Министр иностранных дел Франции Жан-Ив Ле Дриан дал старт инициативе для того, чтобы покончить с безнаказанностью тех, кто применяют химическое оружие. Несмотря на подписанный в 2013 году договор, сирийский режим не выполняет своих обязательств.
«Фигаро»: Какой стратегии вы придерживаетесь на международной дипломатической сцене?
Жан-Ив Ле Дриан: Как мне кажется, самым важным было показать, что мы можем вести дипломатию, которая напрямую стоит на службе всех французов, и в частности их безопасности. Урегулирование кризисов за границей, чего мы стремимся добиться в Сахеле, Ливии и Сирии, напрямую и незамедлительно отражается на ситуации в нашей стране. Продвижение наших экономических интересов за границей означает обеспечение занятости во Франции. Укрепление Европы тоже отражается на нашей экономике. Всю эту работу я веду в обстановке как никогда высоких ожиданий от Франции. Я стремлюсь к внешней политике, которая не ограничивается комментариями, не выходит за рамки и действует корректно.
— Нужно ли пересмотреть соглашение по иранской ядерной программе, как того требует Дональд Трамп?
— Позиция Франции жесткая и сбалансированная. Баланс — это выполнение обещания по договору июля 2015 года. Почему? Потому что договор прочен, а Иран выполняет свои обязательства. Он не дает стране создать ядерное оружие, что было бы чревато катастрофическими последствиями для равновесия в регионе. Если страна отказывается от данного ей слова, она подрывает его ценность. Жесткость означает необходимое ограничение иранской ракетной программы, как того требует резолюция 2231 Совета безопасности ООН. Если Иран хочет вернуться в сообщество наций, ему нужно вести сотрудничество по всем этим вопросам. В противном случае его будут справедливо подозревать в стремлении создать ядерное оружие. Мы начали диалог с Ираном по ракетной программе и региональным вопросам. Нам также хотелось бы обсудить его дестабилизирующее воздействие на Ближнем Востоке, финансовую поддержку ливанской «Хезболлы» и хуситов в Йемене. Именно поэтому хочу сообщить вам, что отправлюсь в Иран 5 марта. Я буду придерживаться открытой линии, которую начал в мае прошлого года с моим коллегой Джавадом Зарифом.
— Каким вы видите переходный процесс в Сирии, учитывая, что в стране до сих пор идут бои?
— Бои сегодня ведутся в районе Идлиба, Африна и в Восточной Гуте. Мы видим, что конфликт постепенно меняется, в частности на фоне действий Турции для обеспечения ее собственной безопасности. Что касается Гуты, там режим создает угрозу для мирного населения вопреки всем правилам войны. С учетом всех этих событий, Франция обратилась с экстренной инициативой в Совет безопасности. Необходимо стабилизировать ситуацию, а затем принять конкретные меры для ее оздоровления. После этого можно будет проводить выборы в новых условиях.
— Вы в это верите?
— Единственное решение, которое дало бы мирному процессу шансы на успех, заключается в формировании стабильной среды для организации выборов и разработки новой конституции. Такой шаг может послужить основой для консенсуса, в том числе и для россиян. Президент говорит о необходимости создать условия для инклюзивного политического процесса. Если конкретнее, Франция будет добиваться стабильной и нейтральной среды для избирательного процесса. Это означает снятие осад, прекращение боевых действий, обмен пленными, отказ от химического оружия. Причем под международным контролем.
— Как эта инициатива вписывается в Женевский процесс?
— Это стимул для переговоров в ООН. Если россияне согласны, тем лучше. Если они хотят собрать сирийских представителей в Сочи, почему бы и нет, это не идет против Женевского процесса. Как бы то ни было, нужно прийти к по-настоящему инклюзивному политическому решению.
— Вы не считаете, что россияне, иранцы и турки смогут самостоятельно добиться мира в Сирии?
— Коллективная динамика очень важна. Мир не может быть устойчивым и справедливым без участия США, Европы и стран региона. Россияне всегда говорили, что уважают переговоры в Женеве, и что Астанинский процесс был всего лишь подготовкой к ним. Россия в любом случае не сможет в одиночку урегулировать кризис. Однажды Сирию нужно будет восстанавливать, и ее средств для этого не хватит. Европейцы же будут участвовать в стабилизации и восстановлении только тех зон, где власть приемлема с точки зрения основополагающих прав.
— Во вторник Франция проводит в Париже конференцию по химическому разоружению. Это как-то связано с ситуацией в Сирии?
— В Сирии химическое разоружение не сработало. У режима все еще остаются запасы, и после подписания соглашения в 2013 году он провел химические атаки в нарушение своих обязательств. Президент Франции предупредил Дамаск о последствиях повторных действий. В такой ситуации мы объявим завтра в Париже с участием трех десятков государств о запуске инициативы, которая должна бороться с безнаказанностью виновных в применении химического оружия. Желающие того государства составят списки подозреваемых. Параллельно с этим Франция приняла санкционные меры, предполагающие в том числе запрет на выдачу виз и заморозку активов, в отношении причастных к распространению этого оружия лиц. Мы впервые делаем это на данном основании. Мы решительно добиваемся того, чтобы виновные в этих ужасных преступлениях в конечном итоге всегда отвечали за них.
— Какую роль может сыграть Франция по вопросу Северной Кореи?
— В каких сферах Дональд Трамп создает трудности для Франции? И по каким темам с ним легко сотрудничать?
— У нас имеются с ним разногласия по климату и договору о ядерной программе Ирана. Мы также не согласились с заявлением президента Трампа по Иерусалиму. Как бы то ни было, мы — тоже прагматики. Мы не станем комментировать заявления американцев, а будем вести с ними тесный закулисный диалог. В этой связи хотел бы отметить, что у нас сложились прекрасные отношения с Рексом Тиллерсоном, который завтра приедет в Париж.
— В чем внешняя политика Эммануэля Макрона отличается от курса Франсуа Олланда?
— Обстановка абсолютно несравнима. Европа уже не та, что раньше, и президент играет одну из ключевых ролей в этих переменах. Великобритания, Испания и Германия сегодня находятся в совершенно разном положении. Приход Дональда Трампа к власти в США тоже изменил очень многое. То есть, нынешний период в мире необычный. После победы Эммануэля Макрона Франция тоже оказалась в необычайном положении, в центре международного внимания. Оба этих момента подпитывают друг друга. Исходящая от нашей страны энергия интригует и привлекает к себе. Нам же нужно извлечь из этого максимальную пользу. Это просто прекрасно. Сегодня у нас есть сила и влияние, какими мы не обладали уже очень давно.
— Если конкретнее, как проявляется эта сила и влияние?
— Ливан может быть тому хорошим примером. Влияние Эммануэля Макрона позволило разрешить ситуацию с Харири. А когда президент Франции решил собрать в Париже группу поддержки Ливана, приехали все. Второй пример — это Китай. Эммануэль Макрон стал одним из первых лидеров, которых принял Си Цзиньпин после утверждения на посту председателя еще на пять лет XIX Съездом. Для него эта поездка в Китай стала первой после избрания, кстати говоря, тоже на пять лет. Через Макрона Европа обращалась к Си Цзиньпину. Его визит позволил очертить программу на ближайшие годы. Еще одна отличительная черта внешней политики Макрона заключается в том, что мы считаем, что в кризисной ситуации необходимо говорить со всеми, с Эрдоганом, Трампом и Путиным. Президент Франции делает это открыто, напрямую и без обмана, стремясь найти конкретные решения общих проблем.
— Легко или трудно работать с Эммануэлем Макроном? Достаточно ли у Вас свободы?
— Мы проводим встречи по вторникам и постоянно поддерживаем связь. Причины для беспокойства имелись бы, если бы все было иначе. Он указывает мне направления, а я предлагаю ему действия. В разработанной генералом де Голлем системе внешняя политика — удел главы государства. Это требовательная, но увлекательная работа на службе Франции и французов.
— Кто занимается Россией? Складывается впечатление, что этот вопрос отложили в сторону…
— Эммануэль Макрон стремится установить с Россией прямые отношения. Раз Франция говорит со всеми, она может говорить все в лицо. Тем не менее он считает необходимым уважать эту великую страну. Именно поэтому сразу же после избрания он пригласил Владимира Путина в Версаль. За последние недели мы много встречались с моим российским коллегой. Как бы то ни было, Россия должна прояснить, чего она хочет. Раздражающих моментов тоже хватает. Украинский вопрос до сих пор не решен. Как и проблема химического оружия в Сирии. Сложно сказать, какой путь выберет Россия в сирийском кризисе. Нужны прояснения… Мы готовы все это обсуждать. Россия же должна подтвердить готовность вступить в эту дискуссию.
— Что насчет другого значимого для вас вопроса, Йемена?
— Война в Йемене — трагедия. Воюющие стороны обещали найти решение с сохранением границ Саудовской Аравии и восстановлением нормального правительства в Йемене. В этом вопросе Франция тоже готова сыграть роль. На данном этапе я уделяю все внимание гуманитарным вопросам и призываю коалицию принять должные меры для улучшения положения дел на месте событий.
— Действуя по всем этим направлениям, Франция не пытается прыгнуть выше головы?
— Наверное, нечто подобное можно было бы сказать, если бы действия президента не вписывались в европейский процесс. Как бы то ни было, наши европейские партнеры неизменно поддерживают инициативы. Когда Эммануэль Макрон говорит о новой концепции Европы как нашего пространства суверенитета. Это означает, что если Франция хочет двигаться вперед, она должна делать это в европейских рамках. Тем самым она может умножить силу своих инициатив.
