Из всех возможных постсоветских образцов поведения в условиях сепаратистского конфликта Украина, похоже, выбрала самый неудачный — азербайджанский, блокируя неподконтрольную территорию и ограничивая контакты с соседней страной. Реальный повседневный опыт жителей обеих стран в таких условиях легко подменяется пропагандистской бравадой, а любые попытки народной дипломатии становятся рискованными. Конфликт как будто подключается к «вечному двигателю», воспроизводясь на всех возможных уровнях и заставляя уже местные правительства безостановочно крутить этот маховик противостояния.
Выступая против войны на Донбассе и не имея возможности свободно действовать в России, некоторые россияне пытаются участвовать в жизни украинского общества — но и тут их встречают без энтузиазма. Действуя из лучших побуждений, российские активисты разочаровываются, когда наталкиваются в Украине на стену неприятия. В Киеве или Днепре уже не ждут великодушных жестов — ждут только того, чтобы Россия оставила Украину в покое, и переносят все свои обиды с тех, кто действительно виноват (конкретных политиков), на тех, кто ближе (активистов и волонтеров). Обида быстро становится взаимной: российские антивоенные активисты ожидают от украинцев, что и те тоже будут выступать против продолжения вооруженного конфликта на Донбассе, едва ли понимая, что невозможно протестовать против войны оборонительной.
«Ваш страх ничуть не лучше нашего страха»
— В Горловке у меня была одна встреча с местной молодежью: я предложила присутствующим на ней написать письма в Киев. Они так обрадовались: «Что, прямо в Киев?!» Для них это было все равно что написать письмо на Марс.
Варя Даревская выкладывает на столе в моей киевской кухне стопки написанных от руки писем, детских рисунков, открыток — заполненных текстом и таких, на которых можно что-то кому-то написать. Ее идея — убедить стороны украинско-российского конфликта «начать разговаривать»: для этого и письма, и аккаунт Вари в Facebook, в котором она подталкивает стороны к обмену мнениями о событиях в Украине и России.
— Когда люди начинают разговаривать напрямую, пусть они даже ругаются, я думаю, становится труднее выстрелить. Все-таки в человека как-то заложено «не убий», — говорит она.
По правилам Вари, я могу ответить на любые из писем, привезенных ею из неподконтрольных Киеву территорий востока Украины или из России. Письмо не должно содержать ничего оскорбительного или обидного. И все равно у нее остаются невостребованными несколько посланий — они адресовались из Донбасса украинским солдатам, но тем нравятся только такие тексты, в которых их хвалят. В донбасских же письмах, что у Вари, в основном горечь и усталость.
Варя тоже разочарована и устала. Она за свой счет работает таким почтальоном с 2014 года. Кроме писем, возила украинским военным медикаменты, собирала гуманитарную помощь для страдающих от войны мирных жителей.
Однако в Украине Варя не нашла того встречного движения, на которое рассчитывала. Сначала, говорит, расстраивалась, что ее не зовут с ее письмами на запад страны, а потом поняла, что Донбасс и вовсе не интересен здесь почти никому, кроме людей, которые непосредственно с ним связаны. На неподконтрольной Киеву части региона местные боевики даже угрожали ее убить, а связанных с нею местных жителей — наказать за такое взаимодействие. Общение с россиянами у украинцев тоже не складывается.
— Многие россияне были в полном шоке от войны, готовы были помогать, и помогали, — вспоминает Варя. — Присылали деньги, находили медикаменты, форму и много что еще. Разведывали, что происходит у нас в военных частях. Шли воевать в ВСУ. Только через мои руки прошли сотни тысяч рублей. Спасая луганских бабушек, я была уверена, что делаю это для Украины. А потом нам сказали, что пошли бы мы все, что хорошие, что плохие, раз не смогли остановить войну. И очень многие помогать перестали. Не хотите помощи — значит, нас легко сломают по отдельности.
— Сначала меня очень расстраивало, что Украина с такой ненавистью к нам. Да, Путин и Крым. Но мы-то пытались этому противостоять. А сейчас мне, поверишь, уже все равно, как к нам и ко мне лично относятся украинцы. Поэтому ничего о примирить сейчас у меня нет. Ни для Украины с Россией, ни даже для Украины с Донбассом.
Украинские активисты, которые пытались инициировать или откликнуться на инициативы вроде той, что продвигает Варя, столкнувшись с осуждением и даже агрессией со стороны своих же рядовых соотечественников, свернули активность.
— Ваш страх ничуть не лучше нашего страха, — говорит Варя Даревская.
Успеть донести
«Приехали сепаратисты и возле Вечного огня проводят акцию. Даю поручение юридическому отделу подготовить исковое заявление. Чтобы не было провокаций накануне Дня независимости». Так мэр западноукраинского Ивано-Франковска Руслан Марцинкив публично отозвался на акцию «Общая кухня», которую проводили вместе с российскими коллегами вынужденно переехавшие из Луганска активисты.
Один из организаторов той Ивано-Франковской акции, проходившей в 2016 году, Ярослав Минкин, говорит, что ее формат разработали вместе украинские и российские правозащитники, участвовавшие в одном из проектов Черниговского образовательного Дома прав человека, поддержанном ОБСЕ. Активисты решили, что острые вопросы стоит обсуждать в публичных пространствах, давая возможность высказаться любому желающему. Кухня — как главный «форум» советских времен, намекавший еще не на опасность открытых разговоров, а скорее на некую интимность.
— Мы хотели наладить открытый диалог с людьми, которые отстаивают Украину на территории России, — рассказывает проживающий в Ивано-Франковске луганчанин Минкин, глава Молодежной организации «СТАН». — Нам казалось очевидным, что именно патриотично настроенные украинцы будут теми, кто поддержит отчаянных ребят, которые на территории страны-агрессора готовы выступать за справедливость. Но вместо этого выяснилось, что реакция большинства — негативная. К нам стали поступать угрозы со стороны людей, приближенных к местной власти, и со стороны радикально настроенных граждан.
«СТАН» смог провести еще три таких «Общих кухни», после чего мероприятие трансформировалось в «Открытый диалог», проводящийся с тем же «кухонным» антуражем, но уже без участия россиян.
Общественной организации «Страна свободных людей» (укр. «Країна вільних людей») тоже недавно довелось столкнуться с такого рода нападками. «Друзья, ну это же неадекватно, согласитесь. Привозить психолога-специалиста по работе с военными из Москвы и Грозного для обучения украинских психологов, которые работают с украинскими военными. И это действо будет завтра-послезавтра в Киеве», — написал в ноябре прошлого года в Facebook руководитель другой общественной организации, приложив к посту скан-копию своего обращения в Службу безопасности Украины. «Кто эти „специалисты"? Что побудило их к приезду в Украину, выступлениям на конференции, не сотрудничают ли они со спецслужбами РФ?», — говорилось в том обращении. В день конференции у гостиницы, где она проходила, собралась толпа агрессивных молодых людей, настроенных на срыв этого мероприятия. Организаторам пришлось вызвать охрану.
Глава НКО «Страна свободных людей» Надежда Хоменко говорит, что российские психологи и травматерапевты являются ее любимыми партнерами. Это сотрудничество удалось наладить благодаря проектам организации «Немецко-русский обмен», поддерживаемой министерством иностранных дел Германии — до начала украинско-российского конфликта знакомы они не были.
— Мы имеем дело с врагом, который у них, в России, действовал теми же методами: обманом, лукавством, пропагандой, запугиванием. Поэтому нам важна их поддержка: они старше и опытнее, они больше прошли. С другой стороны — они вдохновляются нашим примером. Мы для них — то новое поколение, которое борется за свою страну, — говорит Надежда о партнерах ее организации из Чечни. Она рада, что они, пусть и не без трудностей, все же могут встречаться в Украине, так как в РФ патриотически настроенным украинским активистам и волонтерам ездить опасно: велик риск оказаться в российской тюрьме.
«Страна» организовывает не только обучение украинских психологов, до сих пор совершенно неподготовленных к работе с людьми, страдающими от посттравматических расстройств. У «Страны» есть и совместные с россиянами проекты по преодолению домашнего насилия в семьях украинских военнослужащих и по работе с детьми и молодежью, в том числе из неподконтрольных Киеву территорий Донецкой и Луганской областей. На лето они планируют миротворческий лагерь для детей из России и Украины, в том числе из самопровозглашенных «республик».
— Мы понимаем, что это не сломает режим Путина. Мы не изобрели какой-то волшебной машины, которая решит все наши проблемы. Мы собираемся не для того, чтобы объявить: «Мы братья» и «Мир, дружба, жвачка». Границы все равно установлены: есть черное и белое, есть аннексия и военная агрессия. Но когда не могут договориться политики, должны оставаться хотя бы человеческие отношения. Когда тебя захлестывает ненависть, ты не способен здраво мыслить. Сотрудничество с нашими северокавказскими друзьями — это для меня пилюля против ненависти, — поясняет Надежда Хоменко.
Киевский волонтер Елена Подгорная к тому же считает, что «почтовая» акция Вари Даревской была провальной априори. К тому времени, как Варя ее развернула, украинцам «уже нечего было сказать россиянам. По крайней мере, хорошего», говорит Елена. В миротворческих усилиях со стороны россиян она видит «манипуляции и агитацию примирения на совсем не наших условиях, с давлением на нашу человечность».
— Все эти «завтраки на границе», «чаепития», «мы один народ»… У нас люди умирают от рук этого народа, отстаньте от нас со своим самоваром, — обращается она к активистам из РФ.
Не только россияне, но и международные партнеры Украины строят сценарии прекращения войны на подписанных еще в 2015 году, но так и не заработавших Минских соглашениях. Согласно недавнему социологическому исследованию Фонда «Демократические инициативы» — одного из ведущих аналитических центров Украины, — ни один пункт этих соглашений не имеет преимущественной поддержки украинцев.
Провал интервенции
У многих других украинских активистов перспектива участия в миротворческих проектах вызывает, однако, только скепсис. Для кого-то в Украине миротворчество стало попросту прибыльной сферой деятельности, поскольку западные доноры не скупятся финансировать любые такого рода инициативы, хотя на деле порой оказывается, что сами их участники не готовы даже к простейшему диалогу с противоположной стороной, понимая мир только как ее капитуляцию.
Гуманитарная организация «Восток-SOS», как и «Страна свободных людей», была создана в 2014 году, на пике конфликта, для помощи мирному населению Донбасса. Изначально она тоже участвовала в миротворческом проекте «Немецко-русского обмена», однако очень скоро из него вышла, считая любые попытки медиации с участием россиян, которую тут видят только как попытки «мирить украинцев с украинцами», попросту лицемерием.
— Они ищут там, где светло, а не там, где потеряно, — отрезает сооснователь «Восток-SOS» Константин Реуцкий, имея в виду инициаторов и организаторов таких миротворческих проектов
Реуцкий не сомневается, что мирить противоборствующие стороны необходимо — после прекращения боевых действий. Пока же на Донбассе продолжается война, единственное, чем действительно могло бы помочь российское гражданское общество украинскому, это работать у себя в России над сменой действующего режима, говорит он.
Бывший депутат Государственной Думы РФ Илья Пономарев отчасти согласен с такой позицией. Его имя едва ли было широко известно в Украине до начала 2014 года, когда он единственный среди депутатов Думы проголосовал против аннексии Крыма. Сегодня он, вынужденно покинув Россию и живя в Киеве, констатирует фрагментацию российского гражданского общества. Отношение к «украинскому вопросу» и выбранные тактики поведения в условиях давления со стороны режима разделило его на сугубо общественную и сугубо политическую фракции, первая из которых стала более умеренной, а вторая — более радикальной, говорит Пономарев. По его мнению, Украина имеет много возможностей влиять на ситуацию внутри России, поддерживая отдельные лагеря в этих фракциях. К сожалению, констатирует он, Киев эту возможность упорно упускает.
— Делать их союзниками абсолютно можно просто нормальным отношением к ним, какими-то регулярными совместными мероприятиями, содействием медиа, которые в Киеве очень развиты, — уверен бывший депутат. — Однако здесь доминирует позиция «Держались бы россияне от нас подальше, было бы хорошо», и никто не хочет работать с потенциально токсичным активом. На мой взгляд, это ошибка, с ним надо работать.
Российские общественные организации, отмечает Пономарев, крепче и надежнее, чем многие другие на постсоветском пространстве, включая многие украинские, поскольку полагаются на внутренние ресурсы, а не на поддержку иностранных доноров. При этом в регионах России общественная жизнь, по его мнению, активнее и разнообразнее, чем в столице, так что украинцы вполне могли бы поискать себе партнеров там.
— Я вообще во внешней политике сторонник интервенционистских действий, то есть, если мне что-то нужно от моих что друзей, что врагов, я буду с ними активно взаимодействовать, а не сидеть и ждать, пока все само собой произойдет, — говорит Пономарев.
Константин Реуцкий тоже говорит, по сути, о таких «интервенционистских действиях». Он отмечает, что украинские и российские правозащитники эффективно сотрудничают на международных площадках в рамках структур вроде ООН и ОБСЕ. Вместе они, в частности, совершают мониторинговые визиты в зону конфликта и затем доносят до мировой общественности суть связанных с конфликтом проблем, с которыми имеет дело мирное население Донбасса, влияя таким образом на общественное мнение за рубежом. Чего, однако, по мнению Реуцкого, не хватает, так это аналогичной работы россиян для влияния на общественное мнение в самой РФ.
— Мы предлагали ряду российских коллег совместную работу, направленную на изменение ситуации внутри России, поскольку мы считаем, что это очень важно для решения проблемы конфликта на востоке Украины, — говорит Константин. — Мы, со своей стороны, всегда выражали готовность в этом участвовать: и передавать информацию, и приезжать в РФ, даже понимая наши риски. К сожалению, мы видим, что российские коллеги избегают такой работы. Они не говорят, что это плохо или ненужно, но они говорят о рисках, которые с этим связаны, и выбирают нейтральные тактики, которые, на наш взгляд, совершенно не результативны и, может быть, в каком-то смысле даже вредны.
У самих россиян, однако, перед глазами не только судьба Бориса Немцова, инициаторов различных «маршей за федерализацию» или учителя Александра Бывшева, которого в РФ судят за стихи в поддержку Украины, но и убийство в Киеве Дениса Вороненкова и покушения на Адама Осмаева и Амину Акуеву, что еще хуже — судьбы россиян, приехавших в Украину, чтобы воевать на ее стороне, и оставленных Киевом на произвол судьбы, без какого-либо легального статуса и документов, зачастую также под угрозой суда и выдачи в Россию. Никакие общественные инициативы сами по себе не справятся с конфликтом без широкого участия украинского государства и общества. Украина же никогда не имела собственных инструментов soft power — ни в России, ни где-либо еще.
Сегодня украинцы, будучи жертвой агрессии, считают, что россияне перед ними в долгу и должны выплачивать его без каких-либо условий. Ложится этот долг, однако, не на тех, кто развязал или поддержал войну, а тех, кто так или иначе пытался ей противостоять, даже не имея на то достаточно сил.
Дальнейшая перспектива такой ситуации — накапливание взаимных обид и недоразумений, внутреннее давление на активистов в обеих странах, развращение публичной сферы донорскими вливаниями ради хотя бы симуляции какой-либо активности, когда делается ставка на тех, кто готов совершать нужные действия и говорить нужные слова, а не тех, кто имеет действительный общественный вес и может быть эффективен.
Украинцы уже давно решили «не светить» участвующих в совместных мероприятиях партнеров из России и неподконтрольных Киеву районов Донбасса, понимая опасность, которая грозит им всем — и в России, и в Украине. Наверное, не самые крупные, но зато самые активные и агрессивные части российского и украинского обществ — и отдельные люди от власти — дают понять, что не рады таким контактам. А без публичности совместных мероприятий нет эффективности.
Самое естественное, что может случиться при такой динамике — это взаимная изоляция, как вышло у Азербайджана и Армении. Народная дипломатия остается единственным средством против отравляющей конфликтующие страны ненависти, когда переговоры между правительствами безрезультатно ведутся десятилетиями. И наоборот: когда люди перестают разговаривать, им становится легче друг друга убивать.
