После развертывания Россией в Сирии беспилотного наземного аппарата «Уран-9» (Unmanned Ground Vehicle, UGV) многие стали размышлять о том, какова роль таких машин в конфликтах будущего. Хотя применение «Урана-9» оказалось, по большинству оценок, провальным, технологии стремительно прогрессируют и следующие операции, вероятно, будут более успешными. Америка также разрабатывает собственную серию беспилотных наземных аппаратов, но каковы они в сравнении с российскими? И стоит ли их сравнивать?
Большая часть информации о стратегии развития UGV в Америке содержится в армейском издании под названием «The U.S. Army Robotics and Autonomous Systems Strategy». В нем подробно говорится о пяти потенциальных целях для UGV. Это повышение ситуационной осведомленности, облегчение когнитивной и физической нагрузки на солдат, поддержка войск за счет улучшения материально-технического обеспечения, расширение свободы передвижения и маневра, а также защита вооруженных сил.
Цели упорядочены в той последовательности, в которой они должны быть достигнуты. Из этого видно, что армия не спешит вести боевые действия с применением UGV. Чтобы повысить ситуационную осведомленность, армия планирует выставить «малый UGV» в дополнение к невооруженным беспилотникам, выполняющим аналогичные функции. Сокращение количества перевозимой техники будет связано с внедрением легкой тактической логистической UGV, способной обеспечить солдат электроэнергией и припасами.
Поставки планируется осуществлять посредством военного варианта беспилотных грузовиков, что позволит колоннам снабжения двигаться с меньшим риском и уменьшит количество рабочей силы, необходимой для выполнения таких задач. Это нашло подтверждение в армейском эскизе, рассказывающем о проведении городских операций в 2025 году, где изображен отряд, поддерживаемый логистическими и разведывательными UGV, но не боевыми.
Боевые UGV реально выходят на арену только в связи с двумя последними целями: облегчение передвижения и маневрирования, а также защита вооруженных сил. По вопросу облегчения передвижения и маневра в документе упоминается обеспечение того, чтобы «воздушный беспилотник обладал дальностью, защищенностью и поражающими способностями, необходимыми для маневрирования среди пилотируемых/беспилотных комбинированных вооружений». При этом подразумевается, что они будут вооружены.
Напротив, Россия, по-видимому, в первую очередь сосредотачивает свое внимание на боевых UGV. «Уран-9» разработан прежде всего как платформа для вооружений. Он сконструирован модульным, с несколькими типами башен, которые оснащаются различными комплектами вооружения для нескольких сред и ролей.
«Уран-9» и другие UGV российской разработки, по-видимому, сфокусированы на роли наконечника в ходе наступательных операций и нейтрализации позиций противника в тесной кооперации с поддерживающими их обычными подразделениями. Отправляя в бой робота, Россия планирует сократить потери во время городских операций и прорывов.
Подход к вооружению их UGV противоречит этой роли. Они оснащены оружием, которое доказало свою эффективность в городских боях, с которыми Россия столкнулась во время чеченских войн: термобарические ракетные установки, автоматические пушки, пулеметы. Усилия России по разработке беспилотных версий БМП-3 Т-72Б3 и «Арматы» отражают наличие схожей цели и желания использовать роботов в прямом бою.
Это демонстрирует фундаментальное различие в философии военного планирования в США и России. Планирование армии США больше фокусируется на высвобождении рабочей силы для ведения реального боя, а также на снижении риска путем сбора дополнительной информации. Когда в вооруженных силах говорят о боевых UVG, присутствует значительный акцент на их автономности для самостоятельного перемещения и поиска целей.
Российские UVG не ориентированы на использование искусственного интеллекта в таком ключе. В стремлении создать боевые UVG они отодвинули его на задний план, просто предложив автомобиль, которым может удаленно управлять оператор-человек. Обе конструкторские школы видят свои UVG, перемещающимися по самым опасным участкам поля боя, но в армии США хотят, чтобы роботы могли делать это сами.
Оба варианта имеют свои преимущества. Подход России — если удастся справиться со сложностями технического характера — более полезен для сокращения числа жертв в ходе прямого конфликта низкой интенсивности. Здесь снижение затрат на рабочую силу не является таким приоритетом, как сокращение потерь, для которого более важное значение имеют боевые UVG.
С другой стороны, легко понять, откуда у армии США появилось желание автоматизировать логистику. Проведение длинных конвоев снабжения является напряженным и опасным мероприятием для солдат, а подрыв грузовика-робота на самодельном взрывным устройстве намного лучше, чем, если на его месте окажется пилотируемый грузовик. Оба подхода имеют преимущества в ходе будущих конфликтов низкой интенсивности, просто Россия уделяет больше внимания аспекту убийства.
Американский подход также обеспечил бы медленное развитие технологий для полуавтономного боевого UVG. Создание разведывательных UVG раньше боевых вариантов снизило бы риск и позволило бы системам датчиков и сетям управления созреть до того, как эти UVG начали бы применяться в ходе прямого боя. Это позволило бы избежать таких неловких ситуаций, как, например, полная потеря контакта в течение 15 минут, от чего пострадал «Уран-9».
Чарли Гао изучал политические и компьютерные науки в Колледже Гриннелл и является частым комментатором по вопросам обороны и национальной безопасности.
