В просторной комнате на угловом диване сидит женщина в ярком узорном халате с надеждой в глазах. Красный хиджаб, покрывающий ее волосы, отражается в стеклянном шкафу; внутри почетное место между семейными реликвиями и ценностями занимает обрамленная фотография ее первенца. Улыбчивая бородатая фигура в военной куртке изображена на фотографиях по всей комнате: на прислоненной к стене у ее ног, на той, что опирается на каминную полку. На большом деревянном обеденном столе разложен ужин из саудовского мезе и лимонного чизкейка.
Алия Ганем — мать Усамы Бен Ладена. Она распоряжается вниманием всех присутствующих. На стульях рядом сидят двое из ее остающихся в живых сыновей, Ахмад и Хасан, а также ее второй муж, Мохаммед Аль-Аттас, человек, который воспитал всех трех братьев. У каждого в семье своя история о человеке, имя которого связано с ростом глобального терроризма; но именно за Ганем сегодня последнее слово в том, что касается человека, который для нее все еще любимый сын, однажды сбившейся с пути. «Мне жилось очень трудно, потому что он был так далеко от меня, — рассказывает она, держась уверенно. — Он был очень хорошим ребенком и очень любил меня». Сейчас, находясь на седьмом десятке, Ганем указывает на Аль-Аттаса — худощавого, подтянутого человека, одетого, как и два его сына, в безукоризненно выглаженное белое тобе, платье, которое носят мужчины по всему Аравийскому полуострову. «Он растил Усаму, начиная с трехлетнего возраста. Он был добр и хорошо относился к Усаме».
Семья собралась в углу особняка, которым они теперь совместно владеют в Джидде, городе Саудовской Аравии, являющимся домом для клана Бен Ладен в течение нескольких поколений. Они остаются одной из самых богатых семей королевства: их фамильная строительная империя возвела большую часть современной Саудовской Аравии и глубоко вплетена в создание страны. Дом Бен Ладенов является как бы отражением их удачи и влияния. Большая винтовая лестница в его центре ведет к похожим на пещеры комнатам. Рамадан приходит и уходит, а чаши с финиками и конфетами, с которыми отмечают трехдневный фестиваль, идущий вслед за ним, расставлены на столешницах по всему дому. На остальной части улицы расположены большие усадьбы; это богатая Джидда. Несмотря на то, что снаружи нет ни одного охранника, Бен Ладены — самые известные жители района.
Ганем, как и ее семья в целом, отказывалась говорить об Усаме в течение многих лет — на протяжении двух десятилетий его правления в качестве лидера «Аль-Каиды» (организация запрещена в России — прим. перев.), в период, когда были нанесены удары по Нью-Йорку и Вашингтону, и через более чем девять лет он погиб в Пакистане.
Теперь новое руководство Саудовской Аравии, возглавляемое амбициозным 32-летним наследником престола кронпринцем Мухаммедом Бен Салманом, ответило согласием на мою просьбу поговорить с семьей (перемещения и взаимодействие одной из наиболее влиятельных семей страны остаются под пристальным наблюдением, — прим. авт.). Наследие Усамы Бен Ладена столь же сильно вредит королевству, как и его семье, и высшие чиновники считают, что, позволив Бен Ладен рассказать свою историю, они могут продемонстрировать, что ответственным за 11 сентября был изгой, а не агент. Критики Саудовской Аравии давно утверждают, что Усама Бен Ладен пользовался государственной поддержкой, а семьи ряда жертв тех терактов подали (пока безуспешные, — прим. авт.) судебные иски против королевства. Пятнадцать из 19 угонщиков самолетов прибыли из Саудовской Аравии.
Неудивительно, что семья Усамы Бен Ладена проявляет осторожность в ходе наших первоначальных переговоров; они не уверены, окажутся ли вскрытые старые раны очистительными, либо, наоборот, пагубными. Но после нескольких дней обсуждения они готовы поговорить. Когда мы встречаемся в жаркий день в начале июня, в зале сидит человек из саудовского правительства, хотя и не пытается повлиять на разговор (к нам также присоединился переводчик — прим. автора).
Сидя между сводными братьями Усамы, Ганем вспоминает своего первенца как застенчивого мальчика, способного к учебе. Она говорит, что он стал серьезным, управляемым, набожным человеком, когда ему было немногим более 20 лет. В то время он изучал экономику в Университете короля Абдулазиза в Джидде, где и подвергся радикализизации. «Люди в университете изменили его, — говорит Ганем. — Он стал другим человеком». Одним из тех, с кем он познакомился, был Абдулла Аззам, член «Братьев-мусульман», который позже был изгнан из Саудовской Аравии и стал духовным наставником Усамы. «Он был очень хорошим ребенком, пока не встретил людей, которые в значительной степени промыли ему мозги в возрасте 20 с небольшим лет. Можно называть это культом. Они получали за это деньги. Я всегда говорила ему держаться от них подальше, а он никогда не признавался мне в том, чем занимается, потому что очень сильно меня любил».
В начале 1980-х годов Усама Бен Ладен отправился в Афганистан для борьбы с русской оккупацией. «Все, кто встречался с ним в первые дни, относились к нему с уважением, — говорит Хасан, подбирая слова. — Поначалу мы очень гордились им. Даже саудовское правительство относилось к нему очень благородно, уважительно. А потом появился Усама-моджахед».
Затем следует продолжительное неловкое молчание, так как Хасан изо всех сил пытается объяснить трансформацию фанатика в глобального джихадиста. «Я очень горжусь им в том смысле, что он был моим старшим братом, — продолжает он, в конце концов. — Он многому меня научил. Но я не думаю, что очень горжусь им как мужчиной. Он достиг статуса суперзвезды на мировой арене, и все было напрасно».
Ганем внимательно слушает, становясь более оживленной, когда разговор возвращается к годам становления Усамы. «Он был очень прямым человеком. Очень хорошо учился в школе. Ему очень нравилось учиться. Он потратил все свои деньги на Афганистан — он делал это украдкой под видом семейного бизнеса». Подозревала ли она, что он может стать джихадистом? «Это никогда не приходило мне в голову». Каково было, когда она поняла, что он им стал? «Мы были очень расстроены. Я не хотела, чтобы это произошло. Почему он все разрушил?»
По словам членов семьи, последний раз они видели Усаму в Афганистане в 1999 году, когда дважды приезжали на его базу неподалеку от Кандагара. «Это было место рядом с аэропортом, который они захватили у русских, — говорит Ганем. — Он был очень рад нас принимать. Каждый день, когда мы там были, он показывал нам окрестности. Он убил животное, у нас был пир, и он пригласил всех».
Ганем начинает расслабляться, и рассказывает о своем детстве в прибрежном сирийском городе Латакия, где она выросла в семье алавитов, последователей ответвления шиитского Ислама. Сирийская кухня превосходит саудовскую, говорит она, как и погода на Средиземном море, где теплый, влажный летний воздух резко контрастирует с ацетиленовой жарой Джидды в июне. Ганем переехала в Саудовскую Аравию в середине 1950-х, а Усама родился в Эр-Рияде в 1957 году. Три года спустя она развелась с его отцом и в начале 1960-х вышла замуж за Аль-Аттаса, администратора молодой империи Бен Ладена. У отца Усамы было 54 ребенка и, по меньшей мере, 11 жен.
Когда Ганем уходит отдохнуть в соседнюю комнату, сводные братья Усамы продолжают разговор. Важно помнить, говорят они, что мать редко выступает объективным свидетелем. «Прошло уже 17 лет [с 11 сентября], а она по-прежнему отрицает причастность Усамы, — говорит Ахмад. — Она очень сильно любила его и отказывается винить. Вместо этого, она винит окружающих. Она знает только его хорошую сторону, сторону, которую мы все видели. Его джихадистскую сторону она так и не узнала.
«Я был потрясен, ошеломлен, — говорит он теперь о первых сообщениях из Нью-Йорка. — Это было очень странное чувство. Мы с самого начала знали, [что это был Усама], в течение первых 48 часов. От самого младшего до самого старшего, мы все стыдились его. Мы знали, что все столкнемся с ужасными последствиями. Члены нашей семьи, проживавшие за границей, вернулись в Саудовскую Аравию». Они были разбросаны по Сирии, Ливану, Египту и Европе. «В Саудовской Аравии был введен запрет на поездки. Они старались изо всех сил сохранить контроль над семьей». Члены семьи говорят, что все они были допрошены властями, и какое-то время не могли покидать страну. Почти два десятилетия спустя Бен Ладены могут относительно свободно перемещаться внутри и за пределами королевства.
Годы становления Усамы бен Ладена в Джидде пришлись на относительно свободные 1970-е, до иранской революции 1979 года, целью которой было экспортировать шиитский пыл в суннитский Арабский мир. После этого правители Саудовской Аравии стали придерживаться жесткой интерпретации суннитского Ислама, которая широко практиковалась на Аравийском полуострове с XVIII века, в эпоху клирика Мухаммеда ибн Абдул Ваххаба. В 1744 году Абдул Ваххаб заключил договор с тогдашним правителем Мухаммедом Бен Саудом, позволив его семье управлять государственными делами, в то время как жестко настроенные священнослужители формировали национальный характер.
Современное королевство, провозглашенное в 1932 году, оставило обе стороны — священнослужителей и правителей — слишком сильными, чтобы одна не задавила другую. Это фиксирует государство и его граждан в обществе, характеризуемом архиконсервативными взглядами: строгое разделение несвязанных родственными узами мужчин и женщин; бескомпромиссность гендерных ролей; нетерпимость к другим конфессиям, а также неизменное следование доктринальным учением — все, как постановил дом Сауда.
Многие считают, что этот альянс непосредственно способствовал росту глобального терроризма. Мировоззрение «Аль-Каиды» и ее ответвления «Исламского государства» (ИГ, организация запрещена в России, — прим. перев.) в значительной степени формировалось на основе ваххабитских текстов; а саудовских священнослужителей широко обвиняли в поощрении джихадистского движения, которое ширилось на протяжении 1990-х годов, и в центре которого был Усама Бен Ладен.
В 2018 году новое руководство Саудовской Аравии хочет подвести черту под этой эпохой и ввести то, что Бен Салман называет «умеренным Исламом». Он считает это необходимым для выживания государства, в котором большое, беспокойное и часто недовольное молодое население в течение почти четырех десятилетий имело ограниченный доступ к развлечениям, общественной жизни или индивидуальным свободам. Новые правители Саудовской Аравии считают, что такие жесткие общественные нормы, навязываемые священнослужителями, могут стать пищей для экстремистов, испытывающих чувство разочарования.
Реформы начинает пронизывать многие аспекты саудовского общества; среди наиболее заметных была отмена в июне запрета женщинам управлять автомобилем. Произошли изменения на рынке труда и в раздутом государственном секторе, открылись кинотеатры, а в частном секторе и в некоторых сферах государственного управления началась борьба с коррупцией. Правительство также утверждает, что полностью прекратило финансирование ваххабитских учреждений за пределами королевства, которые в течение почти четырех десятилетий поддерживались с миссионерским пылом.
Такого рода радикальная шоковая терапия медленно распространяется по всей стране, где общины, десятилетиями находившиеся под влиянием бескомпромиссной доктрины, не всегда знают, что с этим делать. Противоречий предостаточно: одни чиновники и институты избегают консерватизма, другие всем сердцем его принимают. Между тем политические свободы остаются под запретом; власть стала более централизованной, а инакомыслие рутинно подавляется.
Наследие Бен Ладена остается одной из самых насущных проблем королевства. Я встретился с принцем Турки Аль-Фейсалом, который возглавлял саудовскую разведку в течение 24 лет, с 1977 года по 1 сентября 2001 года (за 10 дней до терактов 11 сентября, — прим. авт.), на его вилле в Джидде. Эрудированный человек 70 с лишним лет, Турки носит зеленые запонки с саудовским флагом на манжетах своего тобе. «Есть два Усамы Бен Ладена, — говорит он мне. — Один до окончания советской оккупации Афганистана, а другой после нее. Раньше он был очень идеалистическим моджахедом. Он не был бойцом. По его собственному признанию, он упал в обморок во время боя, а когда очнулся, советская атака на его позиции была отражена».
Когда Бен Ладен переехал из Афганистана в Судан, и его отношения с Саудовской Аравией испортились, именно Турки разговаривал с ним от имени королевства. После 11 сентября эти прямые связи попали под пристальное внимание. Затем — как и 17 лет спустя — некоторые родственники 2976 погибших и более шести тысяч получивших ранения в Нью-Йорке и Вашингтоне отказываются верить, что страна, которая экспортировала такую архиконсервативную форму вероучения, не имеет никакого отношения к последствиям этого.
Безусловно, Бен Ладен ездил в Афганистан с ведома и при поддержке саудовского государства, которое выступало против советской оккупации; наряду с Америкой саудиты вооружали и поддерживали те группировки, которые ей противостояли. Молодой моджахед взял с собой небольшую часть семейного состояния, которое он использовал, чтобы приобрести влияние. Когда воодушевленный борьбой и поражением СССР он вернулся в Джидду, то был уже другим человеком, говорит Турки. «С 1990 года он в большей степени проявлял политическую позицию. Он хотел изгнать из Йемена коммунистов и южнойеменских марксистов. Я принял его и сказал, что лучше ему не вмешиваться. Мечети Джидды приводили в пример Афганистан, — здесь Турки имеет ввиду интерпретацию понятия веры в узком смысле, которой придерживался «Талибан». — Он подстрекал их [саудовских верующих]. Ему сказали остановиться».
«У него было каменное лицо, — продолжает турки. — Он никогда не гримасничал и не улыбался. В 1992, 1993 годах в Пешаваре состоялась масштабная встреча, организованная правительством Наваза Шарифа». К этому моменту бен Ладен уже получил убежище от лидеров афганских племен. «Раздался призыв к мусульманской солидарности, чтобы заставить лидеров мусульманского мира перестать нападать друг на друга. Я также видел его там. Наши глаза встретились, но мы не разговаривали. Он не вернулся в королевство. Он отправился в Судан, где построил медовый бизнес и финансировал строительство дороги».
В изгнании пропаганда Бен Ладена усилилась. «Он отправлял всем воззвания по факсу. Он был очень критичен. Семья предпринимала попытки отговорить его — посылала эмиссаров и тому подобное — но они не увенчались успехом. Вероятно, он чувствовал, что правительство не воспринимает его всерьез».
В 1996 году Бен Ладен вернулся в Афганистан. Турки говорит, что королевство знало, что у него проблемы, и хотело его вернуть. Он прилетел в Кандагар, чтобы встретиться с тогдашним главой талибов Муллой Омаром: «Он сказал: «Я не прочь передать его, но он очень помог афганскому народу». Он сказал, что Бен Ладену было предоставлено убежище в соответствии с исламскими предписаниями». Два года спустя, в сентябре 1998 года, Турки вновь прилетел в Афганистан, на этот раз, встретив решительный отпор. «На той встрече он был другим человеком, — говорит он об Омаре. — Гораздо сдержаннее, обильно потел. Вместо того, чтобы говорить рассудительным тоном, он заявил: «Как вы можете преследовать этого достойного человека, который посвятил свою жизнь помощи мусульманам?» Турки говорит, что предупредил Омара о том, что его действия могут навредить народу Афганистана, и после этого покинул его.
Визит семьи в Кандагар состоялся в следующем году и последовал после ракетного удара США по одному из соединений Бен Ладена — в ответ на нападения «Аль-Каиды» (запрещена в РФ, перев.) на посольства США в Кении и Танзании. Похоже, свита ближайших родственников без особых проблем нашла своего человека там, где саудовским и западным разведкам это не удавалось.
По словам официальных лиц в Эр-Рияде, Лондоне и Вашингтоне, Бен Ладен к тому времени стал целью номер один в мире в борьбе с терроризмом, человеком, который был полон решимости использовать саудовских граждан, чтобы вбить клин между цивилизациями Востока и Запада. «Нет никаких сомнений в том, что он сознательно выбрал саудовских граждан для осуществления плана 11 сентября, — рассказывает британский разведчик. — Он был убежден, что это обратит Запад против его… родины. Ему действительно удалось спровоцировать войну, но не ту, которую он ожидал».
Турки утверждает, что за несколько месяцев до 11 сентября его разведка знала, что планируется что-то тревожное. «Летом 2001 года я получил одно из предупреждений о том, что с американцами, англичанами, французами и арабами должно произойти нечто впечатляющее. Мы не знали, где, но знали, что что-то готовится».
Бен Ладен остается популярной фигурой в некоторых частях страны, восхваляемый теми, кто считает, что его руками претворялся в жизнь Божий промысел. Глубину поддержки, однако, оценить трудно. Между тем, оставшимся в живых его близким было позволено вернуться обратно в королевство: по крайней мере, две жены Усамы (одна из которых была с ним в Абботтабаде, когда он был убит спецназом США, — прим. авт.) и их дети теперь живут в Джидде.
«У нас были очень хорошие отношения с [бывшим наследным принцем] Мухаммедом Бен Найефом, — говорит мне сводный брат Усамы Ахмад, когда горничная накрывает на стоящий возле нас обеденный стол. — Он позволил женам и детям вернуться». Но пока им разрешено свободно передвигаться только по городу, покинуть королевство они не могут.
Мать Усамы присоединяется к разговору. «Я общаюсь с его гаремом почти каждую неделю, — говорит она. — Они живут неподалеку».
Сводная сестра Усамы и родная сестра этих двух мужчин Фатима Аль-Аттас не были на нашей встрече. Из своего дома в Париже она позже отправила электронное письмо, в котором заявила, что она категорически возражает против интервью с матерью, прося, чтобы к ней обращались через нее. Несмотря на согласие ее братьев и отчима, она считала, что ее мать вынудили говорить. Ганем, однако, настаивала на том, что она была рада поговорить и могла бы говорить дольше. Существование такой напряженности, возможно, свидетельствует о сложном положении большой семьи в королевстве.
Я спросил семью о младшем сыне Бен Ладена, 29-летнем Хамзе, который, как считается, находится в Афганистане. В прошлом году он был официально объявлен США «международным террористом» и, похоже, примерил на себя мантию своего отца под эгидой нового лидера «Аль-Каиды» и бывшего заместителя Усамы Аймана Аль-Завахири.
Его дяди качают головами. «Мы думали, что все позади, — говорит Хасан. — Далее, насколько я понял, Хамза сказал: «Я собираюсь отомстить за отца». Я не хочу повторять это снова. Если бы теперь Хамза был передо мной, я бы сказал ему: Бог тебя ведет. Подумай дважды о том, что ты делаешь. Не повторяй шаги своего отца. Ты открываешь ужасные уголки своей души».
Продолжающееся восхождение Хамзы бен Ладена вполне может омрачить попытки семьи отбросить свое прошлое. Это может также помешать усилиям кронпринца начать новую эру, в которой Бен Ладен рассматривается как аберрация поколений, и в которой жесткие доктрины, когда-то санкционированные королевством, больше не обеспечивают легитимности экстремизму. Хотя в Саудовской Аравии и предпринимались попытки добиться перемен, они далеко не столь масштабны, как нынешние реформы. Открытым остается вопрос, насколько упорным может быть Мохаммед Бен Салман в своем противостоянии обществу, воспитанному в таком бескомпромиссном мировоззрении.
Союзники Саудовской Аравии настроены оптимистично, но предостерегают: «Если Салману не удастся совершить прорыв, будет еще много таких как Усама. И я не уверен, что они смогут снять проклятие», — сказал мне офицер британской разведки, с которым я беседовал.
Перевод с арабского: Надиа Аль-Фаур (Nadia al-Faour).
