Западные труды о Владимире Путине и современной России выглядят жалко: несколько тезисов о загадочной стране и суровом диктаторе, немного любопытных фактов и наблюдений из сферы геополитики. Путин стал для цивилизованного мира привычным отрицательным героем, поэтому наблюдатели не чувствуют, каков реальный масштаб зла.
Возможно, это связано с расстоянием и тем, что Россия для англосаксов — это проблема, которая касается узкого круга военных, дипломатов и людей, обладающих большим состоянием. Из-за этого Джеймсу Даффи (James P. Duffy) и Винсенту Риччи (Vincent L. Ricci), американским исследователям, пишущим об истории царей, приходится во вступлении к своей книге растолковывать американским читателям, что между Иваном Грозным и Петром Великим тоже была какая-то история, жестокость, насилие и войны, а после Петра I не сразу появилась Екатерина II.
Возможно, поэтому двое самых выдающихся американских государственных деятелей, понимавших, что Кремль — это корабль, который плывет в море крови, связаны с Польшей. Это Збигнев Бжезинский (Zbigniew Brzeziński), родившийся в 1928 году в Варшаве, а также скончавшийся месяц назад Ричард Пайпс (Richard Pipes), который появился на свет в 1923 году в Цешине. Сейчас все, кто пишут о России волей-неволей (или даже сами того не осознавая) вынуждены переписывать тезисы и целые аналитические выкладки двух этих авторов. Бжезинский видел в России игрока, ведущего игру на межконтинентальной шахматной доске, и указывал на традиционные направления экспансии Москвы. Пайпс, в свою очередь, сделал вывод о преемственности российской политики, продолжающей сейчас линию, намеченную царями, а потом большевиками. Один анализировал Россию в пространстве, второй — во времени.
Плачевная картина наблюдается и в биографиях Владимира Путина: работы, написанные по-английски, поражают своей поверхностностью и даже наивностью. Англоязычных авторов отделяют от польских световые годы.
Плохо
Возможно, автор бы поверил в рассказы Леха Валенсы (Lech Wałęsa) о том, как тот выигрывал в лотерее, раз он верит, что в 1972 году мать Путина выиграла автомобиль и подарила его сыну. Добавлю, что это произошло спустя два года после первого визита нынешнего президента в ленинградский отдел КГБ, о котором Путин рассказывал сам. Чем ближе к службам безопасности, тем чаще попадаются счастливые числа… Когда рухнул коммунизм, Путин, как пишет Майерс, занялся спасением Петербурга от краха, работал в поте лица и, словно Петр I, разворачивал город на Запад. «Ролдугин рассказывает, что Путин, был выжат как лимон, но продолжал говорить о городских проблемах». Некоторых забавляют наивные средневековые жития, в которых вызывающие чувство умиления святые думают об одном только боге и благе ближнего, те же эмоции может вызывать книга о Путине, который «ассоциировался с делом», в 2010 году «бросился на помощь» горящей Москве, мечтал о великой и счастливой России. Когда мы добираемся до преступлений, даже настолько резонансных, как убийство разоблачителя российских коррупционеров адвоката Сергея Магнитского, из книги Майерса мы узнаем, что такие вещи просто происходят: зло творит не вышедший из КГБ олигархический класс, а полный жестокости и насилия мир, ответственность за создание которого несут в первую очередь… американцы. Сообщения о разнообразных злоупотреблениях Кремля нивелируются общим оправдательным тоном: Россия сложная страна, которой нелегко управлять, а ее новому сильному царю пришлось как-то наводить в ней порядок.
Чуть лучше
Существуют, конечно, такие книги о России, которые писались не под диктовку Кремля. Их авторы могут поражать проницательностью суждений, выносить строгую оценку стратегиям Москвы, выступать против восточных постсоветских стандартов ведения политики. Между тем в их книгах появляется невероятное количество трюизмов и очевидных истин. Недостает только объяснений, что Земля круглая, а еще она вращается вокруг Солнца и собственной оси.
Ричард Лури (Richard Lourie) начал заниматься переводом текстов Горбачева в 1980-е годы, так что он уже 30 лет имеет дело с советским дискурсом и его двойным дном. Он понимает, кто КГБ — это не «Клуб Беззаботных Пловцов», метко описывает многолетнего главу путинской охраны, а сейчас командующего войсками национальной гвардии РФ Виктора Золотова, который перечит Путину, только обращая его внимание, что «врагов слишком много, всех не ликвидируешь, даже мы этого не сможем».
Лури выдвигает сильные тезисы и указывает, что два путинских десятилетия были временем, когда богатая ресурсами страна могла превратиться в центр мировых технологий, но она до сих пор продолжает жить добычей того, что скрывается в недрах. Американец занимает ту же позицию в отношении войны на Украине, что и «Газета польска» или «Газета польска цодзенне», однако, когда он хочет объяснить свою точку зрения читателям, ему приходится обращаться к временам Пушкина, Богдана Хмельницкого и даже набегам Чингисхана. Западные эксперты, порой изъясняются языком польских лицеистов, которые видели в своих исторических атласах карту Золотой Орды.
С открытой критикой путинской России выступает Шон Уокер (Shaun Walker) — московский корреспондент британской газеты «Гардиан» — левого издания, которое не раз старалось представить российские стратегии в выгодном свете. Этот журналист пишет о России как об атавизме, устаревшей конструкции, которая держится на наследии колхозов, трудовых лагерей и имперских мечтаний XIX века. Он проницательно описывает, что приносит с собой постсоветская империя в места, куда она приходит заново: в Донбасс, на Крым. Уокер показывает, какую роль в современных конфликтах с Россией играет история: он описывает споры о Степане Бандере, касается темы Голодомора и депортации малых народов СССР, однако, в полной тайн России он не открывает ничего нового.
Прекрасно
Если мы обратимся к польским авторам, мы увидим кремленологию принципиально иного качества. Можно, конечно, крутить носом, что это очередной тезис в духе «все польское самое лучшее», но наши исследования на тему России уходят корнями в XVI век, когда ученые размышляли об Иване Грозном, а королевские пропагандисты вроде Павла Пальчёвского (Paweł Palczowski) предлагали использовать богатую Россию, как испанцы — Центральную Америку.
Кристина Курчаб-Редлих (Krystyna Kurczab-Redlich) с первых страниц своей книги бросает Путину вызов, разгадывая тайны его детства, и убедительно заявляет, что на самом деле он родился на несколько лет раньше, чем говорится в его официальной биографии. Журналистка описывает неблаговидные дела Путина, а также показывает, как он мимикрирует, завоевывает друзей, а потом использует их и убивает (вероятно, именно это произошло с петербургским покровителем Путина Анатолием Собчаком). Если Андрей Солдатов и Ирина Бороган, которых рекламирует «Газета выборча», робко предполагают, что теракт в Театральном центре на Дубровке мог быть инспирирован ФСБ, то Курчаб-Редлих шаг за шагом анализирует, как секретные службы Путина совершили это преступление. Если другие авторы пишут о «многочисленных жертвах» Путина, то Курчаб-Редлих выводит цифру: 32 952 человека.
Впрочем, заслуга польских авторов состоит не только в описании убийств. Многие эксперты, анализирующие жизнь российских политических элит, ограничиваются «официальной» оппозицией вроде партий Владимира Жириновского и Геннадия Зюганова. В свою очередь, Гжегож Кучиньский (Grzegorz Kuczyński), присматриваясь не к политическим марионеткам, а к ближайшему окружению Путина, обнаруживает, что и оно разделено на фракции. Он рассказывает об олигархах и силовиках, поименно перечисляя людей, ставших экономической и военной силой Путина. Автор книги «Окровавленный трон» доказывает, что роли в Кремле четко распределены на много лет вперед, как мы наблюдали на примере истории «либерала» Дмитрия Медведева.
Кучиньский также выдвигает тезис, что катастрофа самолета, на котором летели артисты ансамбля имени Александрова, может быть связана с попыткой ликвидировать генерала ФСБ Олега Еровинкина (в итоге на борт этого лайнера он не попал). Такого уровня анализа или даже таких фамилий ключевых авторов тайной политики Кремля в текстах западных комментаторов мы не найдем.
Польская школа советологии 2.0
Мы обязаны польской интеллектуальной традиции переломными открытиями и важными идеями на тему Российской империи во всех ее обличьях. Если собрать вместе достижения всех советологов и экспертов по России, на которых мне просто не хватило места в рамках одной статьи, или создать институт, позволяющий развивать и использовать их опыт и исследования, появилась бы организация, способная подвергнуть пространство российской политики беспрецедентно глубокому анализу.
До войны в Вильнюсе существовал Научно-исследовательский институт Восточной Европы, который предпринимал попытки структурировать исследования «дикой» части континента. Работу так называемой польской школы советологии прервала война, однако, в год столетия восстановления польской независимости можно было бы вспомнить и об этом наследии: даже будучи рассеянным по миру, оно не утратило своего высочайшего уровня.
