По данным западных источников, 7-8 февраля в ходе организованного США авиаудара по войскам, союзным сирийскому президенту Башара Асаду, были убиты как минимум 300 россиян. Все они работали на частную военную компанию Вагнера. Однако МИД России заявляет, что погибли только пять граждан России, не имеющих никого отношения к российским вооружённым силам; ещё несколько десятков были ранены. Министр иностранных дел Сергей Лавров даже назвал западные сообщения об этих потерях «попыткой спекулировать на войне».
На первый взгляд, реакция России выглядит неожиданной. Напряжённость в отношениях с США сейчас растёт, и подобная атака является прекрасным шансом для Кремля осудить своего противника. Обычно Россия пользуется такими шансами. Буквально недавно посол России в ООН Василий Небензя раскритиковал американскую коллегу Никки Хейли за то, что она назвала правление «законно избранного» Владимира Путина «режимом».
Кроме того, Россия энергично прославляет своих граждан, погибших в боях, как героев. Много говорится о доблести военного пилота Романа Филипов, убитого в сражении за несколько дней до авиаудара США. Андрей Малахов, телеведущий телеканала «Россия-1», аффилированного с Кремлём, сейчас находится в Сирии, где снимает документальный фильм о Филипове.
Однако в случае с организованным США авиаударом погибли не российские солдаты, а наёмники. Их участие в конфликте объясняется желанием Кремля иметь возможность для правдоподобных отрицаний. Это совершенно ясно из заявления российского МИДа в ответ на западные сообщения. В нём говорится, что «российские граждане» приехали в Сирии «по своей воле и с разными целями», и что «не дело министерства оценивать правомочность и законность таких их решений».
Россия использовала подобные силы для решения своих задач и раньше, например, во время незаконной аннексии Крыма в 2014 году. Кремль мог затем утверждать, будто это произошло не из-за российского вторжения, а по воле людей, живущих в Крыму.
Благодаря наёмникам, Кремль получает возможность преуменьшать степень вмешательства России в дела Сирии, а также потери, которые, как и предсказывали с самого начала этой интервенции многие эксперты, будут ошеломляюще высокими. Конечно, Путин не хочет, чтобы его обвинили в повторении катастрофической Афганской войны 1979-1989 годов, которая помогла приблизить крах СССР.
Именно поэтому Путин всеми силами старается представить российскую военную операцию как ограниченную и предпринятую исключительно с целью избавить мир от Исламского государства (ИГИЛ) (террористическая организация, запрещенная на территории РФ. — прим. ред.). Более того, в декабре прошлого года во время посещения российской авиабазы в Хмеймиме Путин объявил о выводе войск, причём как раз потому, что их официальная задача была выполнена. Минобороны объявило, что ситуация «стабилизировалась» после ликвидации примерно 35 тысяч боевиков и 700 тренировочных лагерей.
Официально Россия собиралась сохранить в Сирии лишь ограниченный контингент на постоянных российских военных базах в Тартусе и Хмеймиме. Эти силы должны были осуществлять «миссии, связанные с национальными интересами России». А российские наёмники, согласно упорным заявлениям властей, российскими войсками не являются.
Но дело в том, что вся интервенция в Сирию, включая наёмников, касалась, в первую очередь, защиты российских национальных интересов. Самый очевидный из них — поддержка режима Асада позволяет России сохранить присутствие на Ближнем Востоке, одновременно показывая, что любые народные восстания с целью свержения российских союзников ждёт провал.
Эти сигналы подтверждаются показательной демонстрацией Россией (и практическими испытаниями) своих новых военных технологий, например, ракет высокой точности и других видов вооружений. Буквально на прошлой неделе в ответ на полёты американских истребителей «стелс» и бомбардировщиков Россия перебросила в Сирию истребители пятого поколения Су-57, чтобы «протестировать их в реальных условиях».
Есть и ещё одна причина продолжения российского вмешательства в Сирию: по некоторым оценкам, более 5000 мусульманских боевиков российского происхождения из Центральной Азии и Кавказа сражаются за ИГИЛ (террористическая организация, запрещенная на территории РФ. — прим. ред.) в Сирии и других странах. Кремль, по понятным причинам, обеспокоен перспективой возвращения этих радикальных элементов с боевым опытом в Россию. Аргументы Запада, что интервенция России в Сирию лишь повышает вероятность терактов на российской территории, мало впечатляют Путина. Если США могут оправдывать своё вторжение в Афганистан, Ирак и Сирию национальными интересами, то и Россия может поступать так же в Сирии.
Юнус-Бек Евкуров, президент небольшой российской республики Ингушетия на Северном Кавказе, недавно заявил, что операция в Сирии восстановила репутацию России как мировой державы. (Путин в этом не признается, но он очень рад похвале главы Ингушетии, которая, как и соседние Чечня с Дагестаном, часто служат рассадником исламистского радикализма). И он прав: ключевые игроки, в том числе Египет, Иран, Саудовская Аравия и Турция, вынуждены сейчас признать, что у России должно быть право голоса в определении судьбы региона. В период, когда международные санкции усугубляют уже и так мрачную ситуацию в экономике России, Кремлю нужно добиться, чтобы население России — и весь мир — признали эту реальность.
Конечно, ему выгодно, если россияне и все остальные не будут понимать, какой высокой на самом деле является цена подобного влияния. Вместо признания потерь, измеряемых в сотнях человек, Кремлю надо подчеркивать важность России в Сирии, её имидж победителя ИГИЛ (террористическая организация, запрещенная на территории РФ. — прим. ред.), а также её способность защищать союзников. В более фундаментальном смысле, накануне президентских выборов 18 марта, которые Путин выиграет практически без конкуренции, Кремлю надо заставить россиян думать, что их выбор — либо Путин, либо хаос.
