В прошлом месяце в Инстаграме появилось необычное выражение: «внутренняя эмиграция». Инстаграм — не то место, где ожидаешь столкнуться с подсознательными политическими концепциями, однако именно такая фраза присутствовала там на русском (vnutrennaya emigratsia), а опубликовал ее один пользующийся популярностью человек. Она появилась в февральском номере российской версии журнала «Эсквайр» (Esquire) в интервью его редактора Сергея Минаева с Аленой Долецкой, московским вариантом Тины Браун (Tina Brown) и первым редактором российского издания журнала «Вог» (Vogue). А беседовали они о поисках пути в современной жизни.
После этого Долецкая опубликовала свои впечатления о состоявшемся обмене мнениями в своем аккаунте в Инстаграме, и некоторые из ее 160 тысяч подписчиков согласились с ее точкой зрения. «Я согласен с вами по поводу „внутренней эмиграции", — написал один из них. — Если ты не в ладах с самим собой, то ты не в состоянии подняться над окружающей тебя обыденностью». «„Внутренняя эмиграция" — это очень актуально, — отметил другой подписчик. — Это способность сохранять душевное равновесие на фоне всего происходящего и жить с ощущением гармонии и радости».
Хотя некоторые комментаторы назвали Трампа (они написали его имя на кириллице) в качестве раздражителя, имя Путина вообще не было упомянуто. Однако значение выражения «все происходящее» представляется достаточно очевидным. Внутренняя эмиграция — это способ уйти в себя и отгородиться от мира, от всего того, что тебя раздражает или огорчает. Эти два российских редактора журналов определили внутреннюю эмиграцию (иногда эта фраза переводится на английский как internal exile, — прим. автора) как поиск внутреннего пространства, которое воспринимается как «твой внутренний Копенгаген».
Это обсуждение нельзя считать явно политическим; было ясно, что выражение «внутренняя эмиграция» использовалось как нечто универсальное и похожее на другие концепции стиля жизни — на «благополучие», «заботливость», «уют», ставшие популярными в последние годы. Это само по себе уже о чем-то говорит. Если взять все программы для медитации, «маленькие книжечки» о заботливости, а также фокус скандинавского дизайна интерьеров на таких понятиях как «дом» и «здоровье», то может оказаться, что многие люди — и не только русские — заигрывают с таким вариантом жизни как «бегство в себя».
«И она осознанная», — сказала Долецкая, имея в виду свою собственную внутреннюю эмиграцию. Собеседники говорили о том, как Долецкая организовала свое жилое пространство: оно минималистично, тщательно организовано, направлено то, чтобы создать место для ментального убежища, место, где у нее было бы время и пространство для собственных мыслей и идей. «Я не сбегала, я придумала свой мир, и в нем я разглаживаюсь, думаю, набираюсь сил. За окном, (за пределами моей московской квартиры), все сложно, хаотично, а здесь я отдыхаю».
Кто же, в конечном счете, откажется от того, чтобы в какой-то момент получить возможность немного отдохнуть и успокоиться? В прошлом месяце одна британская писательница сообщила мне, что «направляется в пурда». Пурда (purdah), как и внутренняя эмиграция, является кодовым словом для отключения от интернета и сетевых структур. До недавнего времени, — если не считать тех случаев, когда писатель уединяется для завершения работы над своей книгой, — в западном мире не было особых оснований для того, чтобы появилось желание полностью отключиться от политической и культурной жизни. И никто не считал, что нечто подобное может быть необходимым для сохранения своего психического здоровья. Однако сегодня все серьезно относятся к этой концепции.
Парадокс в том, что эта идея пришла непосредственно из российской истории, — любой человек в СССР в течение десятилетий жил в условиях финансируемых государством средств массовой информации, пользовался самиздатом (обмен фотокопированными произведениями литературы в кругу друзей) и занимался культивированием внутренней жизни, которая включала в себя маниакальное чтение и перечитывание произведений одних и тех же авторов или слушания одних и тех же любимых музыкальных альбомов, пока слова песен не запоминались наизусть с начала до конца и с конца до начала. Сегодняшнее отличие состоит в том, что добровольный уход во внутреннюю эмиграцию не есть нечто такое, о чем мы на Западе вынуждены были раньше задумываться.
Хотя концепция внутренней эмиграции тесно ассоциируется с Россией как до, так и после революции 1917 года, ее нельзя считать исключительно связанной с советским опытом, поскольку она существовала в другие времени и в других местах. Первое задокументированное использование этого выражения относится к Франции 1830-х годов, к периоду после падения монархии Бурбонов, когда господствующее место во французских судах занимали представители зажиточной буржуазии. Тогда это выражение относилось к одному из вариантов гедонизма. В 1839 году писательница Дельфина де Жирарден (Delphine de Girardin) написала о «внутренней эмиграции» (émigration intérieure), характерной для молодых людей высшего общества, и это настроение хорошо сочеталось с «неприязненным отношением к политике». Молодые аристократы предпочитали вечеринки, танцы и не хотели вмешиваться в войну или в политику, отметила она в одном из своих произведений.
В самом буквальном смысле это выражение может означать «географическое место внутри своей собственной страны» — другими словами, речь может идти о депортации внутри своей собственной страны. В СССР после 1980 года подобную практику иногда называли «101 километр», имея в виду высылку «нежелательных лиц» на расстояние не менее 100 километров от столицы перед московской Олимпиадой, которая была проведена в том году. Однако перед этим многие другие люди, которых государство считало столь же нежелательными, сталкивались с такого же рода исключительными внутренними зонами, — это относилось к тем, кто вернулся из ГУЛАГа, поскольку им разрешалось жить на расстоянии не менее 25 километров от некоторых городов. Термин «propiska», намекающий на право проживания внутри зоны исключения, до сих пор используется в разговорах россиян для создания юмористического эффекта, когда речь заходит о таких вещах, которые сложно получить (например: «Я не смогу попасть в этот клуб, у меня ни прописки, ни регистрации»).
Однако выражение «внутренняя эмиграция» в советский период стало означать значительно больше, чем просто какое-то место, куда вы могли или не могли поехать. Вместо этого оно стало обозначать нечто более метафоричное: путешествие внутри самого себя или воображаемая перемена места. Оно означало что-то вроде «бегства в себя», и это позволяло многим людям быть более счастливыми, не имея при этом ничего общего с политикой и общественной жизнью.
Меня уже давно интересует вопрос о том, помогает ли эта концепция объяснить, почему Советский Союз просуществовал в течение долгих 70 лет. Многие просто отключались от реальной жизни, и, возможно, именно поэтому никто не думал о том, чтобы с ним покончить. Эти люди были слишком заняты прослушиванием классической музыки, чтением вызывавших жаркие споры книг и запоминанием наизусть поэтических произведений. Они предпочитали дожидаться того момента, когда система рухнет под собственным весом из-за своих внутренних противоречий.
Подобное умонастроение нашло отражение в старом советском анекдоте: «Мы делаем вид, что работаем, а они делают вид, что нам за это платят». Однако истинный смысл выражения «внутренняя эмиграция» состоит в чем-то более экстремальном, что можно выразить примерно так: «Они делают вид, что управляют, а мы даже не пытаемся делать вид, что нас это беспокоит». Разве это не привлекательное — хотя и нигилистическое — суждение? Похоже, что вновь настало время для этой идеи, но на этот раз она вдруг стала важной для миллионов людей на Западе. Какое мнение вы культивируете в эпоху политического отчуждения, когда значительная часть культуры вокруг вас — сплошная анафема? Каковы действующие правила для интеллектуального выживания?
В течение веков для многих русских писателей и художников идея «бегства в себя» и жизни вдали от актуальных политических проблем была жизненно важным навыком и даже своего рода формой искусства. Для некоторых их них ссылка сначала была буквальной и географической, и только потом становилась психологической. Так, например, Пушкин в 1820-е годы был отправлен в ссылку (по иронии судьбы, был наказан за сочинение оды «Вольность»), лишен возможности жить в Москве и в Санкт-Петербурге, и даже позднее его свобода передвижения была существенным образом ограничена. Вероятно, опыт жизни в изоляции от читающей публики привел к тому, что он стал сочинять во многих жанрах, несмотря на свою репутацию поэта.
Достоевский тоже находился в ссылке в 1850-е годы. Хотя она нанесла ужасный вред его здоровью, многие биографы считают, что именно она сделала из него писателя. Достоевский пережил ужас инсценированной смертной казни, и на этой почве у него в Сибири обострилась эпилепсия, однако из ссылки он вернулся с непоколебимой верой в моральную силу человека, а также с необыкновенным желанием заняться литературной работой. После своего возвращения он написал одно за другим такие произведения как «Записки из подполья», «Преступление и наказание», «Игрок», «Идиот». Подобный опыт заставлял многих русских писателей отвлечься от злободневных вопросов и обратиться к более абстрактным размышлениям по поводу человеческого существования.
В советские времена почти каждый достойный упоминания писатель был депортирован, сослан внутри России или был принужден к молчанию. Романист и драматург Михаил Булгаков, а также поэты Анна Ахматова и Осип Мандельштам — все они пережили либо периоды физического изгнания, либо были помещены режимом в своего рода «холодильную камеру». Они могли продолжать творческую работу (их произведения были напечатаны значительно позднее или выходили в самиздате) только в рамках определенных поддерживаемых стратегий, включая использование черного юмора, и делалось это для того, чтобы перехитрить цензоров и их кураторов из КГБ. Ахматова создала кружок «слушателей», которые запоминали ее стихотворения наизусть для того, чтобы их не надо было записывать.
Другие при первой возможности удалялись в физическом смысле. После своей депортации в 1974 году Солженицын направился в добровольное изгнание в Соединенных Штатах и поселился в удаленной части штата Вермонт, где редко принимал посетителей. Одиночество, самоанализ, размышления и поиски интеллектуального покоя стали наиболее важными стратегиями духовного выживания для этих писателей.
Разве нельзя предположить, что установленная самим собой внутренняя эмиграция может быть полезной даже в том случае, если вы не являетесь великим поэтом? До Трампа в Соединенных Штатах и Брексита в Соединенном Королевстве некоторое участие в политической и культурной жизни страны было — для большинства людей — приятной активностью, которая занимала немного времени и не посягала на ментальное благополучие. Сегодня повседневная жизнь представляет собой минное поле, усеянное стрессами, эмоциональными детонаторами, раздражающими элементами, а также цифровыми микроагрессиями в электронной почте, в социальных сетях и в новостях кабельных телеканалов, — все они постоянно грозят повысить ваше кровяное давление. Да, мы сталкиваемся с цифровой угрозой, потому что имеем дело со средством для организации безжалостного цикла поступающих новостей, но эта опасность носит еще и политический характер.
У человека, столкнувшегося с подобной атакой, возникает почти советское ощущение беспомощности и невозможности что-то изменить. В такой среде вполне разумно сделать вывод о том, что апатию, несомненно, следует защищать, и это можно считать своего рода политическим актом.
Недавно я присутствовала в одном лондонском книжном магазине на мероприятии, посвященном классическим русским писателям, и в ходе обсуждения один американец выступил против идеи о том, что внутренняя эмиграция является чем-то новым для его соотечественников. Если вы не могли выносить Буша или считали фальшивым Обаму, то вы таким образом уже в значительной мере использовали практику игнорирования новостных циклов и находили себе другие вещи для занятий, сказал он. Разочарование, по его мнению, не является уникальным явлением, характерным только для российской политической системы.
Возможно, так оно и есть. Но для многих людей по обе стороны Атлантики феномен тотального разочарования, приводящего к полному отрешению (это форма «добровольной эмиграции») является чем-то довольно новым. Так какое же решение предлагает русский «Эсквайр»? Все сказано в предпосланном этому интервью заголовке: «Республика Долецкой» (The Republic of Doletskaya). Ваш собственный воображаемый Копенгаген. Похоже на одиночество и, возможно, все это иллюзия. Но вызывает полное умиротворение.
