Джордж Буш: Как прошло ваше выступление в Конгрессе?
Вацлав Гавел: Его восприняли довольно благосклонно.
Буш: Отзывы о нем хорошие.
Гавел: Вас проинформировали о содержании речи?
Буш: Нет, я видел лишь краткий обзор и был бы признателен услышать о ваших впечатлениях касаемо основных моментов.
Гавел: Я был удивлен услышать аплодисменты в тех местах, где ожидал неодобрения. В своем выступлении я остановился на некоторых из тех моментов, что мы обсуждали вчера. Удивительно, но некоторые вещи, которые были адресованы скорее нашей отечественной аудитории, были также хорошо приняты.
Буш: Я хотел бы продолжить наши встречи. Нам нужно оставаться в тесном контакте оотносительно вашего и нашего видения ситуации. В эти выходные у меня запланирована встреча с Гельмутом Колем. Надеюсь, он расскажет мне, что думает об объединении Германии и внутреннем давлении. Как вы знаете, в разных странах Европы существуют реальные опасения по поводу значения единой Германии для будущего Европы.
Гавел: С вашего разрешения я сделаю два замечания и задам вопрос. Что касается Германии, проблема в том, что процесс объединения совпадает с выборами в обеих Германиях. Второе замечание: сегодня в Конгрессе я остановился на этом более подробно, чем с вами, а еще подробнее — с Комитетом по иностранным делам Палаты представителей. Теперь мой вопрос. Через несколько дней я поеду в Москву. Меня и нашу страну очень интересует, могу ли я передать что-то от вас. Это важно не только для нашей страны, но и для всей Центральной Европы. Как я уже говорил в Конгрессе, лучший способ помочь Горбачеву — помочь Советскому Союзу на пути к демократии. Я также сказал, что вывод войск из нашей и других стран зависит от помощи, которую легко предоставить, но о которой Советский Союз никогда не попросит. Это гордая сверхдержава, а теперь ее гордость возросла, поскольку она рушится. Прежде всего, я думаю о гуманитарной помощи — продовольственных товарах и зерне, которые могут быть использованы для поддержки Горбачева. Советы боятся возвращения своих собственных армий, которые будет проблематично разместить и прокормить. В Европе им жилось хорошо, и советские лидеры боятся восстаний. Объяснить, почему советские войска не могут уйти в одночасье, нелегко. Тем не менее, усложнять вывод не стóит. В Чехословакии, последней из стран, куда они пришли, насчитывается всего 73 000 человек. А пришли они подавить освободительную борьбу, поэтому и политический аспект здесь тоже есть. Никто не воспринимал их как часть баланса сил, лишь как оккупантов. Нам помогла бы возможность предложить им что-то, чтобы ускорить вывод на несколько месяцев. Мы будем в Москве 26 февраля и в тот же день подпишем соглашение о выводе. В соглашении будет указано, что первого солдата следует отозвать в тот же день. Сейчас в соглашении говорится, что вывод полностью завершится 26 мая следующего года. Я хотел бы изменить все так, чтобы процесс занял не больше года, но не могу требовать, не предложив что-то взамен. Все, что мы можем предложить, — это своего рода роль посредника, благодаря моему особому положению пока что единственного некоммунистического главы государства.
Буш: Согласен с вашей оценкой проблем, с которыми он сталкивается. Мы должны позволить ему уйти с определенным чувством гордости. Мы не хотим загонять противников в угол. Наше желание состоит в том, чтобы проблемы решались без постоянных напоминаний о неудаче Советов. Не будет неправильно говорить: «мы в выигрыше, вы в проигрыше».
Буш: Это важный момент. Мы уже делаем это до уровня в несколько миллионов долларов. Пострадавшим от землетрясения в Армении уже оказана экстренная медицинская помощь посредством американского частного сектора. Вопрос продовольственной помощи очень деликатный. Советы горды и не обращались с конкретной просьбой о подобного рода поддержке. Если бы они пришли к нам и сказали: «Наши люди голодают», мы, разумеется, нашли бы способ помочь. У Советов также есть проблема с распределением. В прошлом году урожай был хороший, но они не могут вывести товар на рынок. Система сломана, а это затрудняет помощь. Проблема не в продуктах питания, а именно в распределении. По этой причине мы заинтересованы в оказании помощи — как на частном, так и на государственном уровне — в реструктуризации советской экономики. Наш генеральный прокурор недавно обсуждал их новую правовую систему, а также законодательные проблемы. По денежно-кредитным вопросам туда приезжал Алан Гринспен, а для торговых переговоров — Карла Хиллс. Кажется, вчера я упомянул о том, что им предстоит долгий путь к пониманию рынков и принципов работы частного сектора. Теперь вернемся к вопросу, который вы задали по поводу послания Горбачеву. Скажите ему, что говорили со мной о своих устремлениях для Чехословакии, и я просил передать, что в контексте Чехословакии или любой другой страны мы не станем усложнять проблемы, которые он так откровенно обсуждал со мной. Скажите, что мы поддерживаем не только перестройку, но и его самого. Это важный момент. Мы не хотим впутываться во внутренние проблемы Советского Союза, но видим в Горбачеве человека, который поддерживает мирные перемены в Восточной Европе. Я впечатлен тем, что он готов сесть и договориться с вами о выводе войск. Возможно, вы сможете убедить его, что присутствие США в Европе ничем ему не угрожает, а является, наоборот, стабилизирующей силой. Это очень важный момент. Я полагаю, некоторые граждане СССР спрашивают, с чего бы США продолжать оставаться там. Этим летом мне нужно убедить Горбачева в том, что постоянное присутствие США оказывает стабилизирующий эффект. Говорю это от чистого сердца. Кроме того, прошу вас сказать ему, что я с нетерпением жду встречи с ним. Между нами состоялся долгий и продуктивный телефонный разговор. А в вопросе продовольственной помощи следует проявлять осторожность. Почему Горбачев не упомянул об этом в беседе с госсекретарем? Причина проста: гордость. Тем не менее, с точки зрения человечности и сострадания, мы хотели бы помочь.
Гавел: Хочу сказать, что теперь понимаю все намного лучше. Касаемо одного из упомянутых вами моментов, понятно, что присутствие американских войск в Европе носит стабилизирующий характер, и Советы знают это. Но опять же, это вопрос престижа. Именно поэтому я говорил о новой европейской системе безопасности, не упоминая НАТО. Ведь вырасти она из НАТО, ее следовало бы назвать как-то иначе, хотя бы из соображений престижа. Если НАТО возьмет под контроль Германию, это будет выглядеть как поражение одной сверхдержавы от другой. Но если альянс сможет трансформироваться — возможно, в сочетании с Хельсинкским процессом —выглядеть это будет как мирный процесс трансформаций.
Буш: Мы должны серьезно подумать над тем, как реализовать это. Вы сделали дельное замечание. Мы считаем, что НАТО продолжит играть новую политическую роль и что мы будем опираться на процесс СБСЕ. Мы подумаем о том, как поступить.
Гавел: Похоже, это лучший способ завершить дискуссию. Не хочу отнимать у вас много времени, поэтому закончу на этой ноте. Вас уже пригласили в Прагу. Буду рад приветствовать вас в Чехословакии. Наше предложение провести американо-советский саммит остается в силе. Понимаю, ваша следующая встреча уже запланирована, но, быть может, другую можно будет провести в Праге.
Буш: Это интересная идея, и она может послужить хорошим сигналом.
Гавел: Может, осенью? Прага открыта для вас.
Буш: Я всегда говорил, что без согласованной повестки дня в таких встречах нет смысла, но передумал. Нам нужно встретиться. Проблема в том, что на эти встречи всегда возлагают большие надежды.
Гавел: С другой стороны, я иногда сожалею, что некоторые политики не понимают значения символов. Я, например, предложил встретиться с Горбачевым в Ялте, но символизма он не понял.
