус останавливается на какой-то улице в центре города. Вся компания теперь идет пешком, и куда мы направляемся, мне неизвестно, но моя камера со мной.
Внезапно я обнаруживаю, что прямо посреди улицы стоит ракетный двигатель, оставшийся от советской космической программы. На нем значится «СССР», а также есть маркировка РД-253. Мне кажется, что я узнаю двигатель: видел его в одном документальном фильме. Я успеваю сделать несколько снимков и бегом догоняю свою компанию из автобуса.
Потом обнаруживаю еще несколько интересных вещей. Какие-то мужики грузят космический спутник на грузовик. Он, как и многое другое, был экспонатом общественной выставки в честь 870-летнего юбилея города.
Наконец, мы подходим к толпе народа у ограждения. Все празднично одеты. Многие курят прямо у входа в здание.
Я понятия не имею, что происходит, просто плыву по течению. В дверях стоят две очень легко одетые девушки лет 20 и приветствуют гостей. Они выглядят как девушки, которых нанимают на автомобильные выставки в выставочном центре «Эльмия» (выставочный центр в шведском городе Йончёпинге — прим. перев.).
На входе мне приходится пройти через металлоискатель, вроде того, что в аэропортах, и меня осматривают двое русских охранников. Передо мной — небольшой лифт, но к нему тянется длинная очередь. Так что мы решаем подняться пешком по лестнице. Я стараюсь не отставать, этаж за этажом. Кажется, это никогда не закончится. На каком-то этаже, где по-настоящему темно, прямо посреди лестничной клетки стоит серверный шкаф и мигает маленькими зелеными огоньками. Похоже, он работает и подключен к интернету. Останавливаюсь и некоторое время смотрю на жужжащую машину.
Что это такое? Мы что, идем на российскую фабрику троллей?
Когда я ценой невероятных усилий преодолеваю, наконец, весь путь наверх, меня приветствуют еще две двадцатилетние девушки в такой же одежде, как и те, что внизу на входе.
Вхожу в большую комнату, которая, как мне кажется, занимает весь этаж. Люди одеты по-праздничному. Везде бегают фотографы с камерами, работают телевизионные группы и происходит какая-то тусовка. Тут я понимаю, что попал на ночное мероприятие, которое проходит во время ожидания результатов выборов.
«Здесь каждый сам себе все берет. Чего бы тебе хотелось?» — спрашивает Мария.
Она настаивает, чтобы я что-нибудь съел и не стеснялся пить. Я отказываюсь от алкоголя, но набираю себе на тарелку всего понемногу. Затем отхожу к столу, у которого стоят, беседуя, Павел, Елена, Дмитрий и кто-то еще.
Оказывается, что на это мероприятие приглашены практически все русские кандидаты. Тут присутствует лидер российской коммунистической партии Геннадий Зюганов. И лидер либерально-демократической партии Владимир Жириновский тоже стоит в нескольких метрах от нас, насколько я понимаю из слов всех этих журналистов и фотографов, которые столпились вокруг.
Внезапно слышу, как кто-то повышает голос. Какой-то человек сильно разъярен и кричит по-русски. Люди замолкают и оборачиваются. Вижу, что они смотрят на кого-то поблизости от меня.
Это Павел. Он совершенно обезумел и кричит на Дмитрия как бешеный.
«Совсем стыд потерял. Ты недостойный человек», — ревет Павел по-русски.
Елена быстро и тихо переводит мне, что именно проревел Павел. Я вижу, как люди изумленно на нас таращатся.
Держу камеру наготове. Если кто-то убьет Павла, я должен это заснять. Но драки не происходит. Вместо этого Дмитрий подбирается и спрашивает у Павла, в чем проблема. Затем он поворачивается ко мне и Елене с вопросом.
«Как вы думаете, Павел достаточно адекватен, чтобы прокомментировать выборы в прямом эфире?»
«К черту! Держите его как можно дальше от телекамер», — отвечаю я, а Елена переводит.
Оказывается, Павлу ужасно хочется побывать в прямом эфире. А Дмитрий не вполне уверен, что это стоит делать. В беседе участвует и девушка, которую взяли с собой, чтобы Павел был чем-то занят. В какой-то момент спора Павел страшно разозлился.
Дмитрий уходит, в то время как Павел продолжает осыпать нашего русского спутника ругательствами. Я по-прежнему стою наготове, с камерой на плече.
Девушка, которая весь день была с Павлом, остается возле него и старается его успокоить. Я предлагаю Елене заканчивать и ехать обратно в отель. Так думаю не только я.
Половина нашей компании уезжает на лифте вниз, к выходу. По пути к гардеробу, куда я иду за курткой, я натыкаюсь на Павла. Решаю, что должен сделать его фото с девушками, это отлично впишется в мой репортаж.
Я осторожно спрашиваю его, что он думает о тех двадцатилетних легко одетых девушках, которые стоят на входе. Вот бы и мы на свои послевыборные мероприятия приглашали таких девчонок! Павел расцветает и еще до того, как я успеваю что-то сказать, сам предлагает сфотографировать его с девушками.
После непродолжительных уговоров они соглашаются. Павел становится между ними и показывает знак ОК. Я очень доволен снимками.
Спустившись вниз, я встречаю Дмитрия, который разговаривает с незнакомыми мне людьми. Один из мужчин — хорошо одетый крепкий армянин невысокого роста. Дмитрий что-то говорит про меня, но я не особо понимаю, что именно.
Мы с Еленой здороваемся с этим армянином и жмем ему руку. Елена встречалась с ним раньше, но для меня это новое лицо. Возможно, я его раньше видел в отеле, но я не уверен.
«Вы в списке», — говорит он мне и Елене.
«Но не Павел», — продолжает он.
Что еще за список? Что он имеет в виду? Я прошу Елену объяснить, что происходит. Она наклоняется к моему уху и шепчет.
«Путин», — говорит она тихонько.
Елена объясняет, что речь идет о приглашении на президентские выборы в следующем году. По ее догадке, это значит, что можно будет встретиться с президентом в ночь подсчета голосов, если его снова переизберут.
Когда мы идем к автобусу, Павел находит себе нового человека для общения. Все остальные члены компании его упорно избегают. Даже я стараюсь с ним не общаться и снимаю себе отдельный номер в отеле. Я больше не хочу делить комнату с этим дипломатом.
Воскресная ночь: Елене пришлось звонить охране — кто-то пытался выбить дверь
В ночь на понедельник (на часах 00:19) я лежу в кровати в номере отеля и уже засыпаю. В это время в номере Елены звякает телефон.
«Позвони мне немедленно. Иначе когда мы вернемся в Стокгольм, можешь собирать вещи. У тебя пять минут», — говорится в сообщении от Павла.
Также есть пропущенный звонок от него. Через пять минут приходит новое сообщение. «Открой дверь, нам надо поговорить о завтрашней встрече», — пишет он на этот раз.
В 00:38 приходит еще одно смс.
«Во вторник тебе больше не нужно идти на работу. Хорошего новоселья 30-го числа и удачи с твоим враньем насчет благородного и верного человека. Кстати, такой вопрос: как часто ты бываешь в Финляндии?»
Но Елена спит и все эти сообщения не читает. Внезапно в дверь начинают сильно долбить, и она просыпается. Она до смерти напугана, звонит на рецепцию отеля. Рассказывает, что происходит, и говорит, что не знает, кто бы это мог быть. Администратор обещает отправить к ее номеру охранников.
Елена звонит мне и плачет.
«Я ужасно напугана», — говорит она и объясняет, что кто-то пытался выломать ее дверь.
Сейчас за дверью тихо. Ушел ли Павел оттуда сам или его забрали охранники, Елена не знает. Она не осмеливается открыть дверь.
Утром Елена идет на рецепцию, чтобы узнать, кто ломился к ней посреди ночи. Ей отвечают, что это кто-то из ее собственной группы.
Понедельник: фиаско Павла на торжественном собрании
В первой половине дня мы посещаем центральный избирательный комитет Российской Федерации, чтобы сообщить все, что можем сказать как наблюдатели на выборах. Мы расположились вокруг большого стола вместе с представителями многих других стран. Павел сидит возле меня и переписывается в Снэпчате. Под пиджаком у него желтая футболка.
После встречи мы с Еленой и Марией едем в московский офис Аэрофлота, чтобы купить мне новые билеты. Я вынужден перенести свой отъезд, чтобы присутствовать на мероприятии сегодня вечером.
Разобравшись с билетами, иду покупать сережки для жены. Потом мы с Еленой обедаем в грузинском ресторане. Елена заказывает кальян, и я накуриваюсь так, что у меня почти кружится голова.
В это время Павел с Дмитрием едут на кладбище, где покоятся родители матери Павла.
Впоследствии Павел говорит Елене, что посещение кладбища сделало его другим человеком. Он просит у Елены прощения за свое поведение и говорит, что исправится и больше так не будет.
Вечером проходит завершающее мероприятие со всеми представителями, приглашенными Кремлем. По одному человеку от каждой делегации из всех стран держат небольшую официальную речь. Павел появляется посреди речи одного из наблюдателей за выборами, сильно опоздав.
В самом первом ряду есть свободное место. Оно принадлежит человеку, который сейчас произносит речь. Павел проходит вперед и садится на это место, сразу достает мобильник и погружается в Снэпчат.
Когда оратор заканчивает, ему приходится идти в дальний край помещения, ведь его место впереди теперь занято.
Наконец, приходит время, когда все ждут нескольких слов от шведской делегации. Я бросаю взгляды в сторону Павла, но он по-прежнему занят телефоном. Затем я смотрю на Елену, и она кивает с одобрением. Мне вновь нужно спасать ситуацию.
Я выхожу и пытаюсь сказать что-то разумное по-английски. Торжественно сообщаю, что я — очень въедливый журналист и обожаю выискивать скандалы. Заявляю, что Швеция готова поведать о своих впечатлениях. Говорю, что если бы я нашел какую-то темную историю, связанную с российскими выборами, это стало бы первым, о чем я бы написал, но никакой такой истории я с собой в Швецию не увезу. И это правда, история-то получилась совсем другого рода.
Внезапно пробуждается Павел. Он выходит и начинает говорить по-русски. Я не понимаю, что он говорит, но замечаю, что слушатели начинают ерзать. Некоторые тихонько разговаривают между собой на языках, которых я не понимаю.
Внезапно Мария кашляет в руку. Она хочет, чтобы кто-нибудь прервал Павла. В тот момент он по-русски вещает, что хочет квартиру в Москве. Он много говорит о себе и рассказывает о своей семье, заявляя также, что он — настолько важный политик, что у него с собой лучший парламентский секретарь и лучший журналист Швеции.
После речи Павла Дмитрий и Мария устраивают так, чтобы Павел занялся чем-то другим. Внезапно его больше не видно на мероприятии. Я немного беседую с разными людьми в зале, после чего иду с ними в холл.
В лифте по дороге вниз я говорю Дмитрию, что было бы действительно здорово еще раз вернуться в Москву, когда придет время президентских выборов.
«Ты же в списке», — отвечает он смертельно серьезно.
Я не знаю, шутит он или нет.
Мама Павла рассержена
Мы сидим за столом и беседуем, рядом с Дмитрием — его жена. Она заявляет, что Россия — не такая, как Швеция. Они, заявляет она с гордостью, живут в патриархальном обществе. Затем она обвиняющим тоном заявляет, что я должен жениться на своей женщине (они формально не расписаны — прим. перев.), остальные варианты просто немыслимы.
Я возражаю, что важнее всего обстановка дома, как живется детям и так далее. Формальный брак ничего не говорит о сути отношений. Почему так важно жениться, спрашиваю я.
«Объясню так, чтобы было понятно мужчине. Когда ты покупаешь дорогую эксклюзивную машину, ты ведь не только ключи от нее хочешь, но и документы, подтверждающие, что ты — ее владелец?» — говорит она учительским тоном.
«То есть, речь о том, что у моей женщины должны быть документы, подтверждающие, что она мной владеет? Это звучит так, словно в вашем патриархальном обществе все решают женщины», — возражаю я.
Днем позже я лечу домой, в Швецию. Еще через несколько дней разговариваю с Павлом по телефону. Он объясняет мне, что случилось с ним на кладбище в Москве.
«Это очень большое кладбище. Там в принципе невозможно найти нужную могилу. Я позвонил оттуда маме. Мама вообще не хотела, чтобы я туда ехал, все отговаривали меня от этого. И теперь я и правда раскаиваюсь, что поехал. Лучше бы я поехал частным образом, я не должен был соглашаться на все это представление. Они не очень довольны мной, потому что я не попался на их удочку, не знаю».
«Когда мы были на кладбище, мы не могли найти их могилу. Я позвонил маме, и она сказала, что у меня с ними — ничего общего».
Вместо этого мать сказала Павлу сходить к какой-нибудь другой могиле, например, одного известного певца.
«Иди лучше туда. А там тебе нечего делать, — передает Павел слова матери. — И бросила трубку».
Через некоторое время, однако, Павел получил от отца сообщение с описанием, как найти могилу. По словам Павла, отец отправил это сообщение против маминой воли.
«Но это было не нужно. Описание не потребовалось. Дмитрий нашел могилу и так. Это было словно искать иголку в стоге сена. А он ее нашел. Он помог мне. Я очень благодарен Дмитрию. Я попросил прощения за свое поведение. Мы расстались друзьями».
«Не знаю, действительно ли мы друзья, но, во всяком случае, мы так сказали друг другу», — заявил шведский дипломат.
