Русские избегают любого упоминания своего участия в мировых войнах — число их жертв во Второй мировой войне бесконечно превышает количество жертв остальных союзников вместе взятых. Кроме того, они искусно готовят свои ответы, а также пропаганду телеканала RT по поводу нашей собственной неспособности задавать очевидные вопросы.
Что, скажите Бога ради, заставляет наших мнимых черчиллей скоропалительно и небрежно обращаться ко Второй мировой войне? Прежде всего, Тереза Мэй заявила о том, что «с момента окончания» Второй мировой войны нервно-паралитические газы не применялись в Европе. Затем Борис Джонсон устроил свою позерскую акцию против России под крылом копии самолета «Спитфайр», участвовавшего в Битве за Британию, а происходило это в тот момент, когда он перестал болтаться без дела в расположенном поблизости подземном операционном помещении Королевских военно-воздушных сил в городе Аксбридже. Могут ли подобного рода детские проделки убедить народ Британии? Или это просто свидетельствует о невежестве? Или речь идет просто о политическом использовании — в очередной раз — эпической трагедии 20-го столетия?
Русские должны ответить на многочисленные вопросы по поводу отравления Сергея Скрипаля, его дочери Юлии и сержанта полиции Ника Бейли (Nick Bailey). Но какое, скажите на милость, это имеет отношение ко Второй мировой войне? Поиски истины не имеют к этому особого отношения.
Возьмем, к примеру, отравляющие вещества. В 1930-х годах нацисты обнаружили, что сельскохозяйственные пестициды могут быть использованы для производства нервно-паралитических отравляющих веществ. Однако в ходе Второй мировой войны они не использовались — после этого фраза «ни разу после» полностью лишается смысла, — а причина состояла в том, что немцы пришли к следующему выводу: в распоряжении союзнических сил может находится больше зарина и табуна, чем у них. Японцы проводили бесчеловечные эксперименты со всеми видами газов на экспериментальном заводе в Харбине, на территории оккупированного Китая, однако эти военные преступники были после войны захвачены и увезены для того, чтобы помогать американцам. Заключенные как в японских, так и в немецких тюрьмах погибали в ходе проводившихся экспериментов.
Химические вещества использовались, и это была, на самом деле, газовая война. В сражениях они не применялись, однако они использовались в ходе крупнейшего преступления нацистов против человечности, против европейских евреев — нацисты применяли газ «Циклон Б» в Аушвице, а также в других лагерях смерти. С помощью этого газа были убиты, по меньшей мере, миллион человек. Вот это имеют в виду г-жа Мэй и г-н Джонсон, когда они говорят об использовании «нервно-паралитических отравляющих веществ» во время Второй мировой войны? А если это так, то почему они прямо об этом не скажут? Или сравнение с отравление трех невинных людей в Солсбери не совсем сопоставимо с холокостом?
Москва, разумеется, не должна пытаться убивать русских эмигрантов в Британии — предположительно, по личному указанию Владимира Путина. Однако в августе 1940 года — когда уже проходила настоящая Битва за Британию — российское правительство организовало убийство одного русского эмигранта в Мексике. Его звали Лев Троцкий, а убил его агент НКВД по имени Рамон Меркадер — он нанес ему удар по голове ледорубом, и сделано это было по личному указанию предшественника Путина Иосифа Сталина.
Москва тогда отрицала какую-либо причастность (дежавю!), однако через некоторое время осыпало Маркадера почестями — после того, как тот отсидел 20 лет в мексиканской тюрьме. Но всего спустя два года после убийства Троцкого, после нападения нацистов на Советский Союз, Черчилль стал считать Сталина верным союзником в борьбе против Гитлера.
Верно то, что Черчилль ненавидел Троцкого (так в тексте — прим. перев.) — это чувство было у них взаимным, — однако он был готов иметь дело с российским диктатором, потому что это соответствовало национальным интересам Британии, несмотря на склонность Сталина к убийству своих бывших (и вероломных) коллег. Совершенно случайно я однажды имел возможность посмотреть кадры битвы советской авиации против немцев в ходе Второй мировой войны — и там на покрытой грязью русской взлетно-посадочной полосе можно было увидеть несколько столь любимых Борисом Джонсоном «Спитфайров». Они были окрашены в советские цвета с красной звездой на хвосте — это был подарок из Британии.
Подобные параллели, конечно же, не точны, хотя средства массовой информации стали действовать по сценарию использования ссылок на Вторую мировую войну. Так, например, агентство «Рейтерс» поддержало британскую линию по поводу отравления в Солсбери, указав в своем сообщении о том, что это было «первое известное использование подобного нервно-паралитического отравляющего вещества на европейской земле после Второй мировой войны». Однако приходится повторить мой вопрос: разве это соответствует действительности? Химические вещества — да. Но нервно-паралитические отравляющие вещества? Если вы считаете, что это все мелочные придирки, то посмотрите как использовались все эти аналогии с Гитлером и Второй мировой войной. Мы когда-то называли Саддама (Хусейна) «Гитлером с берегов Тигра», однако на этой неделе наследный принц Саудовской Аравии Мухаммед бин Салман, доселе неизвестный специалист по истории войны 1939 — 1945 годов, говорит американцам, что территориальные амбиции иранского Верховного лидера Али Хаменеи могут быть сравнимы с территориальными амбициями Гитлера. Он также заявил, что «не хочет видеть повторения подобных событий на Ближнем Востоке».
Однако может возникнуть вопрос: какая из этих двух мусульманских наций проводит в настоящее время блицкриг против соседней страны?
Обманчивым историческим параллелям нет конца. Получилось так, что я в конце прошлой недели оказался проездом в Турции, и там я узнал, что президент Эрдоган — по случаю 103-ей годовщины Гиллиполийской победы, ни больше, ни меньше — сравнил это эпическое сражение времен первой мировой войны с нынешней «борьбой против террора», которую ведет Турция в Африне. Солдаты Корпуса австралийской и новозеландской армии (ANZAC), находившиеся в районе залива Сулва, были бы, наверное, в некоторой степени польщены, если бы они узнали, что в один прекрасный день их будут сравнивать с курдскими Отрядами народной самообороны (или с Рабочей партией Курдистана, в данном случае), однако Эрдоган, конечно же, не может быть серьезным, когда он сравнивает свою захватническую турецкую армию на севере Сирии — не говоря уже о своих сирийских/исламистских союзниках, грабящих магазины и дома в Африне — с мужеством Мустафы Кемаля Ататюрка, проявленном на Галлиполийском полуострове.
К сожалению, Эрдоган, на самом деле, был весьма серьезен. «Волны террора против Турции», — сказал он в своем выступлении в конце прошлой на месте Галлиполийского сражения, и все это было просто попыткой напомнить об агрессии союзнических сил в 1915 году. Обе стороны пытались тогда создать «территориальный коридор» вдоль границы.
В отличие от этого, русские избегают любого упоминания своего участия в мировых войнах — количество их жертв во Второй мировой войне бесконечно превышают количество жертв остальных союзников вместе взятых. Кроме того, они искусно готовят свои ответы, а также пропаганду телеканала RT по поводу нашей собственной неспособности задавать очевидные вопросы. Почему русских эмигрантов убивают только в Соединенном Королевстве? Почему Москве с самого начала не предоставили доступа к деталям использованного отравляющего вещества? Почему не были опубликованы фотографии Сергея Скрипаля и Юлии в больнице (как это было с российским агентом Александром Литвиненко, когда он, по сути, умирал в британской больнице в 2006 году)? Почему британские специалисты ходят в Солсбери в космических защитных костюмах в нескольких метрах от ничем не защищенных граждан Соединенного Королевства?
Хорошие вопросы, и на них должны быть даны отличные ответы. Любой человек, полагающий, что это Москва ведет игру по инструкции, может посмотреть на Украину, а затем вспомнить Финляндию в 1939 году. Или сослаться на убийство Троцкого. Но вместо этого мы все время получаем Вторую мировую войну. Это прискорбно. Это легкомысленно. И это, действительно, все, на что способны Мэй и Джонсон? Почему бы не заняться им реальной опасностью, угрожающей самой Британии — Брекситом? Или эта несчастная парочка просто рассматривает злодеяние в Солсбери как еще один предлог для того, чтобы уклониться от обсуждения настоящей трагедии, в которую они втянули Британию? А ведь как раз это решение многие критики называют — именно так! — самой большой опасностью для Соединенного Королевства со времени окончания Второй мировой войны.
