Итак, устроимся поудобнее: вот настает конец света. И тут мы сталкиваемся с огромнейшим выбором. Можно заглянуть в каталоги издательств в поисках новинок в жанре «климатический фикшн». Можно взять в руки пульт и выбрать последние антиутопии среди кино и телесериалов. Или перечитать трилогию «Беззумный Аддам» Маргарет Этвуд (Margaret Atwood), пересмотреть «Водный мир», «Послезавтра» и «Кингсман: секретная служба», где один тип обнаружил идеальный способ замедлить глобальное потепление и предотвратить экологическую катастрофу — уничтожить большую часть человечества.
Или же мы можем устроиться немного понеудобнее и попробовать представить себе конец света, вместо того чтобы наслаждаться его зрелищем, сублимируя этот непонятный страх, эту «панику, которая словно витает в духе времени, оживляя внезапно знаменитое „нет будущего" из панковского движения», как написали Дебора Дановски (Déborah Danowski) и Эдуардо Вивейрос де Кастро (Eduardo Viveiros de Castro) в эссе об апокалиптических страхах.
В сущности, даже так мы сталкиваемся с огромнейшим выбором. Речь идет исключительно о том, чтобы изменить точку зрения. Попытаться, например, встать на позицию человека, который сталкивается с концом света в своем кусочке мира на фоне невыдуманной повседневной реальности.
Сауль Лусиано Йуйя (Saúl Luciano Lliuya), крестьянин с перуанских Анд, безусловно, не читал исследование, опубликованное несколько месяцев назад «Журналом биофизических исследований» (Journal of biophysical research) о повышении уровня нулевой изотермы на всей территории Анд и о его катастрофических последствиях. Ему этого не потребовалось, чтобы прийти к тем же самым выводам: его земля сохнет, сезонный цикл сбился. Его микрокосм движется к концу. Возможно, Сауль мог бы наблюдать этот конец со смирением, если бы не познакомился с Ноа Уокером (Noah Walker), антропологом, путешествовавшим по деревням перуанских крестьян. Именно благодаря этой встрече Сауль 13 ноября 2017 года оказался в суде немецкого города Хамма и выдвинул иск против немецкой энергетической компании, отравляющей атмосферу загрязняющими газами, что, как утверждает крестьянин, усугубляет разрушительные последствия климатических изменений в его долине. Суд города Хамма, как сообщалось в газете «Эль Паис» (El País), «учел требование господина Йуйя о компенсации, установив тем самым очень важный прецедент».
Во многих тысячах километров от долины в Андах своего конца ожидает и другой микрокосм. Это мир пастухов племени фульбе в южно-центральном районе Мавритании, который несколько лет назад исследовал антрополог Университета города Терамо Риккардо Чаволелла (Riccardo Ciavolella). Здесь климатические изменения также приводятся как вероятная причина конца существования микрокосма фульбе. Старейшина сообщества этих пастухов оказался гораздо большим фаталистом по сравнению с перуанским крестьянином. Наблюдая за установкой плювиометра посреди своей деревни (как сообщает в своем исследовании итальянский антрополог), он улыбнулся: «Не понимаю, зачем он нужен, дождь благодаря ему завтра точно не пойдет».
Перенесемся еще на тысячи километров к северо-западу — до Риголе на канадском Лабрадоре. Там «исчезновение льда означает утрату надежды», как писала 27 ноября 2017 года газета «Нью-Йорк Таймс» в сюжете о Деррике Поттле (Derrick Pottle). Деррик — инуит Риголе, и его конец света начался в тот день, когда ему пришлось задним ходом отгонять свой снегоход. Дальше он ехать не мог: ледяной трассы, которой он всегда пользовался, чтобы добраться до своей зимней охотничьей палатки на другой стороне бухты, больше не было. Вместо нее было темное море, столь же темное, как и будущее, которого большинство инуитов больше не видят. Это подтвердило исследование, опубликованное «Американским журналом общественного здоровья»: количество суицидов среди населения Нунантсиавута (автономной области инуитов на северо-западном побережье Лабрадора) выросло за последние годы в 20 раз.
Возвращаясь в наш макромир, где конец света все еще относится к художественной литературе, можем задаться вопросом, кто же нам ближе. Мы столь же сознательны и настроены на борьбу, как перуанский крестьянин, или отчаялись, как охотники-инуиты? Или мы — бессознательные фаталисты, как старейшина пастушьего племени фульбе?
Судя по результатам исследования, проведенного ООН в интернете в 2015 году, чтобы узнать, что важнее всего для будущего людей и их семей, сомнений не остается: мы подобны пастухам Мавритании. 15 ноября 2017 года количество ответов на сайте myworld.org достигло почти 10 миллионов. На последнем месте из 16 предложенных тем — несмотря на то, что в списке они были на первом месте — оказались «меры, принимаемые в связи с климатическими изменениями». По данным исследования, проведенного исследовательским центром «Ипсос» (Ipsos) в период с 5 по 8 декабря, итальянцы считают, что проблема климатических изменений не фигурирует в числе шести новостных тем, вызывающих наибольшее беспокойство в обществе. Даже фейковые новости пугают нас больше.
Может быть, мы сублимировали «панику растерянности» под действием больших доз художественного вымысла и таким образом почувствовали себя в безопасности? Или дело в том, что мы доверяем тем, кто вершит судьбы мира? В сущности, если не считать нигилиста Трампа, который не отказывается от «углеродного прогресса» даже после недавней публикации доклада, подтверждающего «климатические изменения», вот уже четверть века всем известно, что эта проблема — главная в повестке мировых лидеров.
От саммита по проблемам Земли (1992 год), более известного как Конференция в Рио, до Киотского протокола (1997 год), а потом и до Парижского соглашения (2015 год), список действий, призванных спасти планету от экологической катастрофы, мог бы составить отдельную библиотеку.
Но баланс не сходится, раз двое ключевых европейских лидеров перевели беспокойство на новый уровень, выступив с неслыханными прежде интонациями. «Мы хотим защитить мир, стоя на пороге одного из важнейших, если не важнейшего, вызова человечеству», — сказала Ангела Меркель на Всемирной конференции по климату в Бонне 15 ноября. Через месяц Эммануэль Макрон поднял уровень тревоги еще выше: «Мы проигрываем войну с климатическими изменениями». А 19 декабря китайские власти объявили о том, что планируют открыть самый большой в мире рынок «платы за загрязнение» (фактически система будет функционировать следующим образом: если я загрязняю, то я плачу тому, кто использует эти деньги для борьбы с загрязнением окружающей среды). Это большой шаг для страны, занимающей первое место по объему выбросов парниковых газов.
В заявлениях Меркель и Макрона, должно быть, отозвался голос международного научного сообщества, громко прозвучавший 13 ноября, как раз накануне конференции в Бонне. Был 1992 год, когда Нобелевские лауреаты, собравшиеся в неправительственной организации «Союз неравнодушных ученых», вместе с 1 700 подписантами выразили обеспокоенность и предостерегли общественность, что жизнедеятельность человека может оказывать на окружающую среду такое воздействие, которое послужит причиной «страшных страданий» и «нанесет непоправимый вред нашей планете». 13 ноября 2017 года в заявлении, опубликованном научным журналом «Биосайнс» (Bioscience) и газетой «Монд», более 15 тысяч ученых из 184 стран высказались о состоянии Земли спустя 25 лет после первого сигнала тревоги. Заключение было следующим: «Вскоре спасать нашу планету будет слишком поздно».
Скоро, но еще не сейчас. Больше нельзя терять время, как предупреждали пару лет назад ученые из университета Оксфорда, создавшие список из 12 видов опасностей, угрожающих нашему исчезновению как вида. Не стоит даже говорить, что на первом месте была экологическая катастрофа, «климатические изменения».
У страха перед концом света — тысячелетняя история, она растворена в мифах, в религиях. Но впервые, как отметил Клод Леви-Стросс (Claude Lévy Strauss), наука, отделившаяся от мифа три тысячи лет назад, наконец вновь с ним столкнется.
Наука, как можно заметить по опубликованному в «Монд» заявлению, не скупится, рассуждая на тему конца света для человечества. По меньшей мере с 80-х годов прошлого века, когда биолог Юджин Стормер (Eugene Stormer) и Нобелевский лауреат по химии Пауль Крутцен (Paul Crutzen) сформулировали термин «антропоцен», чтобы определить новую геологическую эру, начавшуюся с промышленной революции, закрепившуюся в послевоенный период и характеризуемую структурными и климатическими изменениями на планете Земля, связанными с видом Homo sapiens.
Все наоборот: при парадоксальной смене ролей и языка профессионалов в области коммуникации (в эту категорию можно включить и политиков, за некоторым исключением ввиду последних языковых сдвигов Меркель и Макрона) именно от ученых теперь слышны алармистские интонации. В Италии это среди прочих отметил Стефано Казерини (Stefano Caserini) в статье, опубликованной в научном альманахе «Микромега» (Micromega), где он подчеркивал, что в целом итальянский культурный и медиамир «относительно сознательно» игнорирует эту проблему.
Мы оказались в капкане «глобального безумия», если использовать название книги Амитава Гоша (Amitav Ghosh), недавно опубликованной в Италии издательством «Нери Поцца» (Neri Pozza). Это безумие охватило весь мир за некоторым исключением. Знаменитый индийский писатель, недоумевая в своем обвинительном эссе в отношении коллег, задается вопросом: почему литература с таким трудом берется за тему климатических изменений, почему достаточно лишь одного упоминания этой темы, чтобы роман и рассказ отнесли к разряду научной фантастики?
Как мы говорили, ученые не скупятся. В 2004 году астрофизик Мартин Рис (Martin Rees) осмелился назвать свою книгу «Последний век». В книге он утверждал, что вероятность саморазрушения человеческого вида и уничтожения окружающего мира в ближайшие 100 лет составляет приблизительно 50%. В 2009 году журнал «Природа» (Nature) подготовил специальный выпуск, в котором группа ученых определила девять биофизических процессов (начиная с климатических изменений и заканчивая потреблением пресной воды), которые мы «форсируем» до предела, рискуя вызвать изменения окружающей среды, несовместимые с существованием многих видов, в том числе и своего собственного.
Биолог Эдвард Уилсон (Edward Wilson) такими словами начинает свой последний труд («Половина земли, как спасти будущее жизни»): «Впервые в истории среди тех, кто может предсказать, что произойдет более чем через десять лет, появилось убеждение, что мы разыгрываем финал глобального матча. […] Количество населяющих Землю людей слишком велико, чтобы выжить в безопасности и при благополучных обстоятельствах. Питьевой воды становится все меньше, а атмосфера и моря все больше загрязняются. […] Климат меняется в направлении, не способствующем продолжению жизни любых существ, кроме микробов, медуз и грибов».
Это даже не конец света, это скорее «мир без нас», как назывался бестселлер Алана Вайсмана (Alan Weisman), переведенный на 34 языка (в Италии он издавался в 2008 году). По нему были сняты документальные фильмы, а недавно вышла даже видеоигра компании Sony.
Однако есть и те, кто не заигрывает с гипотезой, что люди сами ведут свою планету к опустошению. Напротив, некоторые только этого и желают. Например, сторонники Движения за добровольное вымирание человеческого рода, основанного в Америке в 90-е годы под началом Леса У. Найта (Les U. Knight). Нет, последователи этого движения не предсказывают уничтожение людей, как в фильмах-антиутопиях, они «вовсе не выступают за тотальное вымирание человеческого вида», успокаивают они сами на своем сайте. При этом сторонники движения сходятся в том, что «в данный момент никто не должен производить на свет потомства», потому что, как они считают, Земля сможет продолжить свое существование, только если мы справимся в ближайшие десятилетия с воздействием нескольких миллиардов человек на экологию.
Другая крайность представлений о конце света — это трансгуманистическая идея о «людях без мира». Или идея того, что «мы» придем к антропологическому разрыву («сингулярности», о которой говорят такие мыслители, как Рэй Курцвейл, Ray Kurzweil, и Вернор Виндж, Vernor Vinge), когда освободимся от своих биологических «оков» благодаря технологиям, которые сделают нас менее нуждающимися в мире сверхлюдьми с потенциалом вечной жизни. Сторонники данной теории полагают, что это может произойти в 2045 году.
Возвращаясь на Землю, землю пастухов фульбе, инуитов, крестьянина из Анд и всех нас, пожалуй, необходимо представить себе конец света, оторвавшись от страха и его преломлений в художественных произведениях. Нужно представить его, не отрицая его возможности, как, к примеру, Трамп. Представить его с тем пессимизмом, который отстаивал философ Гюнтер Андерс (Günther Anders) перед ядерным ужасом во время холодной войны, надеясь на собственную неправоту и ведя собственную интеллектуальную битву, в которой эта неправота становится мишенью. Именно к революции мысли призывают нас такие антропологи и философы, как Бруно Латур (Bruno Latour), Изабель Стенджерс (Isabelle Stengers) и многие другие, а первоочередную роль среди этих людей играет Хорхе Марио Бергольо (Jorge Mario Bergoglio), то есть папа Франциск, чья энциклика 2015 года «Хвала тебе» (Laudato si') стала фундаментальным трудом даже в научных кругах.
Но мысль о конце как решающее интеллектуальное орудие новой культурной и политической программы обозначит начало нового тернистого, извилистого пути. Об этом говорит и сам папа римский, подчеркивая, что смена поведения человечества не только «обязательна», но еще и должна быть «срочной и радикальной». «Глобальное экологическое обращение», о котором говорит Бергольо, требует тотального пересмотра западного образа жизни (в отношении потребления электроэнергии каждым человеком), который практикует одна половина мира, а другая половина о нем мечтает, стремясь к осуществлению этого плана в ходе гонки под названием «развитие». В эпоху антропоцена необходимо смириться с неизбежным разрывом понятия «развитие» с другим ключевым словом современности — «прогрессом». Так полагает значительное большинство ученых, об этом пишут в исторических, антропологических, философских исследованиях, где знание устанавливается заново с учетом панорамы телескопа «Гея».
Помимо роста и прогресса, в игру вступают такие идеи, как природа и культура, современность, глобализация, капитализм… История и политика. В этом глобальном культурном розыгрыше мы играем на территории, где в любой момент может произойти обвал.
Философ Петер Слотердайк (Peter Sloterdijk) считает, что «судьбу вершит теперь не простая политика, а климатическая». Индийский историк из университета Чикаго Дипеш Чакрабарти (Dipesh Chakrabarty) сказал, что климатические изменения являются фундаментальной развязкой истории как дисциплины. Эту дисциплину необходимо, как и прочие, глубоко пересмотреть, начав с концепции современности и отказавшись от разделения естественной истории и истории человечества.
Мы вышли «из-под контроля», как предупреждает заглавие недавно опубликованного эссе норвежского антрополога Томаса Хюлланда Эриксена (Thomas Hylland Eriksen). И этот контроль будет непросто обрести, потому что глобальный капитализм и его политика — это «шизофрения». Если вернуться к теории «двойной связи» Грегори Бейтсона (Gregory Bateson) — этот термин определяет форму коммуникации, которая сама себе противоречит, лежащую как раз в основе изучения шизофрении, — то Эриксен подвергает сомнению центральный вопрос: «В мире антропоцена и бесконтрольного неолиберистского развития двойная связь между развитием и социальной и экологической ответственностью представляет собой фундаментальное противоречие. Кажется, что одновременно и то и другое иметь невозможно».
Иными словами, я, западный прогрессист, неравнодушный к теме защиты окружающей среды, веду себя экологически корректно с самого утра, когда выношу из дома пакеты с мусором. При этом я полностью зависим от углеродной экономики и радуюсь, открывая газеты и узнавая, что после некоторого периода стагнации экономика моей страны снова вступила в период роста.
Или же так: я, крестьянин из Шандонга, все еще не ощутил на себе китайского чуда, как и сто миллионов таких же людей, как я, и я убежден, что благодаря Си Цзиньпину вскоре благополучие коснется и меня. Чего я не знаю, так это того, что, по прогнозам в исследованиях социальной и экологической ответственности, западные стандарты потребления для миллиардов людей (не только для китайцев), еще очень от них далеких, просто недостижимы. Даже в оценках самых оптимистичных сторонников возобновляемой энергетики не учитывается тот факт, как отмечает Эриксен, что «рынок энергетики действует в глобальном масштабе, но не связан с размышлением о непредвиденных последствиях, которые обсуждаются в других местах».
Недавно опубликованный «Доклад по энергетике» Всемирного фонда дикой природы (несмотря на Трампа и крупные компании вроде Chevron, Exxon, Bp, Shell, саудовскую Aramco, Газпром и др.) демонстрирует, что «к 2050 году все мировые потребности в энергии можно будет удовлетворять при помощи чистого, возобновляемого и недорогого источника». «Однако, — говорится далее в докладе, — возобновляемых источников не будет хватать для поддержания энергоемкого и расточительного стиля жизни, распространенного в западных странах».
Теперь рассмотрим представление о конце в его радикальном преломлении. Возможно, пессимистичное, но в ключе Гюнтера Андерса (Gunther Anders). В первую очередь это мысль о конце «этого» мира, а не всего мира.
Дановски и Вивейрос де Кастро писали в своем фундаментальном труде 2014 года («Существует ли мир в будущем? Эссе о страхе перед концом света», в Италии издавалось в 2017 году): «Каждый день мы видим, как укореняется впечатление, будто мы живем и, тем более, будем жить в радикально сокращенном мире. […] Вполне вероятно, что сокращение масштабов наших потребностей и амбиций вскоре станет не просто опцией».
Что-то, и довольно многое, уже подошло к своему концу, по мнению двух авторов. Главное — лишь преобразовать траур, не поддаваясь апокалиптической картине мира, потому что «в мире содержится множество миров». Достаточно уметь их разглядеть, уметь к ним прислушаться.
И сделать предварительный шаг, как подсказывает, наконец, молодой итальянский философ Леонардо Каффо (Leonardo Caffo) в книге «Хрупкое человечество: современный постгуманист»: навсегда распрощаться с антропоцентризмом, «понять, что мы состоим из того же вещества, что и все живущие на нашей планете существа». Наша планета, в рамках визионерского анализа Каффо, характеризуется новой средой обитания, где «люди постгуманизма живут, несмотря на снижение количества ресурсов, потому что они нуждаются в них уже гораздо меньше».
Постгуманизм, по мнению молодого философа, является почти зеркальным отражением техногуманизма. «Это понимание позитивности понятия предела: остановиться там, где продолжается движение, означает совершить насилие, и это единственный подлинный и парадоксальный способ идти вперед».
В перспективе конца света необходимо также расширить свои горизонты. Главным образом здесь, в нашем «правовом мире», мы должны попытаться задуматься, как призывал Юстейн Гордер (Jostein Gaarder), о правах наших внуков.
