Вечные разглагольствования тех, кто не доволен глобализацией и ностальгирует по холодной войне, уже давно набили оскомину. Мало того — подобная риторика существенно отравляет дебаты об отношениях так называемого демократического мира с Китаем и Россией.
Мы видим, как перед лицом невероятного экономического роста Китая и внешней политики России, стремящейся к самоутверждению, возникают исполненные страхов и предвзятости толкования нынешней ситуации. Их цель — саботировать стратегии, направленные на установление сбалансированных связей с Пекином и Москвой, несмотря на все неизбежные трудности.
Все чаще звучат мнения о «вездесущем китайском неоимпериализме» или об «имманентном российском экспансионизме». Однако речь идет не о том, чтобы игнорировать историю, споры и соперничество — традиционные составляющие геополитических сценариев — или перестать критически относиться к очевидным имперским наклонностям Си Цзиньпина или Владимира Путина.
Между тем дипломатические алхимики, заинтересованные в уничтожении механизмов многостороннего сотрудничества, упорно сетуют на «структурную невозможность сотрудничества с Китаем и Россией ввиду исторических прецедентов в отношениях с Западом».
Эдакая манихейская логика: снять напряженность не представляется возможным — есть только способ сдерживать двух гигантов, действующих на международной арене.
Исторический путь Пекина и Москвы, которые являются центрами многонациональных империй, безусловно, отмечен целым рядом отвратительных эпизодов экспансии и насилия. Но они значатся в репертуаре и многих других империализмов: американского, британского, французского, германского и прочих.
Создавая свою империю, Москва следовала по пути впечатляющей территориальной экспансии и благодаря череде достижений сформировала самое большое государство в мире. Территория Советского Союза, распавшегося в 1991 году, занимала примерно одну шестую часть суши.
Китай также расширял границы на протяжении своей тысячелетней истории. А в постимперскую эпоху советская и маоистская диктатуры погубили десятки миллионов собственных граждан: это были массовые репрессии в отношении «классовых врагов», зажиточных земледельцев, частных торговцев или «контрреволюционных националистов», таких как тибетцы и татары, среди прочих меньшинств.
Однако мы найдем в российской и китайской истории немало мрачных страниц, свидетельствующих об агрессии и злодеяниях, совершенных внешними врагами. В случае России достаточно упомянуть войну с Наполеоном 1812 года и нацистское вторжение в 1941 году. Вторая мировая война унесла жизни 22-28 миллионов советских граждан — и военных, и гражданского населения.
История Китая также отмечена рядом драматических моментов в отношениях с агрессивно настроенными державами. Так, британский колониализм спонсировал опиумные войны в конце 19-го века, чтобы форсировать продажу наркотиков и тем самым сократить торговый дефицит с переживавшей упадок китайской империей, у которой Лондон закупал шелк, чай и фарфор.
Слабыми позициями Китая также не преминул воспользоваться японский экспансионизм, ответственный за вторжения в 1894, 1931 и 1937 годах. Эти ужасающие главы китайской истории сообщают нам о гибели более 20 миллионов граждан и многочисленных зверствах, вроде Нанкинской резни в 1937-1938 годах.
В современном мире приверженцы антиглобализма указывают на отдельные моменты в истории Китая и России, преднамеренно обходя вниманием трагические события, пережитые народами этих двух стран, и тем самым способствуют своего рода демонизации Пекина и Москвы.
Глобальная стабильность зависит от сбалансированных отношений между основными полюсами власти. Демонизация Пекина и Москвы отнюдь не помогает нам лучше понять сложные требования, которые предъявляет человечеству текущий исторический момент.
