Революция 1979 года не только превратила Иран в Исламскую республику, но и стала поворотным моментом для внешней политики страны, в частности, в вопросе отношения к Израилю.
Враждебность Ирана по отношению к Израилю на протяжение многих лет проявлялась в постоянных заявлениях со стороны иранских лидеров о том, что Израиль нужно уничтожить, а также в антисемитских высказываниях и отрицании Холокоста. Это приводило к ужесточению израильской реакции и ответным мерам со стороны Ирана.
Иран все это время избегал прямой конфронтации с Израилем, но в то же время оказывал существенную военную, финансовую и политическую поддержку «Хезболле» и палестинским террористическим группировкам при проведении операций против Израиля и евреев на том основании, что это отвечало его интересам.
Из-за иранской ядерной программы, которую в Израиле многие воспринимают как угрозу своему существованию, впервые возникла возможность прямой военной конфронтации между двумя государствами. Видимо, именно к этому привел бы удар Израиля по иранской ядерной инфраструктуре с целью помешать Тегерану создать военный ядерный потенциал.
Вопрос о реализации такого сценария все еще не стоит благодаря иранской ядерной сделке. Несмотря на то, что американский президент Дональд Трамп принял решение о выходе США из соглашения (Израиль приветствовал этот шаг), Иран продолжает соблюдать условия, согласованные с США, Россией, Китаем, Францией, Великобританией и Германией. Пока это так и пока сохраняются ограничения по развитию иранской ядерной программы, Израиль в атаке не заинтересован.
С большей долей вероятности вооруженный конфликт между двумя государствами может спровоцировать иранское военное присутствие в Сирии возле северной границы с Израилем. Затухание гражданской войны в Сирии и победа режима Асада означают, что речь идет не о поддержке режима иранскими силами или их союзниками, а о долгосрочном их пребывании в стране.
Но ни одна из сторон не заинтересована в усилении прямой конфронтации. Об этом можно судить исходя из сдержанной информационной политики Израиля и умеренным ответам на израильские атаки со стороны Ирана. Таким образом, сохраняется возможность для урегулирования вялотекущего конфликта без перехода к масштабной конфронтации.
Ни одна из сторон не получит все, что хочет, но оба государства устроит новый статус-кво. Однако просчеты, недоразумения и внутреннее политическое давление всегда оставляют место для эскалации, даже когда обе стороны хотят этого избежать.
Эффективно решить эту проблему можно с помощью создания механизма предотвращения кризисных ситуаций. Это бы позволило сторонам обмениваться сообщениями и разъяснениями, обозначать границы допустимого. Такой механизм доказал свою эффективность в глобальных и региональных конфликтах (включая последний кризис между Индией и Пакистаном).
Поскольку ни Израиль, ни Иран не имеют политической возможности самостоятельно создать такой механизм и вести прямой диалог, существует острая необходимость в третьей стороне, которой доверяют оба государства. Желательно, чтобы это был игрок, у которого нет собственных интересов, но который в то же время не заинтересован в эскалации между Израилем и Ираном. Посредника, отвечающего этим критериям и устраивающего обе стороны, пока не нашлось.
В его отсутствие лучшим вариантом становится Россия. Россия уже присутствует в Сирии и, безусловно, хочет позиционировать себя в качестве единственного игрока, который может стать посредником, несмотря на свои недостатки. Израиль и Иран знают, что у России есть собственная повестка дня в Сирии и амбиции в регионе. Это подрывает доверие Ирана и Израиля к России и заставляет усомниться в ее честности при выполнении такой роли.
Ни Иран, ни Израиль не будут испытывать энтузиазма по поводу российского посредничества. Не будут они себя чувствовать и в безопасности, фактически доверив вопрос важнейших интересов национальной безопасности Кремлю. Но не устроит их и более надежная третья сторона.
Участие Путина — далеко не идеальный вариант, но это лучше, чем ничего. Несовершенный механизм деэскалации, у которого есть хотя бы небольшие шансы на успех — лучше, чем отсутствие препятствий для преднамеренной или ошибочной эскалации. Ее последствия коснутся как Ирана с Израилем, так и всего региона.
