30 лет назад Константи Геберт (Konstanty Gebert) нарушал закон. Постоянно. Он принимал участие в антиправительственных протестах. Он писал статьи для подпольных газет. Он помог организовать секретный университет, где преподавались предметы, запрещенные государством.
Но после краха польского коммунистического правительства в 1989 году Геберт, по его собственным словам, старался уважать ту диктатуру закона, за которую поляки так долго боролись. Однако ранее в этом году правящая ультраправая партия «Право и справедливость» добилась, чтобы обвинения в адрес польского народа в причастности к зверским преступлениям нацистов в период Второй мировой войны стали противозаконными. Геберт счел, что он обязан высказаться. Поэтому в марте, спустя несколько дней после вступления этого закона в силу, этот 64-летний журналист-еврей опубликовал свою статью в одной из польских газет под названием Gazeta Wyborcza. «Многие представители польской нации, — написал он, — несут совместную ответственность за некоторые преступления нацистов, совершенные Третьим рейхом».
Пока Геберт остается на свободе, однако после публикации той его статьи ему грозит тюремное заключение сроком на три года или очень внушительный штраф. «Я все еще жду, — сказал он в интервью Newsweek. — Прокуратура опубликовала пресс-релиз, где говорится, что на основании этого нового закона уже поступило 44 жалобы и что они сейчас их проверяют. Надеюсь, я попал в этот список».
Варшава утверждает, что этот закон защищает историю страны, делая противозаконными заявления о том, что поляки помогали нацистам в таких концлагерях, как Аушвиц, который располагался недалеко от города Освенцим. С 1939 по 1945 год Польша была жертвой жестокой нацистской оккупации, в ходе которой погибло 3 миллиона польских евреев и 2,5 миллиона этнических поляков. Тем не менее, каждый год, как утверждает заместитель министра иностранных дел Польши Бартош Цихоцкий (Bartosz Cichocki), посольства Польши в других странах фиксируют более 1,5 тысячи случаев, когда в преступлениях нацистов обвиняют именно Польшу, а не Германию. Сюда относится все от упоминаний о «польских» лагерях смерти, до утверждений, что Варшава сотрудничала с Адольфом Гитлером в период Второй мировой войны. «Мы столкнулись с волной статей, мнений и комментариев, доказывающих, что многие не обладают даже базовыми знаниями в области истории Польши, — говорит он. — Ситуация такова, что, когда люди говорят о Холокосте, в ней упоминаются только жертвы-евреи и палачи-поляки».
Однако критики утверждают, что этот закон является масштабной — и очень расплывчато сформулированной — атакой на свободу слова, которую партия «Право и справедливость» спланировала, чтобы заткнуть рот критикам и подавить исторические дебаты. «Это своего рода огромная дубина, которая нависла над головами тех, кто стремится обсуждать Холокост, — сказал Геберт. — Теперь правительство может нанести удар по ним в любой момент, когда это будет политически выгодным».
Многие поляки оказывали сопротивление Третьему рейху, и Израильский институт катастрофы и героизма «Яд Ва-Шем» признал более 6 тысяч поляков «праведниками мира» за то, что те прятали евреев и помогали им бежать от нацистов. Для поляков антифашистское сопротивление в Польше в период Второй мировой войны — это источник гордости и национальной идентичности. «В Польше никогда не было правительства, которое сотрудничало бы с Третьим рейхом, и в ней никогда не было своей дивизии СС, — написал премьер-министр Матеуш Моравецкий (Mateusz Morawiecki) в журнале Foreign Policy в марте. — Мои близкие родственники спасали евреев. В самый тяжелый момент связь между поляками и евреями оказалась сильнее невообразимой жестокости нацистской оккупации».
Однако это был не конец. В 2013 году другой польский историк Ян Грабовский (Jan Grabowski) выпустил книгу «Охота на евреев: предательства и убийства в оккупированной немцами Польше». В этой его книге подробно анализируются документы и записи, сделанные в городе Домброва-Тарновска и его окрестностях. Согласно тем записям, подавляющее большинство евреев, прятавшихся от нацистов, были преданы — а в некоторых случаях даже убиты — их польскими соседями.
Оба историка утверждают, что жестокость по отношению к евреям не прекратилась в 1945 году. Год спустя в деревне Кельце польская полиция, солдаты и простые граждане убили более 40 евреев, которые сумели пережить нацистскую оккупацию. «Это извержение насилия против евреев было не единичной вспышкой ненависти, — пишет Грабовский, — а скорее постепенно затухающим продолжением практики военных времен, которая была хорошо знакома всем тем, кто жил на оккупированной земле».
С точки зрения таких историков, как Грабовский, признание факта причастности поляков к преступлениям нацистской эпохи имеет огромное значение не только для Польши, но и для всего мира. «Я считаю, что действия людей в определенном смысле носят универсальный характер, — говорит Грабовский, комментируя свое исследование событий в Домброва-Тарновска. — Ваш сосед просит вас о помощи. Если вы поможете ему, вас могут убить, а если нет, тогда убить могут его. Вы сталкиваетесь со страшным выбором. И об этом необходимо говорить».
Тем не менее, многие поляки не хотят с этим соглашаться. Согласно результатам опроса, проведенного в 2017 году расположенным в Варшаве Польским центром исследований предубеждений, разговоры о причастности поляков к преступлениям нацистов «раздражают» более 55% поляков. «В Польше никогда подробно не изучались не только оккупация и война, но и отношение к евреям в военный период, — говорит Грабовский. — Эти темы замяли и забыли».
Если говорить о польском националистическом правом крыле, то заявления о том, что эта страна принимала участие в Холокосте, только укрепили убежденность в том, что сейчас страна подвергается атакам со стороны европейских и других иностранных сил. Подобно премьер-министру Венгрии Виктору Орбану, основатель партии «Право и справедливость» Ярослав Качиньский отчаянно сопротивлялся требованиям Евросоюза принять определенное число мигрантов. И подобно тому, как Орбан использовал историю о несправедливом отношении к Венгрии после окончания Первой мировой войны, чтобы укрепить свой националистический мандат, Качиньский тоже «вызывал демонов» Второй мировой войны. В 2016 году Польша разозлила своих союзников в Киеве, приняв резолюцию, в которой она обвинила украинских коллаборационистов в убийстве 100 тысяч польских граждан во время Второй мировой войны. В том же году Варшава пригрозила лишить Гросса — профессора Принстонского университета — Ордена Заслуг, высшей награды в Польше, за то, что в своей статье для немецкой газеты Die Welt он написал, что Польша «убила больше евреев, чем немцы во время войны». А в 2017 году, вскоре после прихода партии «Право и справедливость» к власти, правительство потребовало от Германии выплатить компенсацию в размере более 850 миллиардов долларов за военные преступления и разрушение польских городов.
Официальной мишенью нового польского закона о Холокосте стала формулировка «польские лагеря смерти», которую используют для обозначения Аушвица и других нацистских концлагерей. Однако критики усматривают здесь факт подмены понятий. Дело не только в том, что до 2015 года эта формулировка почти никогда не использовалась: даже историки-ревизионисты не утверждают, что поляки создавали лагеря смерти. «Если вы полагаете, что [вопрос польских лагерей смерти] является объектом этого закона, вы заблуждаетесь, — говорит Грабовский. — Весь вопрос в том, кто порочит репутацию польской нации… Это губительный, вредоносный закон».
Вредоносный или нет, этот закон очень нравится представителям базы Качиньского. В апреле ультраправое Национальное движение призвало к началу расследования в отношении президента Израиля Реувена Ривлина (Reuven Rivlin), который в беседе с президентом Польши Анджеем Дудой (Andrzej Duda) сказал, что факт пособничества поляков нацистам «нельзя игнорировать». Учитывая то, что в конце этого года в Польше пройдут выборы в органы местного самоуправления, а в следующем — общенациональные выборы, время для этого призыва было выбрано неслучайно. «Если правительство отступит, оно потеряет голоса фашистов, а это около 10% электората, — пояснил Геберт. — Качиньскому необходимо как можно крепче прижать фашистов к своей груди».
Но, если Качиньский намеревался продемонстрировать фашистам свою симпатию, Варшава заплатила за это очень высокую цену на международной арене. Даже самые убежденные поборники жесткого курса в правящей партии были шокированы тем, какую ярость вызвал этот принятый в январе закон и как долго эта ярость не утихает. Вашингтон обвинил Польшу в беззастенчивом наступлении на свободу слова, а Израиль заявил, что принятие этого закона сродни отрицанию Холокоста. Польша, которая уже успела поссориться с Евросоюзом из-за своей реформы судебной системы, внезапно обнаружила, что число ее союзников стремительно уменьшается.
Премьер-министр Польши Моравецкий еще больше усугубил ситуацию 17 февраля, заявив на заседании дискуссионной группы на Мюнхенской конференции по безопасности, что евреи — как поляки и русские — тоже виновны в Холокосте.
Этот его комментарий стал ответом на вопрос израильского журналиста Ронена Бергмана (Ronen Bergman), чьи родители были родом из Польши и пережили Холокост. В своем эмоциональном выступлении Бергман рассказал о том, как соседи его матери предали ее во время нацистской оккупации Польши. С точки зрения Бергмана, ответ премьер-министра Моравецкого наглядно продемонстрировал, что дебаты вокруг нового закона касаются не только прошлого, но и настоящего. «Меня переполняли эмоции, у меня слезы наворачивались, — говорит он, комментируя видеозапись их диалога. — Я думал, Моравецкий скажет нечто вроде "я сожалею о вашей потере". Вместо этого он смотрел на меня так, будто я был какой-то досадной помехой. Мне стало ясно, что мы обсуждаем не только историю».
Если ответ польского премьер-министра Бергману оказался пренебрежительным, то реакция националистов по-настоящему задела его за живое. В интернете появились слухи о том, что семья Бергмана якобы выдавала евреев нацистам. Ультраправые тролли начали резко критиковать его работу на своих экстремистских сайтах. На севере Израиля кто-то — с очевидным намерением унизить Бергмана — нашел и сфотографировал могилу его матери. «Ужасные, ужасные вещи, — сказал Бергман, комментируя те сообщения, которые приходили ему онлайн. — Это была организованная кампания. Это не было спонтанным всплеском националистических настроений. Это стало моим первым столкновением с чем-то подобным, и оно оставило глубокий след».
Было бы слишком просто назвать тех, кто начал нападать на Бергмана после его участия в Мюнхенской конференции по безопасности, маргинальной группой троллей, которые прячутся за своей анонимностью. Однако статистика, собранная Польским центром по изучению предубеждений, показывает, что антисемитизм в Польше не просто широко распространен, но и набирает обороты. Согласно результатам исследования, проведенного этим центром в 2017 году, с 2008 по 2013 год число поляков, убежденных в том, что евреи совершают ритуальные убийства, выросло с 12% до 24%. Между тем 85% респондентов признались, что они никогда не встречали евреев в Польше.
И это не удивляет, потому что две трети тех 300 тысяч польских евреев, которым удалось пережить Холокост, после войны эмигрировали в Израиль. Еще 20 тысяч покинули Польшу в 1968 году, когда коммунистическое правительство запустило «антисионистскую» кампанию против своих критиков из числа польских интеллигентов. Согласно результатам последней переписи населения, в 2012 году только 8 тысяч человек в Польше назвали себя евреями.
Польское правительство, которое хочет наладить более тесные отношения с Израилем, продолжает отрицать, что в стране наблюдается рост антисемитизма. Заместитель министра иностранных дел Польши Цихоцкий утверждает, что несправедливо обвинять страну в антисемитизме, в то время как по улицам американских городов маршируют неонацисты, а в Европе продолжают нападать на и убивать евреев. «Польша — это безопасное убежище для евреев», — заявляет он.
Цихоцкий утверждает, что этот новый закон является эквивалентом законов, которые называют отрицание Холокоста противозаконным и которые действуют в 16 европейских государствах, а также в Израиле. Кроме того, по его словам, правительство Польши финансирует исследования, выставки и открытие музеев, которые отражают более противоречивые аспекты Второй мировой войны. Одним из примеров является Музей истории польских евреев, который был открыт в 2013 году на месте бывшего еврейского гетто в Варшаве. «Мы не боимся даже самых мрачных страниц нашей истории, — утверждает он. — Этот закон не наказывает тех людей, которые говорят, что поляки или группы поляков участвовали в зверских преступлениях немцев. Никто не ограничивает свободу слова в Польше».
Несмотря на решительную критику со стороны США и Израиля, Министерство юстиций Польши обязано преследовать всех, кто нарушает закон о Холокосте. В марте Дуда отправил этот закон в конституционный суд Польши, которому еще только предстоит вынести свое постановление. Критики считают этот шаг попыткой правительства дистанцироваться от того, что превращается в чрезвычайно токсичную политическую тему.
По мнению некоторых, Качиньский, возможно, надеется, что конституционный суд — в состав которого входит множество верных его партии людей — рекомендует внести изменения в этот закон, чтобы он стал более приемлемым для Израиля и США и при этом не рассердил представителей его националистической базы. Партия «Право и справедливость» хочет получить две трети мест в парламенте по результатам выборов в 2019 году, а это значит, что она не может допустить, чтобы ультраправые сочли ее слабой.
По словам аналитиков, это довольно сложная и деликатная задача, и, даже если Качиньский в конечном итоге решит, что в обмен на победу на следующих выборах он вполне может превратить Польшу в изгоя на международной арене, Геберт настроен оптимистически. Внутри Польши и за ее пределами началось весьма заметное сопротивление этому закону, и сюда можно отнести письма, акции протеста и заявления многих религиозных и политических деятелей.
По словам Геберта, в период антисионистской кампании 1968 года у польских евреев не было союзников. Тот момент оказал сильное влияние на его жизнь и взгляды — и не только потому, что полиция впервые избила его. Именно тогда он понял, что коммунистическую систему невозможно реформировать и что ее можно только свергнуть. И им придется делать это в одиночку.
Теперь, спустя 50 лет, все изменилось. «Фундаментальное отличие в том, что на этот раз мы не одни, — говорит он. — Внутри польского гражданского общества ведутся внутренние дебаты на тему того, в какой стране мы хотим жить. Оппозиция на нашей стороне. Мы видим общественную критику этого закона, солидарность с евреями, демонстрации».
Возможно, именно поэтому Геберт чувствует себя не просто уверенно, но и вполне комфортно, нарушая этот закон. «Это было непростое решение, — говорит он. — Но я нарушаю его для того, чтобы узнать, как он работает».
