Марк Галеотти (Mark Galeotti) — эксперт по российской политике и преступности. Он является научным сотрудником Института Европейского университета, внештатным научным сотрудником Института международных отношений в Праге и старшим научным сотрудником Королевского института оборонных исследований в Лондоне. Он опубликовал множество работ, посвященных России. В своей новой книге под названием «Нам нужно говорить о Путине» (We Need to Talk About Putin) он утверждает, что Запад часто неверно истолковывает действия российского лидера.
— Каково главное всеобщее заблуждение касательно Владимира Путина?
— Я думаю, это заблуждение заключается в том, что он управляет всем. До сих пор существует убежденность в том, что он является своего рода супер-злодеем из фильмов о Джеймсе Бонде. Во-первых, в реальности все обстоит совершенно иначе. Кроме того, его скорее можно назвать ленивым автократом, который просто сидит и ждет, пока другие предложат ему на рассмотрение свои планы и стратагемы.
— Почему западные аналитики истолковывают его действия неверно?
— В действительности есть множество аналитиков, которые истолковывают его действия правильно, но есть и те, кто ошибается. С моей точки зрения, это происходит по нескольким причинам. Во-первых, гораздо приятнее думать, что вы пытаетесь проникнуть в мысли одного конкретного человека, вместо того чтобы стараться осмыслить все то множество направлений, в которых множество игроков с разными интересами могут вести российскую политику. Во-вторых, Путин сам подпитывал этот невероятный миф. Это забавно, потому что во многих отношениях Путин — достаточно скучная фигура. Он превратился в чернильное пятно из теста Роршаха, в которое люди могут вкладывать свои самые разные страхи и подозрения, создавая свой собственный образ Путина.
— Каковы сейчас отношения между Россией и странами бывшего Советского Союза?
— В определенном смысле все страны отчасти несут на себе отпечатки своего прошлого. Между ними есть много общего — в первую очередь, склонность к авторитарной системе, коррумпированность элит и им подобных, но мне кажется, что Россия прошла путь достаточно серьезных изменений. Во-первых, она утратила идеологический компонент. Советский Союз по крайней мере притворялся, что он придерживается некоей грандиозной глобальной идеологии. А Россия сейчас переживает период трансформации: она движется — хотя и достаточно медленно — в сторону более западной модели, которая хорошо нам знакома. Таким образом, то, что мы сейчас наблюдаем, — это не столько боли роста новой России, сколько боли умирания Советского Союза.
— Считаете ли вы, что и левые, и правые склонны рассматривать Россию сквозь призму холодной войны?
— Да, я считаю, что это характерно для России в той же мере, что и для Запада. В настоящий момент мы переживаем период интенсивного и порой весьма опасного геополитического соперничества, которое некоторыми своими проявлениями напоминает холодную войну. Но, если вы используете этот термин, он влечет за собой множество соответствующих ассоциаций. Мы должны признать, что сейчас происходит нечто иное. Справа мы видим людей, которые тоскуют по эпохе КГБ, а слева — людей, которые сентиментально верят в то, что Россия — это в некотором смысле социалистическая страна, хотя во многих отношениях она представляет собой практически карикатуру на поздний капитализм.
— Каковы основные мотивы Путина?
— Они в первую очередь эмоционального характера. Один из них связан с его собственной безопасностью и, что еще важнее, с его наследием. Просто поразительно, насколько отчаянно он стремится встать в один ряд с великими фигурами в российской истории. Это также борьба за уважение. Мы регулярно видим, как Россия пытается добиться, чтобы к ней относились как к великой державе. И для нее это настоящий вызов, потому что по всем объективным признакам она таковой не является.
— Вы упомянули о покушении на Скрипалей. Каким должен быть подходящий ответ?
— Что касается Путина и его советников, они считают, что, во-первых, Запад слаб, а во-вторых — что у Запада уже сложилось определенное мнение о России, поэтому им нечего терять. Это можно сравнить с попыткой продемонстрировать свою силу на тюремном дворе: вы хотите выглядеть настолько крутым, чтобы никто не решился связываться с вами. Все, что мы можем сделать в отношении Путина, — это пытаться сдержать его; все, что может он, — использоваться наши слабые места. Мы должны занимать гораздо более жесткую позицию в отношении российского режима, но при этом налаживать контакт с обычными россиянами.
— Я искренне полагаю, что его сильно переоценивают. Я могу понять, почему так происходит. Многим приятнее думать, что именно Путин, а вовсе не американский народ, поставил Трампа во главе Белого дома. Но чем больше мы на это смотрим, тем яснее становится, что те три штата, которые определили исход выборов, — это штаты, где Россия практически ничего не сделала. Несомненно, публикация в сети электронных писем Хиллари Клинтон помогла направить дискуссии в нужное русло. Разумеется, русские будут пытаться гнуть эту линию и дальше, но ирония заключается в том, что, чем больше мы об этом говорим, тем больше влияния получает Путин. На самом деле, нам стоит гораздо чаще смеяться над русскими.
— Что случится в России после ухода Путина?
— Это тот вопрос, который задают себе многие в России. У меня создается впечатление, что Путин — это человек, которому надоела работа и который устал от нее. Рутинная работа правительства его больше не интересует. Срок его полномочий продлится до 2024 года. Хотя некоторые эксперты рассуждают о том, каким образом он может оставаться у власти, я считаю, что он предпочел бы как можно скорее найти себе преемника и отвести себе роль «отца нации». Но я думаю, что история сейчас не на стороне Путина. В целом, простые россияне и российская элита не хотят вести идеологическую борьбу против Запада. Поэтому я достаточно оптимистично оцениваю траекторию развития России.
— Какие книги лежат на вашем прикроватном столике?
— Поскольку я много читаю о российской политике, организованной преступности и терроризме, мне порой хочется найти что-то, что поможет мне отвлечься. Сейчас я перечитываю романы Джорджа Макдональда Фрейзера (George MacDonald Fraser) о Флэшмене, которые доставляют мне огромное удовольствие. Еще одна книга — роман «The Longer the Thread», написанный двумя женщинами под именем Эмма Лэтен (Emma Lathen).
— Как вы выбираете, что вам читать?
— Отчасти по рецензиям. Кроме того, сейчас мы все превратились в марионеток алгоритмов «Амазона». Поскольку я много путешествую, я часто читаю книги на моем «Киндл» (Kindle). Когда общаешься с людьми, друзьями, довольно приятно рекомендовать им книги и слушать их рекомендации.
— Какой классический роман вы впервые недавно прочли?
— Это «Замок» Кафки. Я прожил в Праге два года, и в середине прошлого года я внезапно понял, что я не читал этот роман.
— Испытываете ли вы стыд за то, что еще не прочитали какой-то классический роман?
— Меня вполне устраивает мой примитивный вкус. В каком-то смысле мне стыдно — когда, к примеру, я беру с полки различные классические романы и думаю: «Нет! Мне это не подойдет».
— Есть ли такая книга, которая должна была вам понравиться, но не понравилась?
— «Игра престолов». Совершенно не понравилась. Я читаю много научной фантастики. Эта книга оставила у меня впечатление, будто романы Толкиена и еще полудюжины писателей просто смешали на компьютере. Сериал я тоже не смотрел.
— Что вы планируете читать дальше?
— Я хочу вернуться к русской литературе, потому что это отличный способ снова настроиться на определенную волну, — к примеру, «Смерть Ахиллеса» Бориса Акунина и «Остров Крым» Василия Аксенова.
