После четверти века либеральных успехов мир все вернее вступает в новую фазу. Становление Китая как сверхдержавы заменяет глобализацию геополитикой, западная политика идентичности высвобождает идеологические конфликты, а компьютеризация меняет экономики.
Что же касается более долгосрочных линий глобального развития, то здесь есть причины для беспокойства, пишет бывший премьер-министр и министр иностранных дел Швеции Карл Бильдт (Carl Bildt).
Каково на самом деле новое время? Неожиданности последних лет, пертурбации и новые трудные задачи, конечно, кое-что перевернули с ног на голову. Временами многие беспокоятся о том, что мир, который мы знаем, может пойти прахом, но почти сразу после этого приходит облегчение: на самом деле это вовсе не так, и по большей части все выглядит очень неплохо.
Прошедший год может послужить хорошей иллюстрацией.
Мировая экономика пошла вверх, и мировая торговля вновь нарастает. Трамп бушует в Твиттере, но пока ни одной войны не развязал. Волну популизма в Европе, по крайней мере, смогли остановить, и победа Эммануэля Макрона на президентских выборах во Франции дала ЕС новую надежду на будущее.
Все это так, конечно.
Но что касается более долгосрочных линий глобального развития, тут по-прежнему есть причины для беспокойства.
В развитии последних лет заметны три основных тенденции.
Во-первых, мы видим, что геополитика бросает вызов глобализации как доминирующей силе. Конкуренция за власть и влияние ужесточается, когда изменяется соотношение сил между разными игроками. Объединяющие рамочные и нормативные соглашения ставятся под сомнение и становятся все слабее.
Во-вторых, вопросы идентичности заменили вопросы идеологии в первую очередь в рамках того, что мы называем западными демократиями. И доминируют не надежды на будущее, а, скорее, опасения. Политические системы дробятся, и управлять ими становится сложнее.
И, в-третьих, очевидно, что мы находимся в конце эры индустриализации и в начале эры компьютеризации. Речь идет о перемене намного более значительной, чем простое наступление четвертого этапа промышленной революции. То, что промышленная революция до основания перестроила наш мир, мы все знаем, и нет никаких причин считать, что компьютерная эра не сделает то же самое.
Все вместе это означает, что многие из столпов глобального развития, в особенности актуальных в последнюю четверть века, но в целом — и на протяжении более длительного периода времени с середины прошлого века, теперь будут подрублены.
Не так давно казалось нормальным говорить о либеральном глобальном миропорядке, который подразумевал достижения лучших предпосылок для мирной жизни и благосостояния все большего числа людей. Возможно, так называемую Атлантическую хартию, которую Черчилль и Рузвельт подписали в 1941 году, можно рассматривать как его интеллектуальный базовый документ, а различные организации, созданные после окончания мировой войны, — как его институциональные носители.
Конечно, коммунистическая проблема по-прежнему существовала, и опасность, которую она в себе заключала, была существенна. В конце 1940-х годов была захвачена не только Восточная Европа: коммунистические партии набрали угрожающую силу также во Франции, Италии и Финляндии. Советское оружие помогло победить в гражданской войне китайским коммунистам.
Но постепенно и коммунистическая идеология, и советская власть закоснели. И четверть века назад все это развалилось во время глобальных либеральных системных перемен, которые повлияли также на Индию и подстегнули изменения в Китае.
Но сейчас эта картина изменилась в связи с теми различными тенденциями, которые я упомянул.
Незадолго до Рождества администрация Трампа обнародовала свою национальную стратегию безопасности, и это был очень своеобразный документ. Конечно, от предыдущих вариантов кое-что осталось, и изменилось не все, но основной тон был совершенно другой.
Раньше США стремились и дальше надстраивать международный порядок, в котором постепенно закон становился бы важнее власти и который в будущем мог стать продолжением той мечты, эскиз которой набросали в 1941 году, а сейчас обрисовали совсем иную картину.
Теперь говорится, что существующий международный порядок невыгоден США, и наступило время, когда сила — как экономическая, так и военная — становится важнейшим инструментом во все более жесткой борьбе с другими так называемыми суверенными странами мира.
Генри Киссинджер (Henry Kissinger) написал целую книгу о поиске работающего глобального миропорядка, а в картине мира Трампа это понятие вообще не упоминается. Что касается его принципов, то Кремль, конечно, почувствовал значительное родство с новым американским мировоззрением.
Во многом это связано с тем, как шаг за шагом увеличивает свою роль Китай.
На 19-м партийном конгрессе в Пекине выступила самоуверенная и убежденная в своей власти партия, чей основной принцип — скорее национализм, чем коммунизм. Документы и речи были однозначными. К 2030 году нужно добиться глобальной лидирующей позиции в сфере искусственного интеллекта и других технологий будущего. И когда «народной республике» в 2049 году исполнится 100 лет, она должна быть ведущей силой мира.
Удастся это или нет, мы знать не можем. Чем жестче диктатура становится в краткосрочной перспективе, тем более хрупкой она делается в долгосрочной. Недостатка в предостерегающих знаках касательно финансовой, а значит, и политической стабильности, конечно, нет.
Но в свете того, что было достигнуто в последние десятилетия, мы не можем отмахнуться от вероятности, что удастся сохранять баланс еще некоторое время. И не стоит забывать, что более открытый и либеральный Китай в долгосрочной перспективе, скорее всего, был бы еще более серьезным вызовом.
В американской национальной стратегии безопасности Китай и Россию соединяют вместе как две более или менее равноценные ревизионистские державы, которые бросают вызов США. Но реальная картина скорее такова, что хотя Россия, конечно, на тактическом и региональном уровне бросает им вызов, но Китай это делает также еще стратегически и глобально.
С нынешними тенденциями китайский оборонный бюджет в какой-то момент после 2030 года выйдет на тот же уровень, что и американский, который сегодня составляет примерно 45% от всех военных вложений в мире.
Геополитически задача уравновешивать растущую китайскую власть в значительных частях Азии будет становиться все более сложной. Именно Китай, а не Россия, скорее всего, может считаться основной угрозой. Уже сегодня сообщается, что более 60% военных инвестиций США уходит в эти регионы, и эта доля будет, вероятно, расти.
Россия — в лучшем случае держава в состоянии застоя, а в долгосрочной перспективе — скорее затухающая. Владимир Путин десять лет стабилизировал и усиливал Россию с помощью высоких цен на нефть, но его отказ от реформ и сотрудничества с Западом привел к стагнации и внешнему ослаблению.
Военная модернизация и усиление, которые он начал после 2008 года, непременно продолжатся. Сейчас разрабатывается новая программа с целями до 2027 года. И военная мощь — по-прежнему его сильнейшая карта. Ядерное оружие останется ядром арсенала власти Кремля.
Быстрое вторжение в Сирию стало, без сомнения, успехом России, сделав эту страну серьезным игроком в регионе, где ситуация постоянно усложняется, и при этом унизив США.
Каждый, кто посмотрит на карту с Кремлем в качестве точки отсчета, поймет, что это значит. Путин может говорить о распаде Советского Союза как о стратегической катастрофе в кремлевской картине мира, я же предположу, что потеря Украины, к которой привела его собственная политика, в перспективе станет еще худшей катастрофой.
Еще одно последствие его политики: такие страны НАТО, как Великобритания, Канада, Германия и США, сейчас на более или менее постоянной основе разместили боевые контингенты в странах Прибалтики и Польше. До фатальной авантюры Путина на Украине это было немыслимо.
После российских президентских выборов в марте начнется период перехода ко времени после Владимира Путина. Неуверенность в будущем России продолжит расти, и нужно быть бдительными и не создавать возможностей, которые могут быть использованы для каких-нибудь авантюр.
Более либеральная и открытая Россия едва ли возникнет в краткосрочной перспективе, но в более отдаленном будущем этого исключать нельзя. Россия, которая продолжит отворачиваться от Запада, едва ли сможет стать чем-то большим, чем просто вассалом растущего Китая. Возможно, в один прекрасный день осознание этого начнет набирать силу. Мы не должны закрывать дверь.
Для Европы постепенно меняющаяся картина мира означает пересмотр основ. ЕС — это европейская организация, которая, как мы надеялись, в той или иной форме станет образцом для всего мира. Не так давно говорилось о том, что европейская идея об интеграции, общих правилах и частичном суверенитете может изменить мир.
Европа воплощала собой идею интеграции и сотрудничества в более мягком мире, но сейчас внезапно возникла необходимость в том, чтобы Европа, не отказываясь от своей изначальной мысли, также стала и силой, которая может утвердиться в трудные времена. Мягкая Европа не работает в жестком мире.
Испытания значительны. Миграционный кризис и потоки беженцев создали новое существенное напряжение как внутри, так и между обществами и нациями. Крупные стабилизирующие партии повсюду ослабели, и более раздробленный политический ландшафт делает управление сложнее практически повсюду.
Но если Европа как мечта, возможно, больше не имеет прежней силы в эти трудные времена, то Европа как необходимость — это в высшей степени осязаемая реальность. Трамп может мечтать о своих суверенных государствах, в Европе же эпоха доминирования национальных государств — уже позади. Тяжелые времена требуют, чтобы Европа действовала единым фронтом.
Для этого нужна способность как к дальновидному лидерству, так и к компромиссам в краткосрочной перспективе. Раздробленная Европа никогда не сможет быть самостоятельной силой, а будет рано или поздно разрушена силами других. Тогда и более слабая Россия сможет выступать в роли сильной, и старые страхи появятся снова.
Конечно, нужно сохранять трансатлантическую связь, насколько это возможно, но необходимо и уметь стоять на собственных ногах, когда эта связь ослабевает. Косвенным китайским давлением пренебрегать нельзя.
И важно, чтобы в эти трудные времена Европа оставалась маяком принципов открытого общества и всех возможностей открытого мира. Пусть дует встречный ветер — это еще не повод изменять себе.
То, что нам нужна усиленная общая европейская внешняя политика и политика безопасности, должно быть очевидно для всех. Просто отгородиться от внешнего мира не поможет. У Европы должны быть силы за пределами этих стен, ведь окружающий мир вполне ощутимо влияет на то, что происходит внутри.
Нас не окружают океаны. Кризисы Ближнего Востока еще очень далеки от разрешения. Время терроризма не миновало. Более того: в этом году почти треть всех рождающихся в мире детей появятся на свет в Африке, и к концу этого века примерно 40% людей работоспособного возраста тоже будут жить в Африке. Все это произойдет уже очень скоро.
Компьютерное развитие только начинается. Когда человек в начале эпохи индустриализации разработал второе поколение паровых машин, он мало что знал о том, что последует за этим. Год назад мало кто говорил о блокчейне, искусственном интеллекте и квантовых компьютерах, но скоро об этом заговорят практически все.
Многих это пугает, и есть риск, что политика станет оборонительной, но возможности — намного значительнее, чем угрозы. Вероятно, в этом по большей части заключается и решение климатической проблемы. Мы уже начинаем подозревать о последствиях, на которые ни у кого нет права закрывать глаза.
После десятилетий раскола в мире и четверти века успешных либеральных системных перемен мы, без сомнения, вступили в более беспокойное и труднопредсказуемое время. Сумбурное время. История больше не представляется линейной, сейчас уже не таким однозначным кажется автоматический выход к свету из тьмы.
XX век, в котором преобладали идеологические войны и конфронтации, сложился из других материалов, и сейчас, я полагаю, нам скорее надо попытаться извлечь опыт из различных линий развития XIX века.
Тогда, как и сейчас, кардинально изменилось соотношение сил, идеи менялись и развивались, и новые технологические прорывы создавали совершенно новые условия существования наций и континентов. То, что это через довольно длительное время закончилось весьма плохо, в тот момент, когда борьба между нациями подавила все остальное и тоталитарные идеи взметнули свои знамена, подарив нам полвека ужасов, — тоже одна из причин помнить об этом периоде.
История не повторяется, но почему бы не извлечь из нее урок. И именно теперь, я думаю, мы находимся на том этапе, когда особенно необходимо попытаться лучше рассмотреть и понять общие черты развития событий.
