Джордж Буш: Господин президент, позвольте мне поприветствовать вас и представить Вам некоторых из наших должностных лиц. Я бы не осмелился говорить за кого-либо из них — они слишком независимы. Одно могу сказать точно: добро пожаловать. Мы с нетерпением ждали вашего визита. В интересах наших коллег позвольте мне сказать лишь то, что у нас с президентом состоялся прекрасный разговор. Я сказал ему, что подпишу мораторий на действие поправки Джексона-Вэника, что принесет пользу обеим нашим странам. За этим должно последовать присвоение Чехословакии статуса наибольшего благоприятствования в торговле, хотя сначала необходимо заключить торговое соглашение. Мы будем содействовать этому. Президент сказал, что хочет работать и в других областях: в области экологии, экономики, в сфере культурных обменов. Он предложил, чтобы наш корпус мира проявлял бóльшую активность в преподавании английского языка и других областях. Мы можем взяться за дело, если это приемлемо. С нашей стороны, нам нужно кое-то от Конгресса по OPIC и другим двусторонним вопросам, о которых мы говорили.
Вацлав Гавел: Было также предложение о соглашении между нашими службами безопасности. В качестве продолжения встречи госсекретаря Бейкера в Праге.
Буш: По одному техническому вопросу мы попросим Конгресс разрешить OPIC осуществлять деятельность в Чехословакии. В контексте двусторонних вопросов мы находимся на одной волне. Меня также интересует ваш взгляд на Европу. Надеюсь, что перед уходом вы сможете максимально соприкоснуться с нашими взглядами на то, что мы называем «целостной и свободной Европой », а также на роль США.
Гавел: Я буду рад объяснить свою точку зрения и буду говорить об этом в своем завтрашнем выступлении в Конгрессе. Мы считаем, что развитие событий в Европе идет быстрее и порождает новые задачи. Например, мы считаем, что Германия, находящаяся в процессе воссоединения, должна ускорять общеевропейский процесс, а не усложнять его. Мы считаем, что на саммит СБСЕ в этом году должны быть приняты решения относительно того, чтобы Хельсинкский процесс перерос в нечто большее. Следующий саммит мог бы стать своего рода мирной конференцией по окончательному послевоенному урегулированию. Можно провести следующий саммит раньше 1992 года. Переговоры должны быть также посвящены созданию новой европейской системы безопасности, включающей, среди прочего, связи с США, Канадой и СССР, но отличающейся от нынешней. Я не собираюсь завтра распускать Организацию Варшавского договора, а послезавтра — НАТО.
Хотелось бы завершить обсуждение общих моментом заключительным пунктом. Возможно, в США это ощущается не так сильно, как в моей стране, но у нас есть ощущение, что процесс разрушения тоталитарных систем необратим как для СССР, так и для Восточной Европы. В Советском Союзе процесс намного сложнее и может принять ряд драматических поворотов, но исторически он необратим. С точки зрения истории пути назад нет. В этом контексте я считаю, что помощь процессу в Советском Союзе должна продолжаться как можно более мирным образом без драматических потрясений в наших собственных интересах, интересах Соединенных Штатов и всего мира. В этой связи я думаю, что у США гораздо больше, чем у нас, возможностей предлагать, к примеру, гуманитарную помощь народам Армении и Азербайджана. Отсутствие гражданской войны в проходящем в СССР процессе отвечает нашим интересам. Есть определенные консервативные силы, размышляющие в ключе «чем хуже, тем лучше» и пытающиеся разжигать проблемы. Мы сейчас ведем переговоры с Советским Союзом о выводе их войск. Я получил письмо от Горбачева с объяснением причин невозможности стремительного осуществления данного вывода. В Чехословакии солдатам лучше жить, в Советском Союзе для них жизни нет. Мы должны в ближайшее время в той или иной форме заключить соглашение о выводе войск и хотели бы ускорить его во имя стабильности в нашей собственной стране и во всей Европе, не забывая о советских опасениях. Любая помощь, которая могла бы быть оказана с целью улучшения внутренней ситуации в Советском Союзе, была бы полезна и для нас, и для наших соседей, которые находятся в такой же ситуации. Это общие рамки вопроса, который задал мне президент. Теперь, после моей долгой речи позвольте передать слово президенту.
Вы очень тактично не говорили мне о своих экономических проблемах, поэтому я отвечу любезностью на любезность и не расскажу вам о тех, что есть у нас. Есть мнение, что здесь нужно отступить — где-то за счет экономики — от «мирного дивиденда». Наша точка зрения, точка зрения моей администрации заключается в том, что мы не должны уходить и объявлять мир. Мы не должны отделяться от Европы. Из моих переговоров с Горбачевым на Мальте и нескольких дискуссий Госсекретаря Бейкера с Шеварднадзе могу сделать вывод о том, что Советы не видят в нас угрозы их реформам. Кроме того, я убежден, что после шаткого начала — коим оно, по крайней мере, воспринималось — он знает, что мы хотим успеха как перестройки, так и его собственного. Мы не пытались ускорить изменения путем оказания давления, к примеру, на страны Балтии. Мы не пытаемся усложнить повестку дня, призывая к независимости Латвии, Литвы или Эстонии. Мы не пытаемся раздувать проблемы в Армении или Азербайджане. Мы дали ему понять, что хотим работать с ним над широкой повесткой экономического сотрудничества, но он находится далеко позади Чехословакии, даже в понимании того, как работают рыночные экономики. Мы хотим видеть непрерывную эволюцию свободы везде, где она отрицается, хотим видеть — в широком философском смысле — самоопределение и стабильность.
«Целостная и свободная» Европа отвечает интересам США. Поэтому, когда мы говорим о дальнейшей роли НАТО, мы говорим не о линии Мажино по всей Европе, а о пересмотре повестки дня, политической повестке дня для НАТО и о стабилизирующем присутствии США. Когда мы говорим о членстве Германии в НАТО, мы говорим не о расширении численности вооруженных сил на всей территории ГДР. Имеется в виду не это. Главный вопрос, который нам задает пресса: «Кто враг?» Я надеюсь, что врага нет.
Надеюсь, что вы правы насчет исторически необратимых изменений. Мы можем вернуться к этому разговору за обедом, но я хотел бы, чтобы вы знали, что мы имеем в виду, говоря о расширенной роли НАТО и непрерывном участии американских сил. Последний момент: если европейцы не захотят нашего присутствия, мы быстро выведем оттуда силы. Это осчастливит множество матерей и отцов. Мы не останемся ни на минуту дольше, чем нас хотят видеть. Я просто хочу снять груз с души.
Гавел: Я думаю, что меня неправильно поняли. Думаю, в настоящее время никаких сомнений в стабилизирующей роли США и НАТО нет. У Советского Союза сомнений тоже нет. Хотелось бы просто отметить, что мир меняется. НАТО может стать частью новой системы безопасности, включающей все страны СБСЕ и в которой США будут иметь постоянную роль. Но события развиваются так быстро, что когда-нибудь ваши солдаты смогут вернуться к своим матерям, хотя и не все сразу.
Буш: Позвольте упомянуть, что наша непосредственная цель заключается в сокращении численности войск. Мы разъясняем Советскому Союзу, что абсолютной синхронизации «один к одному» не будет — один советский солдат за одного американского. Но кто знает?
Не хочется думать, что американские силы останутся в Европе навсегда. Меня интересует один момент. Вы сказали: «без потрясений». Позвольте заверить вас, что все, на что нацелена наша дипломатия, не вызывает никаких драматических потрясений. Мы не отступим от нашей приверженности свободе и правам человека, о которых вы так красноречиво писали, но хотим управлять изменениями «без потрясений».
