Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Зачем я согласился подделать собственную смерть

Новость об убийстве российского журналиста Аркадия Бабченко прогремела на весь мир, но еще и суток не прошло, как выяснилось, что все было инсценировано украинской службой безопасности. В эксклюзивной статье для «Экспрессен Культур» Аркадий Бабченко отвечает своим критикам.

© AP Photo / Valentyn Ogirenko, Pool Журналист Аркадий Бабченко во время пресс-конференции в Киеве, Украина. 31 мая 2018
Журналист Аркадий Бабченко во время пресс-конференции в Киеве, Украина. 31 мая 2018
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
«И вот ты возвращаешься из морга, от тебя воняет кровью, шлейф запаха бойни. Ты не спал сутки, ты пережил собственное убийство, ты месяц ходил с мишенью на лбу в ожидании выстрела, жил со знанием, что твоя смерть уже кем-то оплачена». Удивительно, сколько людей не понимают, зачем это было нужно. В эксклюзивной статье для «Экспрессен» Аркадий Бабченко отвечает своим критикам.

И вот ты возвращаешься из морга, от тебя воняет кровью, шлейф запаха бойни длиной в километр. Ты не спал сутки, ты пережил собственное убийство, ты месяц ходил с мишенью на лбу в ожидании выстрела, жил со знанием, что твоя смерть уже кем-то оплачена — твоя смерть оплачена! Эта мысль тебя парализует. Но, само собой, ты обнимаешь свою жену, которая уже даже не в истерике — стадия истерики закончилась несколько дней назад — сейчас она просто совершенно пуста, бесчувственна, как мертвая, истощена и лишена эмоций.


Вот так ты живешь несколько дней, как пустая оболочка, внутри лишь пустота, ничего больше. Твоя жизнь в очередной раз сломана, и в очередной раз ты должен начинать сначала, не зная где, не имея понятия как. Ты не знаешь, сколько еще тебе удастся пожить, не знаешь, сколько месяцев, лет тебе придется ходить везде с телохранителями, не знаешь, когда сможешь жить с незадернутыми шторами и подходить к окну, когда твоя дочь сможет играть на улице вместе с другими детьми. Все, что было раньше, осталось за чертой, отрезано, ничто больше не важно, не имеет значения. Нерецептурные успокоительные на тебя больше не действуют, и ты поглощаешь их горстями, а аптека за углом наверняка сделала на тебе годовую выручку.


Убийство и мораль


А затем начинает отпускать. Чувства возвращаются, и руки дрожат так, что было бы очень удобно работать отбойным молотком. Но затем проходит и это, и тебя впервые за много дней не тошнит, и ты даже можешь затолкать в себя немного еды, и жена тоже теперь в состоянии поесть, и вот вы сидите и чисто механически поглощаете какую-то ерунду, какие-то крошки.


А затем проходит и это, и, наконец, ты можешь улыбаться, почти живой, открываешь Фейсбук и читаешь, как Сережа, Саша или Маша грозят пальцем, надувают щеки и читают тебе мораль, и это кажется им очень важным. И ты читаешь, читаешь и улыбаешься — милые вы мои, хорошие, я просто обожаю ваши суперумные беседы в фейсе. В фейсе вы можете меня даже и убить, пожалуйста, но пусть это убийство останется здесь, пусть оно не повторится в действительности, потому что вы не имеете ни малейшего представления о том, через какой ад я и мои близкие прошли. И не дай бог вы сможете это представить или переживете это. Так что пишите себе, пишите. А ты только что вернулся из такой тьмы, выполз из такой пропасти, ты читаешь и улыбаешься, и обнимаешь свою дочь, и открываешь бутылку пива, и зажигаешь сигарету. И чувствуешь себя прекрасно. И небо, и солнце, и птицы, и тебе все равно, ты улыбаешься и улыбаешься.


Меня упрекают в том, что я нарушил журналистскую этику и мораль. Мне говорят, что журналист не должен участвовать в операциях спецслужб. Давайте я вам кое-что объясню. Вот к вам приходят оперативники. Говорят — есть список людей, которых планируется убить. Ты в нем идешь первым пунктом. На тебя уже есть заказ. Уже проплачен. Но ты — «мелкая сошка» — это дословно — тебя хотят убить так, для шума. Для проверки. А основные цели, убийство которых должно нанести максимальный урон, будут озвучены потом. Мы их не знаем. Помоги нам. Помоги вскрыть эту цепь.


Удивлен такими убеждениями


Страшно? Да. Боишься ли провокаций? Еще как. Думаешь о том, что это подстава, и тебя просто вывезут куда-то в лес и прихлопнут? В первую очередь. Хочется ли схватить семью под мышку и уехать черт знает куда — в Америку, в Антарктиду, на Северный полюс, на Эверест, к черту на кулички, чтобы только тебя не достали, чтобы только не видеть и не слышать всего этого? Да только этого и хочется!


Но я в принципе не представляю, что на это можно ответить, кроме как:


«Да, пацаны, конечно. Работаем. Давайте накроем уродов». А вы что бы сделали в такой ситуации? Вы бы встали на табуретку с возвышенным лицом и сказали: «Нет. Журналист не имеет права участвовать в операциях спецслужб. Охраняйте меня. Это ваша обязанность».


«Да тебя-то мы защитим, без проблем, но это понижает шансы на то, что сеть будет вскрыта, что будут выявлены остальные исполнители, мы не знаем, сколько их, не знаем, были ли уже отданы деньги на убийство других людей в списке, сейчас мы одного возьмем, а остальные уйдут — и это сильно понизит шансы. Могут быть убиты другие люди. Помоги нам».


«Нет. Журналистская этика! Мораль! Мои читатели будут расстроены! Коллеги меня осудят!»


Вы бы так сделали?


Я удивлен. Удивлен, как много людей убеждены, что главная задача службы безопасности в охваченной войной стране — в стране, где Россия убивает российских беженцев, — это в чем-то убедить ее величество публику. Выложить им все доказательства. Плевать на тайну следствия, плевать на суд, плевать, что могут сорваться выстраиваемые цепочки, что могут уйти заказчики, другие потенциальные исполнители, что, в конце концов, адвокаты на суде будут цепляться за каждый прокол, плевать, что операция продолжается, что еще не все известно, что данные промежуточные, что озвучивают их, естественно, далеко не в полном объеме — плевать.


Покажите нам все, что у вас есть! Мы должны поверить! Кто-то в Фейсбуке сомневается! Удивляешься, сколько, оказывается, людей уверены, что вот прямо заказчик так взял и пришел к организатору с письменным приказом убить Бабченко и с печатью Путина на нем. И со списком следующих жертв.


Не только жизнь Бабченко


Неважно, что информация собиралась по крупицам, что сначала были названы только две фамилии, потом начали звучать другие фамилии, потом подозреваемый обмолвился о тридцати потенциальных жертвах. Что вначале все это были лишь разговоры, непонятно было, треп это или серьезно, и только потом стало известно все полностью, стало понятно, что да, серьезно, стали известны имена.


Неважно, что все это делалось в том числе именно для того, чтобы этот список стал известен. Неважно, что список стал известен именно потому, что была проведена эта операция. Что вот это все — список, фамилии в нем, подозреваемый заказчик, вся цепь — стало известно только потому, что люди два месяца жестко пахали, готовили всю операцию, добыли эти фамилии, эти схемы — и пашут до сих пор, потому что ничего еще не закончилось и до конца еще ничего не понятно.


Все это неважно, потому что журналистское сообщество это осуждает.


Удивительно, что столько людей не понимают, что нужно «дождаться полной информации и уж тогда решать» — и это нормальная элементарная реакция в такой ситуации.


Удивительно, что так много людей не понимают, что спасена не только жизнь Бабченко, но и жизни многих других людей. Что благодаря этой операции было спасено несколько из этих совершенно конкретных 47 жизней. Как много? Еще одна? Пять? Все 47? Никто не знает. Но пока что никто больше не убит. Пока что убийства остановлены.


Но это все неважно. Потому что пострадала журналистская этика!


Шерлок Холмс


Удивительно, как много тех, для кого стал в новинку такой банальный способ вести расследование, как имитация преступления. Можно же погуглить. Шерлока Холмса, наверное, сегодня бы с потрохами съели за инсценировку собственной смерти у Рейхенбахского водопада с целью разоблачить преступную сеть профессора Мориарти.


Удивительно, как много тех, кто рассказывает мне, что они сами бы сделали, окажись на моем месте. Упаси бог, чтобы вы оказались на моем месте. Но если это случится, хорошо, тогда вы сможете сказать: «Нет-нет, я не могу пойти против журналистской этики, пусть меня лучше убьют, я приму смерть с высоко поднятой головой! У меня две тысячи читателей, они будут разочарованы!»


Читаешь все это и улыбаешься. Боже, какое счастье не быть мишенью. Знать, что в этот раз все позади. Конец. Тебя не застрелили. Пару дней они будут в шоке, пару недель станут адом для тех, чья операция провалилась, бог даст, кого-то уволят, и тогда у тебя будет много времени. Но даже если никого не уволят, все равно им понадобится несколько месяцев, чтобы составить новый план, найти новых исполнителей, оружие, деньги, организовать прочие технические моменты.


Это значит, что у тебя есть пара месяцев, прежде чем снова начнется паранойя: начали они уже снова охотиться на тебя или нет?


Я думаю, это будут лучшие месяцы за последние несколько лет.


Я гуляю. Улыбаюсь. У меня все хорошо. Я доволен.


Что произошло


В прошлый вторник появилась информация, что российский журналист Аркадий Бабченко был убит в Киеве. Но в среду он внезапно появился живой и невредимый на пресс-конференции украинской службы безопасности. Служба безопасности рассказала, что они фальсифицировали убийство, чтобы предотвратить покушение, запланированное российской стороной, и узнать, кто именно его планировал. Как утверждают украинские власти, у них есть доказательства, что Россия планировала ряд убийств и что в результате операции были предотвращены 30 покушений. Однако на них обрушились потоки критики за опасную игру с правдой. Один человек задержан.