Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

Dünya Bülteni (Турция): исламофобия в пяти вопросах

© AP Photo / Francois MoriПродажа одежды в пригороде Парижа, Франция
Продажа одежды в пригороде Парижа, Франция
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Обычно, говоря о росте исламофобии, мы принимаем за точку отсчета теракты 11 сентября 2001 года, пишет автор. Но мы знаем, что и до этого события исламофобия была жива и сильна как в США, так и в Европе. Вместе с тем после 11 сентября 2001 года произошел определенный перелом, и по сравнению с прежним периодом исламофобия стала сопровождаться новыми, ранее не происходившими событиями, говорится в статье.

1. Что следует понимать под «исламофобией» сегодня?

Понятие «исламофобия», которое является достаточно проблемным, образовалось от слов «ислам» и «фобос» (в переводе с греческого «страх»). Оно возникло в результате соединения слов «ислам» и «фобия». Последнее использовалось в психиатрии для объяснения расстройств, обусловленных иррациональным страхом. И хотя некоторые определяют исламофобию как иррациональный страх в отношении ислама и / или мусульман, такое определение далеко не полностью охватывает тот смысл, которым нагружено это понятие сегодня. Под «исламофобией» необходимо понимать следующее: это понятие, обозначающее такие состояния, как предубеждение, ненависть, враждебность и [безрассудный] страх, испытываемые по отношению к исламу и / или мусульманам, а также вызванные этими состояниями уничижительная, демонизирующая риторика и действия дискриминирующего характера. Речь идет не только о состояниях, выражаемых вербально. Это понятие обозначает и чувства нетерпимости, враждебности и ненависти, которые выражаются путем дискриминации мусульман в профессиональной жизни или ситуациях пользования услугами, совершения насильственных преступлений, причинения ущерба мечетям и другим мусульманским объектам, вытеснения мусульман из жизни общества и международных отношений. Между социологами по сей день идут споры об адекватности понятия «исламофобия». Но после доклада, опубликованного в 1997 году в Великобритании центром «Раннимид траст» (Runnymede Trust), это понятие стало часто используемым и общепринятым.

Понятие «исламофобия» в том виде, в котором мы попытались определить его выше, объясняет в большей степени ситуации на локальном и микроуровне. Если посмотреть на это явление с более широкой точки зрения, исламофобия как состояние, которое с 1990-х годов, после окончания холодной войны стало доминировать прежде всего в западном мире по отношению к исламу и мусульманам, по теории, функциям и целям выступает как идеологический феномен. С его помощью становится постоянным и устойчивым приписывание негативных смыслов мусульманам и исламу. Этот идеологический феномен принял свою окончательную форму после распада Советского Союза, и благодаря этому с помощью распространения полных ненависти стереотипов в отношении мусульман преследовалась цель представить легитимным и нормальным установление американской мировой гегемонии.

Еще одна важная сторона этого идеологического феномена заключается в том, что он предстает перед нами как форма расизма. Есть целевая группа, и другим людям прививается ненависть в ее отношении. Расизм уже проявляется не только через биологическое превосходство, а через совокупность элементов религиозных верований, культурных традиций, этнической идентичности. Конструирование образа мусульман посредством таких понятий, как «нецивилизованный», «варварский», «авторитарный», «деспотический», «репрессивный», «нетерпимый», «непристойный», «склонный к насилию», при уничижении этнорелигиозной принадлежности добавляет явлению исламофобии расистский характер.

2. Утверждения о том, что в наши дни исламофобия растет, подтверждают и некоторые опросы общественного мнения. В каких факторах следует искать причины этого роста?

На самом деле иногда уместно говорить не об одной, а о нескольких разных исламофобиях. Иными словами, исламофобия — это многогранное явление. Порой бывает сложно обобщить все отличающиеся друг от друга ситуации. Например, в то время как в Европе одна из граней исламофобии — это рост числа мигрантов, в США мусульмане не являются частью спора о мигрантах. В Америке при упоминании проблемы миграции первыми на ум приходят латиноамериканцы и в частности выходцы из Мексики. Учитывая это, мы также можем сказать, что, прежде чем говорить об исламофобии, необходимо иметь в виду следующий факт: и в США, и в Европе исламофобия — это не вновь возникшее явление, напротив, у нее весьма прочные корни.

Еще одно важное обстоятельство заключается в том, что в наши дни, говоря о росте исламофобии, мы, как правило, принимаем за точку отсчета теракты 11 сентября 2001 года. Но мы знаем, что и до этого события как в США, так и в Европе исламофобия была жива и сильна. Вместе с тем после 11 сентября 2001 года произошел определенный перелом, и по сравнению с прежним периодом исламофобия стала сопровождаться новыми, ранее не происходившими событиями. Рассмотрим эти события, что в то же время позволит объяснить и рост исламофобии в наши дни.

1. Риторика о «зеленой угрозе», возникшая в период после холодной войны и опиравшаяся в большей степени на восприятие внешней угрозы, уступила место риторике «воинствующий ислам как внутренняя угроза и демографический взрыв мусульманского населения». В США при задействовании всех ресурсов издательской деятельности стали культивироваться предположения о том, что мусульмане, представляющие в большей степени профессиональные круги среднего класса, захватят систему изнутри. А в Европе риторика о мусульманской угрозе, сформулированная как «евробия», была в большей степени сфокусирована на демографии.

2. В центре как финансовых, так и интеллектуальных усилий по распространению исламофобии находились прежде всего произраильские круги.

3. Проводимая правительствами в США и Европе политика и принимавшиеся законы, которые делали ставку на укрепление безопасности и в целом брали на прицел мусульман, окончательно сформировали у граждан этих стран убеждение в том, что они сталкиваются с серьезной опасностью и угрозой, усилили и распространили уже и так существующие антимусульманские настроения.

4. В США рождение индустрии исламофобии, в которой вращаются миллионы долларов, и непрерывная смазка колес этой машины, обеспечиваемая построенной данным сектором сетью сотрудничества с частными лицами / фондами и созданной правительством новой структуры безопасности, сделали постоянным сильное присутствие исламофобской риторики и действий.

5. Политики своей риторикой и действиями лили воду на мельницу исламофобии. Более того, особенно в США исламофобия, игравшая эффективную роль в легитимации внешних вмешательств государства и нового комплекса «безопасность — разведка — промышленность», на который тратились триллионы долларов, в зависимости от ситуации как открыто применялась на практике, так и поддерживалась, поощрялась.

6. Исламофобские элементы в разных странах, создавая сети сотрудничества, стали продолжать свои усилия на международном уровне.
Под влиянием вышеперечисленных факторов исламофобия постепенно стала мейнстримом практически во всех западных странах.

Наряду с тем, что представленная выше точка зрения признает влияние и таких причин, как рост числа мигрантов, проблемы их адаптации или то, что некоторые мусульмане прибегают к насилию, они расцениваются больше как второстепенные факторы.

3. Если говорить о корнях исламофобии, можно ли установить связь между причинами исламофобии в наши дни и мышлением времен крестовых походов?

В понятии «исламофобия» акцент делается не просто на страхе, а на иррациональном или безрассудном страхе, и на самом деле, как мы отмечали выше, с дополнительными смыслами, которые содержит в себе это понятие, оно обрело более комплексное содержание. В этой связи в качестве эквивалентных понятий в турецком языке, возможно, правильнее будет употребить «ненависть к исламу» или «антагонизм исламу».

Да, явление, которое мы называем «исламофобией», имеет глубокие корни, которые восходят еще к предшествовавшим крестовым походам временам, и более ранним контактам мусульман с христианами в процессе стремительной экспансии еще в первые периоды мусульманской истории. Понимание ислама и мусульман в качестве пугающего монолита, восприятие ислама сексистской и женоненавистнической религией, представления о том, что мусульманское мышление лишено рациональности, ислам по своей сути превозносит насилие, мусульмане обязательно живут под управлением деспотических или тиранических режимов и ислам скорее политичен, чем религиозен, — все это восходит еще к периоду первых контактов мусульман с христианами.

Но утверждения о том, что на Западе и / или в христианском мире всегда существовал стабильный негативный образ ислама, далеки от реальности. Также бывали периоды, когда наряду с негативным взглядом имел место и позитивный взгляд, который порой даже перевешивал. В этой связи нашим отправным тезисом не должно быть утверждение о том, что неизбежной формой отношений мусульман с другими является конфликт. К тому же, очевидно, исторические факты не подтверждают это утверждение, и оно принадлежит исламофобским кругам.

4. Можно ли рассматривать риторику о «зеленой угрозе» в период после холодной войны в контексте исламофобии?

На самом деле изображение ислама или мусульман в качестве угрозы сегодня можно трактовать как возвращение в русло ранее сформированных представлений. Риторика времен холодной войны, выработанная западным блоком в 1950-х годах против «безбожных коммунистических Советов», является отражением риторики, существовавшей в отношении мусульман во времена крестоносцев: советский коммунизм, дескать, так же, как ислам, стремится к экспансии, ставит целью мировое господство, представляет опасность для мирного сосуществования и угрозу западной цивилизации. Как выразился французский социолог Жюль Моннеро (Jules Monnerot) в 1940-е годы, коммунизм — это «новый ислам», потому что и то, и другое — по своей природе тоталитарная, в теории равноправная, но на практике репрессивная религия, которая делает индивида полностью контролируемым объектом. С точки зрения Бернарда Льюиса (Bernard Lewis), и коммунизм, и ислам представляют собой тоталитарные доктрины с единственными и безальтернативными ответами на все вопросы на небе и земле. По его словам, мусульмане и коммунисты имеют абсолютное сходство по ненависти к индивидуализму.

С окончанием холодной войны США при раскинувшихся по всему миру военных базах, оружейной промышленности, огромном оборонном бюджете, подпитывающем чиновников Пентагона, и воспитанном на традиции исключительности дипломатическом подходе обрели привилегированное положение в мировом балансе сил.

Но вокруг не было ни бросающей вызов США, ни способной выступить против них региональной силы. В тот период тип врага, в котором США так нуждались, Сэмюэль Хантингтон (Samuel Huntington), разработавший впоследствии концепцию «столкновения цивилизаций», определил следующим образом: «Идеальный враг Америки должен исповедовать идеологию, которая противоречит американской, отличаться от США расово и культурно, обладать военной силой, способной представлять убедительную угрозу американской безопасности».

Ирак, против которого была начата война в 1991 году, в значительной степени соответствовал этому описанию. Кроме того, Ирак был не единственной проблемой в регионе. По-прежнему были живы в памяти иранская революция и последовавший за ней кризис с заложниками. В этот список можно добавить Каддафи (Kaddafi) и рост исламских движений в регионе, и таким образом оказалось возможным заполнить «вакуум угрозы», образовавшийся после ухода СССР с исторической сцены. Между тем авторитарные режимы Ближнего Востока тоже убеждают американскую администрацию в наличии серьезной исламистской угрозы в регионе.

В начале 1990-х годов, когда по итогам многопартийного эксперимента в Алжире исламисты обрели подавляющее превосходство, литература о «зеленой угрозе» получила вторую жизнь. За ней последовали работы Бернарда Льюиса «Корни исламского гнева» и Сэмюэля Хантингтона «Столкновение цивилизаций». Кроме того, один из бывших руководителей ЦРУ Джеймс Вули (James Wooley) в 1994 году назвал ислам новой угрозой, свалившейся на голову Запада после коммунизма.

Такие теоретики, как Льюис и Хантингтон, стали практически идеологами периода после терактов 11 сентября. Это тоже было неспроста. Между 1990-ми годами и периодом после 11 сентября 2001 года прослеживается преемственность, и получается, что исламофобия возникла не как творение периода после терактов. Как мы отметили ранее, исламофобская литература 1990-х годов выполнила функцию строительства идеологии, которая заполнила вакуум угрозы.

5. Кому в мире выгоден рост исламофобии и маргинализация ислама? Кто и почему подпитывает исламофобию?

В долгосрочной перспективе это невыгодно никому, потому что от конфликта никто не извлекает пользу. В мире, в котором мы живем, нужен не конфликт, а понимание друг друга. Но в краткосрочной перспективе это, однозначно, служит чьим-то интересам. При ответе на другие вопросы мы уже говорили о том, какую функцию исламофобия как идеологический феномен выполняет на макроуровне. Кроме того, для того чтобы понять, кто еще может извлечь выгоду, следует обратить внимание на тех, кто входит в союз по нагнетанию исламофобии в русле расистской риторики: это произраильские неоконсерваторы; жесткие, непримиримые сионистские круги — «ястребы»; бывшие мусульмане, которые в настоящее время или приняли другую религию, или представляют течение «неоатеизм»; ультраправые евангелистские круги, известные как христиане-сионисты. На мой взгляд, мы спокойно можем сказать, что бывшие мусульмане участвуют в этих усилиях ради экономической прибыли. Всплывшие документы о некоторых из них не оставляют никаких сомнений в этом. Примечательно, что часть из них разоблачил Израиль. А три другие группы участников этого проекта, можно сказать, единодушно сходятся во мнении о необходимости сделать Израиль незаменимым в глазах США и Европы.