«Нужно искать новые ниши» — эти слова уже стали знакомой мантрой, которая звучит всякий раз когда приходят очередные плохие новости с экономического фронта. В госуправлении, а также среди ряда экспертов образовалась вера в то, что латвийская экономика способна успешно приспособиться к любому экономическому сотрясению — от банкротства крупных предприятий до постепенного исчезновения целых отраслей экономики.
С одной стороны, мне как в недавнем прошлом преподавателю экономики, приятно видеть столь высокую оценку работы рыночного механизма саморегулирования. В экономике есть даже такое понятие — знаменитое «созидающее разрушение» Джозефа Шумпетера, которое символизирует непрерывную эволюцию рыночной экономики: новое появляется на обломках отжившего свое старого.
С другой стороны, сравнивая достижения Латвии и экономик некоторых других стран за последние 25 лет, возникают вопросы о том всегда ли разрушение созидательно и не может ли его (разрушения) быть слишком много.
В 1990-х годах главной темой дебатов научной дисциплины так называемой «переходной экономики» был «градуализм» против «шоковой терапии». «Градуалисты» выступали за постепенную и осторожную смену институтов центрального планирования на институты рыночной экономики. Адепты школы «шоковой терапии» (также известной как подход «большого взрыва») были за немедленное и полное уничтожение институтов предыдущей системы, дабы освободить пространство новому. Главным примером «шоковой терапии» считалась Польша, «градуализма» — Китай. В нашем регионе доминировал взгляд что «шоковая терапия» представляет собой единственный правильный путь, а Китай делает большую ошибку. И я был среди тех, кто верил в превосходство «большого взрыва».
Сегодня, почти тридцать лет спустя, история вынесла свой вердикт. За период с 1992 по 2016 год реальный ВВП Польши возрос в 2,65 раз. Конечно же, это успех. Но за то же самое время реальный ВВП Китая вырос более чем в 9 раз. Хотелось бы, конечно, чтобы история дала более приятный лично для меня ответ. Но такова реальность: нужно быть полностью и безнадежно слепым, чтобы не видеть эти факты.
Насколько успешна в этот период была Латвия? Интересен факт что в гораздо более короткий срок (с 1995 до 2007) наш реальный ВВП вырос в 2,35 раз, то есть почти на столько же, сколько у Польши с 1992 до 2016 годы. Кстати, в отличие от Латвии, в Польше практически не было кризиса 2008 года. А вот в последнее десятилетие (2007 — 2017) нам нечем особенно гордиться. Реальный ВВП фактически стоял на месте (увеличение менее чем на один процент), а число жителей уменьшилось на 12%.
В начале 1990-х многие считали что СССР искусственно навязал Латвии слишком большой и неэффективный промышленный сектор. Были предприняты шаги для «очистки площадки» для других направлений бизнеса. В то же самое время на востоке формировалась экономическая модель «двойного экспорта»: во-первых экспорт природных ресурсов на Запад; во-вторых, экспорта львиной части доходов от продажи этих ресурсов (то есть капитала) тоже на Запад. Когда бизнес Востока решил зарабатывать дома, но жить и хранить капитал на Западе, Латвия смогла очень хорошо заработать как на обслуживании экспорта природных ресурсов (транзит), так и на экспорте (или бегстве) заработанного на этом капитала.
Многие смотрят на происходящее как на нормальное продолжение процесса «созидающего разрушения»: на него не стоит обращать лишнего внимания. Найдут новые ниши, переориентируются, найдут работу где-то еще. Но вот вопрос: действительно ли рыночная экономика представляет собой такую волшебную палочку, как некоторым кажется?
Например, много лет назад ВЭФ (VEF) мог производить миниатюрные фотоаппараты «Минокс» (Minox) — достижение, которое в наши дни можно приравнять к способности производить смартфоны. Формально VEF выполнил задачу по поиску новых ниш — теперь в одном из его помещений находится, к примеру, ночной клуб. Некогда инженер-электронщик «Альфы» нашел новую нишу и теперь работает электриком. Таких примеров очень много. Продолжая тему: а вот, к примеру, в случае потери восточного транзита, латвийская железная дорога и порты смогут переориентироваться на поставки фруктов из Испании в Скандинавские страны? А в какой мере сможет «переориентироваться» финансовый сектор?
История показывает что на уровне отраслей успешные страны долго и серьезно — десятилетиями — работают над своими главными направлениями развития. Приведем в пример Ирландию, которой удалось привлечь огромный объем инвестиций из США — больше чем Бразилии, России, Индии и Китаю вместе взятым! Благодаря расследованию комиссара по конкуренции Европейской Комиссии по поводу господдрежки американских компаний в Ирландии мы теперь знаем, как им это удалось. Краеугольным камнем ирландской стратегии были огромные налоговые скидки высокотехнологичным американским компаниям. Европейская Комиссия пришла к выводу, что с 1991 по 2007 год Ирландия искусственно занизила налоговые сборы с компании «Эппл» (Apple). Несмотря на то, что все национальные законы были соблюдены, нормы о конкуренции Европейского Союза были нарушены.
Кстати, Ирландия работала над стратегией привлечения инвесторов долго, как минимум с 1980-х. И это себя оправдало. С 1992 по 2016 год Ирландии удалось увеличить свой реальный ВВП почти в четыре раза. Недавно Ирландия попала под огромное давление Европейской Комиссии, которая дала задание собрать с Apple неуплаченные налоги в размере 13 миллиардов евро. Ирландцы отказались. «Мы не глобальный сборщик налогов для всех остальных,» — ответил министр финансов Ирландии. Очевидно, Ирландия все взвесила и пришла к выводу, что репутация надежного партнера дороже, чем 13 миллиардов евро.
А вот еще пример — Германия. Из-за недавних скандалов с нелегальными договорами картелей автопроизводителей всплыли определенные подробности развития немецкого автопрома, о которых редко пишут в сегодняшних учебниках по экономике. В Германии картели впервые образовались во время протекционистской политики Отто фон Бисмарка 1870-х, в результате которого, как считают некоторые, был достигнут рывок немецкой промышленности до Первой мировой войны.
В 1901 году в Германии существовали 450 картелей, главной целью которых было увеличение международной конкурентоспособности немецких производителей. После Второй мировой войны в связи с огромным давлением со стороны США вертикальная интеграция была уменьшена. Но на ее месте была образована модель горизонтального сотрудничества с огромным количеством внутренних соглашений, которые назывались «рационализаторскими картелями». Современные правила конкуренции изменились, но глубокое убеждение немцев что предприятиям одной отрасли необходимо работать вместе, чтобы повышать свою международную конкурентоспособность, никуда не пропала.
Выводы
Во-первых, механизм рыночной экономики действительно хорошо амортизирует внешние шоки. С упором на слово «амортизирует». Было бы глупо думать, что превращая завод в ночной клуб, инженера-электронщика — в электрика, финансового аналитика — в бухгалтера, а железную дорогу — в металлолом, происходит какой-то прогресс.
Во-вторых, успешные страны не действуют по шаблону. Они, во-первых, выбирают, и во-вторых, целенаправленно инвестируют в свои главные направления развития. Развитие и повышение конкурентоспособности этих направлений представляет собой крайне длительный процесс, который может требовать десятилетия. Разрушить создаваемую годами бизнес-модель можно гораздо быстрее. Ломать — не строить.
В-третьих, метания из одной крайности в другую, непоследовательность, будут стоить очень дорого. Особенно стране, границы которой открыты, а жители которой могут свободно эмигрировать в более богатые или динамичные страны.
