Президент Дональд Трамп 17 июня согласился дать журналу «Тайм» (The Time) интервью в Овальном кабинете, посвященное его кампании по переизбранию.
В ходе 57-минутной беседы он рассказал о своих соперниках от демократической партии, о своем нестандартном подходе к кампании 2020 года, о своих достижениях за первый срок, а также поделился своими мыслями об Иране, Китае, Мексике и внутренних проблемах, таких как аборты и экономика.
В процессе интервью было несколько моментов, когда президент попросил выключить диктофон, и «Тайм» выполняет эти просьбы.
Ниже представлена немного отредактированная расшифровка интервью Трампа с главным редактором и генеральным директором журнала «Тайм» Эдвардом Фельзенталем (Edward Felsenthal), руководителем вашингтонского бюро журнала Массимо Калабрези (Massimo Calabresi), старшим корреспондентом из Белого дома Брайаном Беннеттом (Brian Bennett) и корреспондентом из Белого дома Тессой Беренсон (Tessa Berenson).
«Тайм»: Я бы хотел начать с новостей. Вечером Иран заявил, что рассматривает обогащение урана в таких масштабах, которые бы нарушили ядерное соглашение 2015 года. Вы предельно четко заявили, что не позволите Ирану получить ядерное оружие.
Дональд Трамп: Да, я думаю, делая это, они совершают очень большую ошибку.
— Вы рассматриваете возможность новых военных действий?
— Я бы не сказал. Нет, я так не могу сказать. Это было бы неадекватно. Но они совершат большую ошибку, если займутся обогащением урана.
— Они пытаются таким образом Вас спровоцировать, или Вы расцениваете это как-то иначе?
— Время покажет. Это только время покажет.
— Я хочу сказать, в ходе своей кампании Вы обещали вывести США из ненужных зарубежных войн. Из-за Вашей…
— Так и есть. И я этого добился. Мы нанесли поражение ИГИЛ (организация признана террористической и запрещена в РФ — прим. ред.), халифату. Мы уничтожили халифат. Это не значит, что какой-нибудь сумасшедший не заявится в магазин, обвесившись с ног до головы взрывчаткой. Но мы уничтожили его на 100%. Жаль, я не могу показать вам карты того, что было до этого, и что осталось после. Сара, может быть, попросите кого-нибудь принести мне эти карты? Те, которые… ИГИЛ, когда я туда пришел, и ИГИЛ, когда я вышел. Теперь там нет ИГИЛ. У ИГИЛ… уничтожен весь халифат. Помните, когда его уничтожили на 99%, и я начал выводить оттуда людей. Они сказали: «Он не закончил начатое». Ну, как бы то ни было…
— В этом столкновении с Ираном Вы видите очередной…
— Ну… смотрите… я также заявил, что у Ирана не будет ядерного оружия, понимаете, и это очень важно. Как вы знаете, в Афганистане, когда я туда пришел, было 16 тысяч человек. Теперь там осталось девять тысяч человек. И, честно говоря, там происходят хорошие перемены. Нет, я хочу выйти с Ближнего Востока, нам изначально не надо было туда входить. Нам вообще нельзя было туда входить, и я хочу оттуда выйти.
— Вообще-то создается впечатление, что Вы скорее только глубже ввязываетесь в события на Ближнем Востоке, чем выводите оттуда войска, особенно это заметно по ситуации с танкерами. Вы обеспокоены нападением Ирана…
— Ну, совершенно нелепым представляется… кстати, Шиа, окажи мне услугу. Принеси мне информацию, которая была у меня вчера о людях, которые получают выгоду от проливов. Компании, страны, которые получают выгоду от проливов. Просто… я хочу кое-что вам показать. Китай получает там 60% своей нефти. Япония — 25% своей нефти. И еще множество других стран получают там огромное количество нефти. А мы получаем совсем мало. Понимаете, мы достигли невероятного прогресса за последние полтора-два года в энергетике, и когда строятся трубопроводы, мы становимся теперь экспортером энергоресурсов. Так что наша позиция изменилась с того момента, когда мы были на Ближнем Востоке, где нам нужна была… понимаете, мы были там… кто-то скажет, что мы оказались там, потому что нам нужна была нефть.
— Значит ли это, что стратегически Вы готовы воевать из-за ядерного оружия, но не из-за прохождения через Ормузский пролив?
— Ну, я бы не хотел даже этого говорить, и я бы, безусловно, был готов воевать из-за ядерного оружия, а второй пункт я бы оставил под вопросом. Шиа? Попроси кого-нибудь принести документы, которые я вчера смотрел.
— Насколько проблема…
— (помощнику) Я говорю о проходе через проливы. Нефть, которую добывают разные страны. У меня вчера были эти бумаги. У кого они могут быть? Может быть, они у Болтона (Bolton) или у кого-то еще.
Это довольно ужасно. Посмотрите только на Китай, он получает большую выгоду — и ничего не платит при этом. Япония тоже является большим бенефициаром, и она ничего не платит. Индонезия. Многие другие страны приезжают и ничего не платят. А мы там поддерживаем мир, как известно, поддерживаем этот поток нефти. Понимаете? И удивительно, что мы сейчас являемся экспортером, то есть теоретически мы получаем выгоду от нефтяных проблем. Но я отношусь к этому иначе.
— Вы верите в доказательства разведывательного сообщества… свидетельствующие, что атаки на нефтяные танкеры совершает Иран?
— Ну, вряд ли существует много людей, которые в это не верят. Я думаю, люди говорят, что не верят в это, потому что не хотят втягиваться в эту проблему. Но они не верят в это, не верят.
— Трудно ли — а из Вашего описания других стран представляется, что Вы считаете трудной задачей убедить другие страны помочь США осуществить давление на Иран?
— Ну, мы только приступаем к этому процессу, но другие страны получают больше выгоды от этой части мира теперь, чем мы. Намного больше.
— Как Вы считаете, не связано ли их нежелание поддержать США с недоверием как из-за данных разведсообщества по Ираку, так и из-за Вашей собственной критики в отношении американского разведсообщества за последние годы?
— Нет, не думаю, что здесь есть какие-то проблемы. У меня собралась теперь хорошая команда. У меня работают люди, которые мне нравятся. У нас есть потрясающие люди, и нет, тут нет никаких проблем. Проблема состоит в том, что Соединенные Штаты заботятся о мире, а мир не заботится о мире. Мир не хочет сам о себе позаботиться. Есть некоторые страны… Есть ряд стран, допустим, которые получают огромную выгоду, и это богатые страны. Это очень богатые страны в ряде случаев, и они не вносят свою лепту и не вносили уже очень, очень много лет. В какой-то момент… понимаете, знаете, я многое сделал, чтобы это исправить. Если посмотреть на НАТО, если вы позвоните генеральному секретарю Столтенбергу (Stoltenberg), вы это поймете, он сказал, что свыше 100 миллиардов долларов за последний весьма короткий период выплатили другие страны, которые не соблюдали своего обязательства о выплате 2%, и, кстати, эти выплаты должны быть больше, чем 2%. И больше 100 миллиардов было выплачено, и, если посмотреть на график НАТО, их нет, просто отмотайте на 15 лет назад, и вы увидите, что выплат буквально нет, вот там ноль, а затем они выросли вот так, когда я стал… И я сказал им, я сказал: «Слушайте, Соединенные Штаты не могут и дальше оставаться…» Я хочу сказать, что они не платят. Они буквально не платят. Мы защищаем страны, а они не платят, и это очень несправедливо. Но генеральный секретарь Столтенберг был на высоте. Он говорит все как есть. И это совершенно другое дело.
— С другой стороны раздается критика — если пользоваться лексикой, которую используют Ваши критики — что движение на «конфронтацию» с Европой теперь негативно сказывается, когда Вы пытаетесь оказать давление на Иран, потому что они уже не очень готовы верить Вам и считают, что альянс уже не столь сплочен.
— Нет. Европа относится ко мне неоднозначно… Полагаю, в первую очередь, у меня очень хорошие отношения с Европой. Вы могли видеть это по моей последней поездке — а откровенно говоря, по нескольким поездкам — но моя последняя поездка во Францию, в Нормандию, была удивительной и прекрасной. Это правда было невероятно. Но у меня очень хорошие отношения в Европе. Премьер-министр Соединенного королевства, королева Англии — мы прекрасно провели время. Отлично провели время. У нас очень хорошие отношения в Европе. Я бы сказал, наши отношения сейчас стали намного лучше, чем при администрации Обамы (Obama), но они больше нас уважают, потому что они безнаказанно позволяли себе вести себя нечестно. Они… мы за эти годы потеряли в среднем 150 миллиардов долларов в год на торговле с европейскими странами — если их брать в целом, как группу. Это очень несправедливо. И, более того, мы их защищаем — как НАТО. А НАТО, если посмотреть, то НАТО — вероятно, многие люди будут спорить с этой цифрой, но мы оплачивали от 70 до 80% НАТО. Это несправедливо.
— Если мы продолжим рассуждать о роли Америки на мировой сцене, с каким посланием Вы бы обратились сейчас к протестующим в Гонконге?
— Ну, знаете, мое послание состоит в том, что они, очевидно, оказывают большое влияние, потому что это возымело свое действие и возымеет еще большее действие в дальнейшем. И я думаю, что они весьма эффективно сотрудничали с Китаем. Кстати, у меня очень хорошие отношения с Китаем, только они несправедливо к нам относились в том, что касается торговли, в течение многих лет. С момента появления ВТО к нам относились несправедливо. Мы способствовали становлению Китая. Я очень их уважаю, но мы способствовали становлению Китая. Достаточно посмотреть на события последнего периода, и Китай хочет прийти к соглашению. Вообще-то у них было с нами соглашение. Мы были очень близки к тому, чтобы заключить соглашение, а потом они отступили в трех важных пунктах, что было просто неприемлемо для меня. Поэтому теперь я очень рад, получая 25% с 250 миллиардов долларов, что мы, собственно, и делаем. Но Китай хочет заключить соглашение, и я их не виню, потому что сотни компаний покидают Китай, потому что не хотят платить пошлины. Поэтому Китай захочет заключить соглашение.
— Вы поддерживаете требования протестующих против законопроекта об экстрадиции?
— Ну, вот что я вам скажу: пусть протестующие говорят сами за себя. У меня есть наш спор с Китаем, и я считаю, у нас все сложится успешно, но пусть Китай и протестующие сами разберутся в собственных проблемах. Похоже, решение будет найдено.
— Многие республиканцы критически отзывались о президенте Обаме, когда, на их взгляд, он недостаточно поддержал протестующих в Иране после выборов 2010 года. Вы тоже придерживаетесь подобной позиции в духе реальной политики?
— Нет, у меня другая позиция. Я иначе отношусь к ситуации в Иране. Я думаю, что могли произойти определенные события, и Иран был бы сегодня совершенно другой страной. Когда я занялся Ираном — когда я вступил на пост президента, когда я стал президентом, а потом вступил в должность 20 января, Иран был совершенно другой страной два-два с половиной года назад. Они были невероятно враждебны. Они были настоящей страной террора. Они были повсюду. У нас было 14 конфликтных точек, и за каждым из них стояли они. Теперь это другая страна. У них огромные проблемы, такие, что никто бы не подумал, что они с ними сталкиваются. И это было неподходящее время, чтобы заключать соглашение, то, которое подписал президент Обама. Это была ужасная сделка. Поэтому я разорвал это соглашение, принял другие решения, в том числе о санкциях, и Иран тоже хочет заключить соглашение. Я скажу вам прямо сейчас. Они не говорят об этом, хотя иногда такое случается. Но Иран хочет заключить соглашение, и это самый умный шаг, на который они могут пойти — заключить соглашение.
— Вы получали какие-то сообщения из Ирана?
[Президент просит выключить диктофон].
— Понимаете… когда я в первый раз… На одной из моих первых встреч с Пентагоном мы говорили о Ближнем Востоке, куда я никогда не хотел ввязываться. Понимаете, люди всегда любят говорить: «Ой, может быть, он был слишком…» Не был. Я всегда был против вступления в Ирак. Это было ужасное… Вступление на Ближний Восток было ужасным решением. Наше участие на Ближнем Востоке обошлось нам в семь триллионов долларов. Много жизней, а если посмотреть на обе стороны конфликта, то это просто невероятное количество жизней — а я ведь смотрю по обе стороны, я смотрю не только на одну сторону. Я же смотрю на обе стороны. Вступление на территорию Ближнего Востока было ужасным решением. Это трясина. Всегда так было, всегда так будет. А у нас все идет хорошо. Мы победили ИГИЛ. Мы прекрасно справляемся в Афганистане. Мы сократили уже вдвое…а вскоре сократим контингент до восьми тысяч солдат.
— Вы вступите в прямые переговоры с Ираном и какие требования Вы предъявите? Чего Вы хотите?
— Ну, понимаете ли, я открыт, как только они будут готовы. Посмотрим, нам предстоит еще много работы, чтобы прийти к этому этапу, но я открыт, когда они будут готовы. Но, если помните, порой трудно отталкиваться от своих прежних позиций, но, если вернуться на два-два с половиной года назад, у нас происходила абсолютная катастрофа. Он… Иран как никто другой был источником проблем…
— Но как бы Вы объяснили нынешние атаки на корабли, и, как представил Помпео (Pompeo), предположительно…
— Ну, пока что все было весьма незначительно. И пока что, если посмотреть на нынешнюю риторику по сравнению с теми временами, когда они подписывали соглашение, и тогда отовсюду повсеместно раздавалось: «Смерть Америке, смерть Америке, мы уничтожим Америку, мы убьем Америку». Я больше не слышу этих призывов и, кстати, не рассчитываю их услышать. Не рассчитываю. Это совершенно другое дело. Риторически, понимаете.
— Да.
— Вот смотрите, когда они подписывали соглашение, они все кричали: «Смерть Америке», когда подписывали соглашение? Что это такое? Они выбрали семь моряков, и единственная причина, по которой моряков — десятерых моряков — единственная причина, по которой моряков отпустили, была в том, что мы на следующий же день начали им выплачивать огромные суммы. В противном случае при президенте Обаме моряки были бы до сих пор там.
— Я хочу поговорить о ряде масштабных тем Вашей кампании. Я был на многих Ваших митингах, и здесь есть надписи «Пообещал — выполнил». На данном этапе крайне маловероятно, что Вашу стену возведут к моменту проведения президентских выборов.
— Нет, у нас будет… будет свыше 400. Мы же строим стену прямо сейчас. Люди не понимают. Мы строим стену прямо сейчас. Сейчас идет масштабное строительство.
— Ее протяженность должна составить 654 мили (1052 километра), а у вас сейчас всего 61 миля (98 километров)…
— Вообще-то 550 миль (885 километров). Максимум — 550 миль.
— …заборов и ограждений…
— К концу следующего года будет построено свыше 450 миль (724 километров). Мы также обновляем огромные участки стены. Мы обновляем и ремонтируем. Мы возводим… на территориях, где не было стены, мы возводим временные стены. Мы прекрасно справляемся, и никто даже не мог поверить в то, чего нам удалось добиться с Мексикой.
— Почему же тогда количество людей, проходящих через границу, рекордно возросло по сравнению с последними 13 годами?
— Потому что они пытаются попасть сюда из-за расцвета экономики. У нас уровень безработицы составляет 3,5%. Экономика… можно утверждать, что она находится на историческом максимуме, и люди пытаются попасть сюда из-за экономики. Они приезжают не потому, что им требуется убежище. Они приезжают за деньгами.
— Как бы то ни было, Вы же не считаете, что нужно… ухудшить нашу экономику в политических целях, чтобы они перестали сюда приезжать?
— Нет-нет, я не собираюсь ее ухудшать. Я просто говорю, что она была в нехорошем состоянии. Экономика была не на высоте, и она была слабой при президенте Обаме. Теперь у нас, вероятно, самая сильная экономика за всю историю.
— Так как же Вы выполните свое обещание?
— Вы просто посмотрите на первый квартал, у нас 3,2%. Никто этого не ожидал. Они думали, что будет 1%… Понимаете, в первом квартале всегда бывают очень плохие показатели. А у нас 3,2%. Экономика настолько сильная, что люди приезжают сюда. И вот что я сделал с Мексикой, Мексика… я даже не знаю, видели ли вы, но цифры стали намного ниже с начала прошлой недели, а они даже еще не… они вкладывают свои… они завтра начинают отправку шести тысяч солдат.
И я думаю, они очень усердно работают.
[Президент просит выключить диктофон]
— Вы готовы рассмотреть политику разлучения семей?
— Давайте я вам кое-что расскажу об этом. Это очень интересно. При президенте Обаме разлучали семьи. Это я стал заниматься их воссоединением. Это я стал этим заниматься, и из-за этого сюда стало приезжать больше людей, потому что практика разлучения мне нравилась не больше, чем вам. Но если вы посмотрите на эти камеры, когда они показывали все эти камеры, они выглядели как тюремные камеры или как сеточное ограждение — но они были похожи на тюремные камеры. Их построил в 2014 году Обама. Кажется, у вас была одна из этих фотографий. Вы сказали: посмотрите на эти камеры. А оказалось, что их построил Обама. Их построили люди, которых я очень хорошо знаю. Люди, которые хотят попасть в администрацию. Но если вы посмотрите на политику разлучения, у меня была эта политика, и вот именно я и воссоединил семьи. Когда вы воссоединяете семьи, у вас появляется больше семей. Это все очень просто…
— Во время Вашего пребывания на посту президента, сэр…
— Нет, но вы же понимаете, что я говорю.
— Да, были…
— Я унаследовал политику разлучения.
— Во время Вашего пребывания на посту президента были семьи, в которых родителей разлучили с их детьми. Их депортировали. А детей оставили здесь. А агентства…
— Ну, такое было и при Обаме.
— И у агентств была плохая статистика, им приходилось нелегко при попытках воссоединения…
— Значительная часть этой статистики была статистикой Обамы, они вели политику разлучения, и то же самое было и во время Обамы. Разница состоит в том, что наша экономика настолько сильна, что приезжает еще больше людей. Более того, они узнали, насколько уязвимы у нас законы. Теперь законы, я надеюсь, изменятся. Но они узнали, насколько у нас слаб закон. Но, понимаете, если Мексика выполнит свою задачу, у них очень сильная политика, у них очень сильная иммиграционная политика. Если Мексика выполнит свою задачу, то мало кто будет приезжать через Мексику. А Мексика может выполнить эту задачу. И я верю, что они выполнят эту задачу, но, если они ее не выполнят, мы введем пошлины, и они это понимают, а пошлины играют весьма значительную роль.
— Какие еще меры Вы рассматриваете, если эти цифры продолжат расти?
— Я не думаю, что они продолжат расти. Думаю, они уже начинают снижаться.
— Вы знаете, сколько детей [иммигрантов] разлучили с их родителями при Вашей…администрации? У Вас есть цифры?
— Ну, у меня есть списки. У них, на самом деле, очень точные списки. Но вы должны понять, их разлучали при президенте Обаме. Их разлучали при президенте Буше. Я не менял политику, а политику изменили, ее… Именно я положил конец практике разлучения. Просто чтобы мы понимали. А когда мы положили конец практике разлучения, меня совершенно не удивило, когда я увидел, что приехало еще больше семей, потому что теперь их не будут разлучать.
— Вы готовы были бы рассмотреть возвращение [к этой политике]?
— Не знаю, она мне не нравится, мне не нравится концепция разлучения. Я бы скорее помешал им приезжать, это было бы намного проще, потому что мне это не нравится. Но я… это безумие. Обо мне пошла такая дурная слава из-за этого. А я унаследовал политику разлучения.
— Но это же было исполнительное производство…
— Вы же в курсе этого, да, Сара?
Сара Сандерс (Sara Sanders): Да, сэр.
Дональд Трамп: Это были законы, которые были при президенте Буше, они были при президенте Обаме. У меня они были. А когда они у меня были, все стали с ума сходить из-за практики разлучения, никто до этого не говорил о ней. Но именно Обама, президент Обама, построил эти тюремные камеры, а они сказали: «Вы только посмотрите на эти камеры, это же ужасно!» Я сказал: постойте… а мы не знали этого, и тогда они выступили… эти фотографии были, наверное, в вашем журнале в 2014 году. Это было задолго до того, как я стал президентом.
Все эти камеры были построены в 2014 году и раньше. А они представили это так, как будто это я их построил. Послушайте, чтобы мы понимали, практика разлучения применялась уже давно. Когда я занялся этим, я положил конец разлучению семей. Я знал, что произойдет. Приедет еще больше людей, но мне не нравилась концепция разлучения. Она никуда не годилась. Так что то, что мы сейчас делаем, если план с Мексикой сработает, будет замеча… Послушайте, они размещают сейчас шесть тысяч солдат на своей южной границе. Это кардинально все меняет.
А мы теперь возвращаем людей в Мексику.
[Президент просит выключить диктофон]
— Мне правда отчасти кажется, господин президент, как будто Вы чувствуете некоторую уязвимость в связи с иммиграционным вопросом в 2020 году?
— Нет, это не так. Я думаю, у меня все получается. Я думаю, это они уязвимы. Нет, я думаю, это демократы совершенно уязвимы. Думаю, мы прекрасно справляемся с проблемой иммиграции.
— Вы не чувствуете, что Ваши сторонники, проголосовавшие за Вас и слышавшие, как Вы сократите иммиграцию и нелегальные потоки, разочарованы?
— Слушайте, я строю стену, несмотря на то что демократы не хотят, чтобы эта стена была построена. Они выступали против каждого… мы только что выиграли иск в связи со строительством стены. Я не знаю, видели ли вы это, это большой иск, очень важный, против Нэнси Пелози (Nancy Pelosi) в Конгрессе. Они подали на нас в суд, а мы выиграли процесс на прошлой неделе, очень большой процесс. Мы строим стену, и эта стена возводится в тот момент, пока мы говорим. Мы уже обновили огромные участки стены, мы взяли что-то негодное и привели это в очень хорошее состояние, сделали очень мощную вещь. У нас были стены, мы строили стены в Сан-Диего.
— Множество участков покрасили и обнесли колючей проволокой, сэр, но…
— Нет-нет, мы отремонтировали стены, а в ряде случаев добавили огромное количество колючей проволоки, потому что стены не выполняли своих функций в том состоянии, в котором они были. И мы использовали стены как структуру для колючей проволоки, а теперь, когда колючую проволоку смонтировали, никто не проходит на нашу сторону. Они не могут пройти. Стены стали очень функциональными, а раньше они совершенно не выполняли своих функций. На них можно было вскарабкаться, а теперь это невозможно. Но мы еще строим огромные участки новой стены. Если хотите, я могу попросить Инженерный корпус армии рассказать вам в точности, что мы строим, но мы строим… у нас будет построена стена протяженностью свыше 400 миль (643 километров) к концу следующего года.
— Деньги поступают не из Конгресса…
— И это несмотря на то, что… нет, это верно. Это несмотря на. Мы берем что-то из военного бюджета. Что-то берем из бюджета службы наркоконтроля. Мы берем… мы берем их из разных своих карманов.
— Что касается Северной Кореи, сэр, останки…
— Северной Кореи?
— Что касается Северной Кореи, останки не будут переданы? Пентагон перестал вести переговоры с северокорейцами насчет передачи останков.
— Нет, они будут переданы. Послушайте, они добились возвращения останков. Этот процесс возобновится. Мы добились возвращения наших заключенных. У нас было четверо заключенных, мы их вернули.
[Президент просит выключить диктофон]
Мы вернули наших заключенных. У нас нет ядерных испытаний. У нас нет никаких испытаний, у нас нет… кроме ракет малой дальности, пару испытаний которых они провели, как и любая другая страна, это были стандартные ракеты малой дальности — никаких испытаний баллистических ракет не проводится. Нет никаких ядерных испытаний, и у нас очень хорошие отношения.
— Вы ведете переговоры…
— Да. Вы покажете мне то письмо, письмо ко дню рождения, оно у вас? Принесите его мне. Я вам покажу.
— Хотелось бы перескочить, вернуться на один вопрос назад к…
— Да, пожалуйста.
— …На один вопрос назад к границе, и тогда уже мы вернемся к Северной Корее или к другим темам. Я просто хочу прямо спросить у Вас, потому что в мае был зафиксирован высочайший уровень потока иммигрантов, пересекших границу нелегальным путем за последние 13 лет…
— За 13 лет…
— И мы пытаемся сопоставить обещание с реальностью…
— Ладно, вот… Я положил конец практике разлучения — которая была при Обаме, при Буше, при всех остальных. Я положил ей конец. Это один пункт. Но самое главное — это то, что экономика стала настолько сильной, и демократы… единственная причина, по которой мы с этим столкнулись, состоит в том, что демократы не хотят закрывать лазейки. Эти бреши ужасны, а они не хотят вносить поправки в вопрос о предоставлении убежища. Мы могли бы исправить все это за 15 минут, а они отказались заниматься этим. Единственная причина наших проблем на границе — а именно с этой проблемой связано то, что люди узнали на границе о своих законных правах — демократы могли бы решить проблему с предоставлением убежища и разобраться с лазейками за 15 минут. Если бы они это сделали, все немедленно бы прекратилось. Граница была бы на 100% надежна. И вот, если добавить ко всему этому Мексику, а потом внести поправки — то возникает прекрасная, урегулированная ситуация. Но я думаю, Мексика сама решит большую часть проблемы. Но демократы должны разобраться с этими проблемами с предоставлением убежища. Я хочу сказать, что наша ситуация… у нас возникла совершенно нелепая ситуация с предоставлением убежища. Мы единственная страна в мире с таким списком задач, и демократы с легкостью могли бы это исправить, но им нужны открытые границы — а это влечет за собой преступность, это влечет за собой наркотрафик.
— Вы обещали, что за строительство стены заплатит Мексика.
[Президент просит выключить диктофон]
— Это еще не закончилось. Это переговоры. Не надо недооценивать этот факт, а другой вопрос касается торгового соглашения, в рамках которого, если оно будет одобрено, Мексика будет платить на сотни миллиардов долларов больше за определенный период времени, чем они платили до этого. Я хочу сказать, может ли это быть сопоставимо со стеной, которая является лишь частью сумм, о которых вы говорите? Понимаете, в соглашении между США, Мексикой и Канадой… Это соглашение является… иными словами, это соглашение является гораздо более прибыльным для Соединенных Штатов, чем НАФТА.
А вот карты ИГИЛ. Вам, вероятно, стоит посмотреть на них все разом. Вот, здесь, я вам покажу. Вот тут я вступил в должность. Это было на полпути. А это вот сейчас или что-то, да.
— Попробуйте разобрать по порядку.
— Это было бы очень внушительно. Полагаю, вам они будут нужны; думаю, вы захотите разместить это у себя на обложке. Так вот, это ИГИЛ…
— Мы видели этот график — мы видели его практически каждую неделю, господин президент.
— А это вы видели? Нет, серьезно.
— Да, я это видел.
— Но здесь же ничего нет. Халифат исчез. Это не значит, что сумасшедших вокруг не осталось, понимаете? И бомбы… я не говорю, что все бои окончены, потому что с этими людьми никогда не знаешь наверняка. Они совершенно… они просто совершенно безумны. Но вот ИГИЛ. А вот это год спустя. А это сейчас. Неплохо. Неплохо. Неплохо…
— Если вернуться обратно к кампании…
— Надеюсь, вы это напишете. Хотите оставить их себе? Мы можем их отдать?
Сара Сандерс: Да, они могут оставить их себе.
Дональд Трамп: Ребята, вы не хотите чего-нибудь выпить?
Тайм: Конечно. Спасибо, сэр.
— Хорошо.
Сара Сандерс: У нас еще есть несколько минут.
Дональд Трамп: Это хорошо, тогда отдайте им бумаги. Раз так, может быть, у меня появится первая хорошая обложка «Тайм», с тех пор как меня избрали. Первый сюжет был потрясающим. Первый сюжет, когда я одержал победу на выборах, его написал господин с каким-то французским именем.
— Майкл Шерер (Michael Scherer)?
— Кто?
— Дэвид Фон Дреле (David Von Drehle)?
— Нет. Француз. У вас есть кто-то с французским именем?
— Хотите пари? Я забыл, держите ли Вы пари.
— Держу ли я пари?
— Да.
— Да вся моя жизнь — это пари.
— У Вас есть версия, кто будет кандидатом в президенты от демократов?
— Ну, у меня нет версий. Думаю, что Байден (Biden) — это уже не тот Байден. Что-то там происходит. Понимаете? Я бы сказал, что, вероятно, победу одержит прогрессист. Смотрите, когда один прогрессист вылетит, другой заберет 100% его голосов, так что это…
— То есть если Берни провалится, то Уоррен (Warren) подхватит?
— Ну да, думаю, они подхватят почти 100%. Думаю, они подхватят большую часть этих голосов. Думаю, Харрис (Harris) еще не набрала высоту, как говорят. Я думаю, Берни движется в неверном направлении. Я думаю, Байден движется в неверном направлении. Его рейтинг очень сильно упал. Он очень сильно упал. Если посмотреть на нашу подругу Покахонтас, то у нее дела идут вполне прилично. Дела у нее идут весьма неплохо. Они забыли, что она мошенница. Она делает… понимаете, она —тот человек, который, как кажется, делает все, что может в этом смысле. Я не верю, что шанс есть у мэра Пита, никогда в это не верил. Я просто этого себе не представляю.
— Почему же?
— Вот письмо, ладно, сейчас я вам покажу это письмо. Так вот его написал Ким Чон Ын. Его доставили вчера. И оно написано от руки.
[Президент просит выключить диктофон]
— Так почему же Вы считаете, что у мэра Пита нет шанса, пока мы рассматриваем…
— Просто у меня такое ощущение.
— А есть кандидат…?
— Ведь когда речь идет о политике, то все упирается в чутье, ведь вся политика — это чутье. Верно?
— Как Вы думаете, кто будет для Вас самым трудным соперником?
Сара Сандерс: Простите, но это нельзя фотографировать.
— Хорошо.
Дональд Трамп: Так о чем вы спрашивали?!
— Как Вы думаете, в целом, кто будет для Вас самым трудным соперником?
— Ну… Я не знаю. Слушайте, я думаю, я столько всего сделал. Можете принести мне список, дайте мне, пожалуйста, четыре экземпляра.
За эти два-два с половиной года я добился большего, чем любой президент за всю историю этой страны. И если вы посмотрите… Я сейчас дам вам список. Никто не добился одобрения того, чего добились мы, никому это не удавалось. Касалось ли это «Ветеранов и выбора», отчетности. Одобрения ни тут, ни там добиться было невозможно. Они никак не могли добиться их одобрения. Посмотрите на эти налоговые льготы, посмотрите на Национальный арктический заповедник. Посмотрите на обязательное медицинское страхование. Мне пришлось много заниматься системой здравоохранения. Мы говорим о праве неизлечимо больных пациентов на доступ к незарегистрированным лекарственным препаратам. А теперь добавьте право неизлечимо больных пациентов на доступ к незарегистрированным лекарственным препаратам к обязательному медицинскому страхованию.
— Что значит обязательное медицинское страхование?
— Обязательное страхование «Обамакер». Мы положили этому конец. Там вы должны были платить за…
— Да, точно.
— Вы должны были платить за страховку — платить целое состояние за то, что вам дают привилегию не платить. Это одна из самых непопулярных мер. У нас будет потом отличная система здравоохранения, если мы снова победим в Конгрессе. И сохраним Сенат. Сохраним президентский пост.
— Вот список. Мы только что сделали… он же относительно новый, верно?
Помощник Трампа: Это сегодняшний.
— Довольно свежий. Вот список задач, каждый пункт, каждая строчка — это что-то новое. Никто этого не делал. Это все — от законопроектов до задач. Я бы хотел, чтобы он у вас остался. Взгляните.
— Опрос в рамках Вашей собственной кампании отражает определенный разрыв: люди понимают выгоду экономики, но не считают ее Вашим достижением. Можете ли Вы как-то…
— Я с этим согласен. Я не думаю — я думаю… Я думаю, мои достижения ценят, но ценят не в полной мере. Если бы демократы выиграли гонку в 2016 году, а не повысили рост до 3,2%. Я думаю, он упал бы на 5%. Я думаю, мы были бы в минусе, потому что…то что я… я добился самого большого упрощения регулирующих норм за всю историю страны. За два года я сократил больше регулирующих норм, чем любой другой президент вне зависимости от длительности его пребывания на посту. Это был значительный фактор для того, что произошло в стране, и в целом. Учитывая весь…весь успех, которого мы добились. Если бы победу одержали демократы, они бы этого не сделали, они бы только увеличили количество регулирующих норм, и вы бы оказались в… вы бы столкнулись с настоящими неприятностями. Вот так. Вы понимаете, что я хочу сказать, показывая вам это письмо? Это же очень неплохо, так? Это правда очень неплохо.
— В то же время он запускает ракеты малой дальности…
— Малой дальности, крайне малой дальности. Они ничем не отличаются от испытаний всех прочих стран и так далее. Можете мне вернуть это письмо?
— У нас есть основные моменты.
— Давайте вернемся к вопросу о системе здравоохранения. Вы поддерживаете принятый недавно закон о запрете абортов в Алабаме?
— Я… у меня… я считаю, есть исключения, и я всегда выступал за исключения и, думаю, это очень важно.
— А что Вы думаете о законопроектах, запрещающих аборты с момента фиксирования сердцебиения плода, например в Джорджии, там действительно есть подобные исключения?
— Мы занимаемся изучением этой проблемы. Я хочу сказать, что эта тема развивается, но я выступаю за исключения.
— Даже когда в рамках законопроекта запрещается на сроке шести недель…
— Это должно быть так… я всегда однозначно отстаивал этот пункт.
Сара Сандерс: Ребята, у нас осталось время, наверное, еще на пару вопросов.
Дональд Трамп: Прошу вас.
— У меня есть ряд вопросов по Мюллеру. Сэр, бывший глава Вашей администрации, советник Белого дома, заместитель руководителя Вашей предвыборной кампании, заместитель советника по национальной безопасности, секретарь администрации, директор по связям с общественностью, помимо прочих — все они под присягой свидетельствовали, рискуя оказаться под заключением, что — если цитировать доклад Мюллера — Вы пытались «оказать влияние» на расследование Мюллера и «контролировать» его.
— Вряд ли они так говорили…
— Говорили. Я могу привести Вам цитаты, сэр, они у меня с собой.
— Не думаю, что они… Не думаю, что они это говорили. И, честно говоря, я мог бы положить конец расследованию Мюллера по Второй статье Конституции, если бы хотел. По Второй статье, не надо даже говорить о Второй статье, потому что нет причин о ней говорить. Но я мог немедленно положить конец расследованию Мюллера. Я мог бы это сделать, а я решил не делать этого. У меня были полномочия для этого, если бы я хотел это сделать. Так что никогда еще не было большей прозрачности в работе президента, чем у меня. Полтора миллиона страниц документов. Я дал… 300 или 500 людей давали показания. Я позволил многим людям, в том числе советнику Белого дома, дать показания. Сотни повесток, на самом деле, думаю, это были тысячи повесток… я не воспользовался президентской прерогативой. Я никак, ни в коей мере, ни в коей форме не использовал президентскую прерогативу.
— Но Вы действительно пытались ограничить расследование Мюллера по России исключительно вмешательством в будущие выборы. Почему Вы это делали?
— Вот что я вам скажу. Я мог всему этому моментально положить конец. Очень легко. Я сказал, пусть эта история получит свое развитие, и главная мысль была в том, что не было никакого сговора, и после пересмотра документов генеральный прокурор сделал вывод, что никакого препятствования не было. После того как он изучил документы, он не выявил никакого препятствования. И этот результат вывел демократов из себя. Эти люди просто совершенно сошли с ума.
— Прошу принять к сведению, сэр, что в выводе говорится, что этот доклад «не оправдывает» вас.
— В том, что касается препятствования. Вы говорите об отсутствии состава преступления. Вы имеете в виду, что преступления никакого не было. Так что не было совершено никакого преступления и…
— Ни для кого не секрет, что препятствовать правосудию можно, даже если изначального преступления не было…
— Так, вот что мне не… Я зайду немного дальше. Это было преступление, совершенное другой стороной. С моей стороны не только не было никакого преступления, и он не выявил никакого сговора и никакого заговора, верно, вы с этим согласны? Никакого заговора, никакого сговора, ничего?
— Но он выявил множество примеров взаимодействия членов Вашего штаба с русскими…
— Нет, и он также… простите меня… что он сказал? Он фактически заявил, что был получен отпор. Он сказал, что они дали отпор. Наш штаб дал отпор.
— Кто-то да, а кто-то — нет. Но дело в том, господин президент…
— Нет, нет, нет… он сказал, что был получен отпор.
— …Американский народ имел право знать, что Россия хотела сделать с ключевой процедурой нашей демократии, и именно ради этого велось расследование в отношении России. А Вы пытались оказать на него влияние и контролировать его.
— Президенту Обаме в сентябре ФБР рассказало о России. Он ничего не сделал. Выступила Хиллари Клинтон (Hillary Clinton) и заплатила человеку, который отправился в Россию, использовал русских и заплатил русским. Они ничего не сделали. Множество блогеров, о которых можно прочитать, да? Вы читали об этих блогерах. Они были на стороне Хиллари и на стороне Трампа. Так называемый… было 24 значительных… А вы говорите о… она потратила сотни миллионов долларов на рекламу и на Фейсбук и на все остальное.
— Но разве американский народ…
— Они потратили ничтожную сумму денег… просто чтобы вы понимали, и в докладе совершенно ясно говорится, что не было никакого сговора, не было сговора…
— Но почему Вы пытались ограничить расследование только…
— Я не ограничивал расследование.
— Вы диктовали письмо…
— Простите…
— … Кори Левандовски (Corey Lewandowsky) и просили его сказать [бывшему генеральному прокурору Джеффу] Сешнзу (Jeff Sessions) ограничить расследование [вмешательством России в будущие выборы]
— Я мог и сам сказать об этом Сешнсу, если бы хотел. Во Втором разделе…
— Он давал показания под присягой…
— Простите…
— … ему могло грозить тюремное заключение, вот в чем было дело, господин президент.
— Простите… Во Втором разделе… Ну, вы сами можете столкнуться с риском тюремного заключения, потому что если вы используете, если вы используете фотографию письма, которое я вам дал…
— По-Вашему, люди должны…
— …конфиденциально. Я дал вам его не для того, чтобы вы его фотографировали… Так что не надо играть со мной в эти игры. Вот что я вам скажу. Вы смотрите…
— Простите, господин президент. Вы сейчас угрожаете мне тюремным сроком?
— Так, я сказал вам следующее. Я сказал, что вы можете взглянуть на письмо в неофициальном порядке. Это не означает, что можно просто вынуть камеру и начать фотографировать его. Понимаете? Так что я надеюсь, у вас нет его фотографии. Я знаю, что вы очень быстро ее вынули… Даже вы были удивлены, увидев его. Так делать нельзя. Идите развлекайтесь со своей статьей. Потому что я уверен, что это будет 28-я ужасная статья обо мне в журнале «Тайм», потому что я никогда… я хочу сказать…ха. Это невероятно. При всем, чего я добился, при всем том успехе, который у меня был, то, как обо мне пишет «Тайм» — это просто невероятно.
Скажите им, пять секунд.
Помощник: Хорошо.
Дональд Трамп: Учитывая все то, что я сделал, мои потрясающие успехи, то, что «Тайм» пишет обо мне в таком духе, это просто позор, понимаете? Давайте называть вещи своими именами, это просто позор. И однажды, в следующие 20 лет, возможно, вы выберете меня Человеком года. Ну ладно, велика беда. Но учитывая все то, что я рассказал сейчас… вернемся к докладу Мюллера. У вас есть 18 человек, которые ненавидели Дональда Трампа, это были злобные демократы, многие из которых оказывали демократической партии финансовую поддержку. Верно? Вот есть Боб Мюллер, у которого полно противоречий, полным-полно противоречий. Вы знаете, как я к этому отношусь. Коми (Comey) был его другом. У меня были неприятные деловые разборки с ним, когда он был частным лицом. Очень неприятные деловые разборки. Понимаете? Вы же об этом знаете, так?
— Если Вы хотите сообщить нам подробности…
— Нет, я не хочу сообщать вам подробностей, для этого нет никаких оснований. Какая разница, вы же все равно не напишите об этом так, как есть. Но у меня были неприятные деловые разборки с Коми. И еще другие споры у нас тоже были. И он сидел, видите вон то кресло, в котором вы сидите? Он сидел как раз в этом самом кресле, хотел получить пост директора ФБР, а я ему отказал. Понимаете? Это был конфликт интересов. А если не считать этого, то он сказал, что никакого сговора не было. Первая глава. Никакого сговора. Никакого заговора. Отпор. Отпор. А теперь у них всплывает громкое преступление, и они говорят, что я пытался скрыть громкое преступление. Но, понимаете ли, я этого не делал. Не делал. И, что более важно, в рамках Второй статьи я бы мог сделать все что угодно. Я мог бы уволить Мюллера, если бы хотел, но я этого не сделал, потому что, если вспомнить Ричарда Никсона (Richard Nixon), у него из этого ничего хорошего не вышло. Так ведь? Но я мог бы… я мог бы уволить… у меня было право согласно Второй статье уволить Роберта, но я этого не сделал. Да я и не хотел. Я подумал, пусть он закончит свой доклад. Посмотрим. Доклад был опубликован, никакого сговора обнаружено не было. Сговор был самой громкой проблемой, он подразумевал заговор. Или как они там хотят это назвать. И в докладе предельно ясно об этом говорилось. И помните, посмотрите — на самом деле был дан отпор, вы с этим согласны, Сара? Они действительно получили отпор от наших людей. Они не только ни на что не согласились, они дали отпор. А потом наступила вторая стадия, и они подстроили преступление. А как насчет 33 тысяч электронных писем Хиллари Клинтон? Как насчет того, что она заплатила Кристоферу Стилу (Christopher Steele) за лживое, полное чуши досье — огромную сумму денег заплатила — она и Национальный демократический комитет. Если бы вы, ребята, писали все как есть, у вас бы в итоге все было прекрасно. Вы бы просто получили по Пулитцеровской премии. Я скажу вам, есть люди, достойные Пулитцеровской премии, но ее получили не они. Те, кто получил ее, должны отдать ее обратно, потому что они совершенно не так все оценивали.
Сара Сандерс: Может быть, самый последний вопрос, и на этом будем заканчивать.
— Вопрос о кампании.
— Какие новые цели Вы видите перед собой во втором сроке?
— Так, мы реформируем армию, а значит, создаем рабочие места. Мы осуществляем ряд очень хороших проектов в сфере здравоохранения. Мы осуществляем просто потрясающие проекты в здравоохранении. Вы же видите, что происходит с той политикой, которую мы предлагаем. Мы избавились, как я сказал, мы избавились от обязательного медицинского страхования, который был самым популярным проектом «Обамакер». Мы гораздо лучше разбираемся с «Обамакер». Но «Обамакер» — это очень плохой проект. И если мы одержим победу, я займусь здравоохранением. Если мы получим Конгресс. Если мы вернемся в Конгресс…потому что без Конгресса это невозможно.
Если мы получим Конгресс, если мы получим Сенат, мы получим президентский срок, то у нас будет отличный план в сфере здравоохранения, у нас будет потрясающая система здравоохранения. Но мы в любом случае успешно работаем в этом направлении. Очень успешно работаем.
У нас сильная армия. Мы выводим… если взглянуть с Ближнего Востока, у нас может быть проблема с Ираном. Это возможно. Такое вполне возможно, абсолютно точно.
Но может быть, все получится. Если Иран сделает все правильно, для него это будет очень хорошо, но я не знаю, намерены ли они поступать правильно. У меня такое чувство, что, вероятно, так и будет.
— Вашу способность оказываться в самом центре новостей расценивают как значительный актив для предвыборной кампании. Новости завязаны с рекламой на Фейсбуке, когда у вас большой новостной водоворот, они генерируют…
— Точно, точно…
— Например, когда Вы заявили, что собираетесь заключить соглашение с Мексикой… Вы можете скоординировать, Вы говорили со своим штабом о том, какие проблемы создадут резонанс…
— Конечно. Говорю. Мы все вместе проводим собрания. Но я обычно сам делаю свое дело. Например, у них было интервью со Стефанопулосом (Stephanopoulos), а я сказал, знаете, дайте мне его посмотреть, а потом там говорилось: «И то, и другое» — вы это видели? Где я сказал, что сделаю и то, и другое.
Я сказал, а в чем тут противоречие? В чем противоречие? Все это придумали СМИ, распространяющие фейк-ньюз. Я сказал, что сделаю и то, и другое. А потом еще я сказал, что подам на них жалобу. Я не говорю о программе «Фокс и друзья» (Fox&Friends), которая вышла днем позже. Я говорю об этом лишь на тот случай, если вы наткнетесь на это интервью. Но, самое главное, они не включили в него «Я сделаю… Я сделаю и то, и другое». Я сказал, да, я сказал, что сделаю и то, и другое. Никто не хотел этого слышать.
— Что бы Вы сделали, если бы иностранная держава запустила пропагандистскую кампанию, чтобы помешать Вашему сопернику от демократической партии?
— Ну, я говорил, знаете что? Я отвечал на этот вопрос так много раз… я отвечал на него в программе Стефанопулоса, отвечал на тот же самый вопрос на канале «Фокс». Но, самое главное, вряд ли они сделают это при мне, потому что знают, что я люблю страну…
— [Мы] спрашивали о том, что бы Вы сделали, если бы кто-то совершил попытку помочь Вашему сопернику от демократической партии.
— То есть если бы они помогли моему сопернику?
— Да.
— Послушайте, если бы все было наоборот, и республиканцы сделали такое по отношению к демократу, то каждый из них уже давно сидел бы в тюрьме. Понимаете? Если бы они это сделали… если бы было наоборот, и я сделал им то, что они сделали мне, то последствия были бы грандиозными. Пресса покрывает Национальный демократический комитет, демократов, лживую Хиллари. Пресса полностью их покрывает. Они партнеры, давайте будем смотреть фактам в лицо. Они партнеры. Вот взять журнал «Тайм». Я читал пару таких плохих статей в журнале «Тайм», это просто невероятно. Это было невероятно.
[Президент просит выключить запись разговора]
Плохое освещение событий. Я хочу видеть хорошее освещение. Я построил одну из самых сильных экономик, я, вероятно, создал самую сильную экономику, разумеется, одну из таковых, но сильнейшую. Я хочу сказать, вы можете посмотреть на разные… посмотреть на безработицу. Афроамериканцы, азиаты, латиноамериканцы, у нас сильнейшая экономика, чем когда-либо. Сегодня рабочие места есть у большего числа людей, почти у 160 миллионов. Это намного больше рабочих мест, чем у нас когда-либо было. Понимаете, можно написать об этом, это же величайшая экономика в нашей истории. Я ее построил. Если бы победила Хиллари, она бы ее уничтожила. И вместо того, чтобы быть на уровне 3,2, мы бы оказались на уровне —5 или —6. Дела шли плохо. Если посмотреть на цифры конца срока Обамы, экономика терпела крах. Возможно, это в некоторой степени зависит от того, что происходит с рядом торговых соглашений, но мы уже заключили сделку с Северной Кореей. Она заключена на 100%, и это очень хорошо. Я взял плохое соглашение, разорвал его и заключил хорошее соглашение. Получил 25-процентную пошлину на грузовики, на небольшие грузовики и так далее и так далее, и это соглашение разорвали. И, честно говоря, это очень интересно. Вы непременно как-нибудь на это взгляните. Куриный налог. Это же самый успешный транспорт, построенный американским автопромом в современной Америке. Я смог этого добиться. Мы заключили соглашение — КОРУС — знаете, соглашение с Северной Кореей — соглашение с Южной Кореей. Мы сделали почти все, что я планировал, или сделали, или находимся на пути воплощения. Так вот, когда вы смотрите на этот список, пункт за пунктом, пункт за пунктом, можно сказать: «Этот человек легких путей не ищет».
— Некоторые политологи, анализируя выборы 2020 года, говорят, что Ваша стратегия, сосредотачивающаяся на базовых проблемах, оправдана, если учитывать Вашу политику. Есть и другие, которые говорят, что важно расширить ее и попытаться достучаться до избирателей, которых Вы не охватили в прошлый раз, тех, которые Вам нужны, и при этом сохранить имеющихся сторонников. У Вас есть стратегия, как расширить круг своих сторонников?
— Я бы очень хотел расширить его. Я думаю, у меня одна из величайших — как вы знаете, некоторые люди говорят, что я получил величайшую поддержку в истории американской политики, потому что она всегда остается на уровне 45, 46, 47. Я хочу сказать, она была — сегодня она составляет 51. Разве по данным опроса «Расмуссен» (Rasmussen) не было 51? 51. А я скажу вам, понимаете, «Расмуссен»… знаете…это вызывает уважение… они лучше всего оценили выборы. Поэтому я и говорю о «Расмуссене», потому что они правильнее всего оценили выборы. «Лос-Анджелес Таймс» (Los AngelesTimes), «Расмуссен» и, кажется, «Бизнес Инсайдер» (Business Insider), хотите верьте, хотите нет, но эти три опроса правильно оценили выборы. Но «Расмуссен» дал правильную оценку. 51%. Но уровень моей поддержки составляет 45-46%, и это феноменальная база.
(помощнику) Я понял. Спасибо. Я понял.
У меня сформировалась феноменальная база поддержки, просто феноменальная. Это очень верный круг сторонников, и я им тоже верен. Исходя из этого, вот что я расцениваю иначе: ведь если судить по экономике, мой рейтинг должен быть на 15-20 пунктов выше. Так должно быть, если исходить из экономики. Понимаете, «это же экономика, дурачок», верно? Так вот если отталкиваться от экономики, мои показатели должны быть гораздо выше. И вот что у меня есть, чего никогда и ни у кого не было раньше, с тех пор как мой рейтинг снизился, против меня идет лживая охота на ведьм. И вскоре после того, понимаете, после того дня, если посмотреть на политику подстраховки лживых агентов ФБР, где они говорили о страховке на тот случай, если Хиллари Клинтон проиграет. Страховой договор. Мы получили результат страхового договора, если уж на то пошло.
Она состояла в шпионаже за кампанией. Она состояла… то, что произошло со мной на посту президента, не должно произойти снова с другим президентом. Для меня честь, что я это пережил. По словам некоторых людей, мало кто из их знакомых пережил бы такое. Я говорил с Линдси Грэмом (Lindsey Graham). Он сказал: «Знаете что? Я не знаю в мире ни одного человека, который бы пережил то, что вы пережили. И после этого вы стали только сильнее».
Но я действительно считаю, что мало кто смог бы такое пережить. С самого первого дня велась лживая охота на ведьм с лживым досье и лживым судом по контролю за внешней разведкой — вся эта затея была лживой. Это было мошенничество. И его организовала женщина, которая уничтожила 33 тысячи электронных писем, получив повестку от Конгресса, и ей ничего не помешало это сделать. Стоило бы мне стереть хоть одно электронное письмо, если бы я написал одно электронное письмо и стер его, у меня были бы исключительно серьезные проблемы и ничего кроме проблем. Это партнерство СМИ и демократической партии. И это позор. Это настоящий позор. Никто не переживал столь несправедливого отношения, как Дональд Трамп. Почти все это признают.
— По Вашим оценкам, это обошлось Вам в 15%?
— Я думаю, это стоило мне… да, это лживо, и я думаю, это наладится, потому что было доказано, что это ложь. Вся эта история. Импичмент. Импичмент за что? Не было совершено никаких нарушений. За что импичмент?! Не было никакого сговора, не было никаких нарушений. Знаете, кое-кто говорит… Алан Дершовиц (Alan Dershowitz) написал на днях статью, что незаконно объявлять ему импичмент. Никаких нарушений не было, нельзя объявить импичмент.
— Как Вы считаете, может ли импичмент, на самом деле, Вам помочь, как этого опасается Пелози?
— Возможно. Я хочу сказать, что многие люди говорят, что это так. Большинство людей так считает. Я не знаю, правда не знаю. Но я думаю, что неуместно, когда кто-то одерживает победу… Единственное мое прегрешение состоит в том, что я одержал победу на выборах. Я разозлил их своей победой. Знаете, что я вам скажу, своей победой на выборах и созданием прекрасной экономики — и, кстати, все это есть в тех бумагах, которые я вам дал.
Я хочу сказать, это же просто…столько всего, и никто никогда не думал… даже про Национальный арктический заповедник. А он является одним из крупнейших нефтяных месторождений в мире, на Аляске. Рональд Рейган (Ronald Reagan) пытался получить одобрение, все пытались получить одобрение. И никому это не удавалось. А мне удалось. Они вскоре приступят к работам в заповеднике. Я получил одобрение на бурение в заповеднике. На Аляске, говорят, месторождение не меньше, чем в Саудовской Аравии. Я получил одобрение. Никто не смог его получить. Рональд Рейган пытался, но не смог этого добиться. Буш пытался. Все пробовали. Президенты, даже президенты-демократы. Они не смогли добиться одобрения. А мне это удалось.
Так что единственная моя вина состоит в том, что мне случилось одержать победу на выборах, в которых, как думали некоторые, я не должен был выиграть. Знаете, мы идем… не знаю, идет ли кто-то завтра, но я завтра иду на мероприятие, где будет 116 тысяч человек?
Сара Сандерс: Я думаю, сейчас уже около 120.
Дональд Трамп: 120 тысяч человек захотели купить билеты. Мы выступаем на большой баскетбольной арене в Орландо, она вмещает 25 тысяч человек. В первый же день билеты были распроданы. Они были распроданы уже в первый час. А у нас 120 тысяч человек. Я поехал в Техас помочь Теду Крузу (Ted Cruz). У нас было 106 тысяч человек. Нам пришлось снять ролики, чтобы попросить людей не приезжать. Завтра, что мы сделали, мы монтировали сверху большие экраны, телевизионные экраны, потому что арена настолько… это большие стадионы. Он размером с Мэдисон Сквер Гарден. Наверное, он немного больше. Там играет «Орландо Мэджик» (Orlando Magic). Там аншлаг. На улице будут тысячи человек. Ну ладно, это первое.
Потом Джо Байден, Сонный Джо, вот он отправляется в спортзал школы, вмещающий 300 человек. А они не могут собрать и 88. Или у него собираются 88 человек. Я не понимаю. Так куда же исчезла магия? Куда исчезла магия?
Так, у нас будет завтра 25 тысяч человек, а мы получим 120 тысяч запросов на места. Многие из этих людей… там снаружи, за стенами стадиона будет тысяч 20-30. А Байден не может заполнить зал на 100 мест! Так что я думаю, у нас дела идут очень хорошо.
— Где Вы проведете большую часть своей кампании в ближайшие несколько месяцев, в каких штатах?
— Ну, смотрите, все начинается завтра. Но в первые восемь-девять месяцев кампания будет очень ограниченной. Вероятно, по одному митингу каждые две-три недели. А потом мы будем организовывать их все чаще. А далее, в конце кампании, знаете, я проводил по шесть-семь митингов.
Кое-что я еще никогда… Я поехал в Мичиган, у нас в последний вечер собралось 32 тысячи человек, так ведь? Хиллари была там в тот же день, что и я. Я едва держался на ногах перед выборами. Я начал выступление в час ночи. У нас было 32 тысячи человек. Она была там четырьмя часами ранее, то есть в прайм-тайм, и к ней пришли 500 человек.
И тогда я сказал: а почему это я проиграю в Мичигане? И я не проиграл. Понимаете? Я не проиграл. Так что у нас много чего происходит, и я скажу вам кое-что интересное, на чем вы можете сосредоточиться. Охота на ведьм укрепила наших сторонников. Благодаря ей наши люди стали более выносливыми. И охота на ведьм сослужила свою пользу. Она поведала… историю лжи и множества проблем, понимаете, вот это болото. Все то, о чем мы говорили. Но я считаю, у нас теперь больше энергии, чем у демократов. Это редко можно услышать. Я никогда не видел такой энергетики, которую наблюдаю сейчас.
— Ну, традиционно, у Вас нет соперника. У каждого из демократов их 22. Вы могли бы обратиться к людям за пределами круга своих сторонников, и возможно, так у Вас будет больше шансов, что Ваши заслуги в экономике будут оценены по достоинству.
— Такое возможно. Нет. Такое возможно. Но я считаю, у меня настолько сильный круг сторонников, что я даже не уверен, что мне нужно это делать. Но я бы хотел, как президент я хотел бы это сделать. Не по политическим причинам. Я бы хотел сделать это как президент. Вся эта клевета насчет России, которую нам пришлось пережить, нанесла вред нашей стране, она вызвала совершенно ненужный ей раскол. Если бы со мной не произошло этой ситуации, что совершенно…и, кстати, теперь мы оправданы в докладе Мюллера. Опять же эти люди ненавидели Дональда Трампа. Как можно выбрать всех тех людей, которые выступали против меня? И все равно у меня прекрасный результат. Если бы не это, страна была бы намного более сплоченной, чем сейчас. Это было очень плохо для страны. Вся эта история с охотой на ведьм была очень дурной, да и то, что они делают сейчас — тоже плохо. Понимаете, когда они пытаются сохранить… Они хотят сделать вторую попытку. Доклад Мюллера обернулся для демократов катастрофой. И им нужна вторая попытка.
— Вы говорите об этом так, будто до сих пор с этим боретесь. Как будто это нечто, что Вы воспринимаете как свою политическую обязанность или как что-то…
— Нет, я думаю, это стало нашим активом, потому что это зарядило круг наших сторонников такой энергией, какой я никогда прежде не видел.
— Мы узнали множество подробностей о том, как Россия пытается наладить связи с Вашим штабом…
Сара Сандерс: Здесь нам придется прервать интервью.
— Мы узнали множество подробностей о том, как Россия пытается наладить связи с людьми из Вашего окружения.
— Да, но они с каждым…возможно, так и есть. И, кстати, я был бы удивлен, если бы речь шла только о России…
— В будущем Вы готовы предпринимать меры по предотвращению подобных действий?
— Я знаю. Но я бы удивился, если это не Китай и не другие страны. Я думаю, это намного более…
— Так как же нам защититься от этого, если мы не вынесем уроки прошлого?
— Нет, мы это делаем… ну, мы делали то, чего не делал Обама. Когда ФБР обратилось к Обаме в сентябре, и они рассказали ему об этом, он ничего не сделал, потому что считал, что победу одержит Хиллари Клинтон, а он не хотел раскачивать лодку.
— Как известно, Диана Файнштейн (Dianne Feinstein) купила стопку журналов «Тайм» с Путиным на обложке и свалила их на стол МакДоноха (McDonough) в октябре 2016 года в знак того, что что-то происходит и что надо предпринимать гораздо больше мер. Так Вы не будете…
— Спасибо.
— …Вы не будете против этого?
— Нет. Отлично. Спасибо.
Но дело в том, Обама, что бы ни происходило, Обама знал об этом задолго до того, как я что-либо услышал. А он ничего не предпринял в связи с этим. И потом это его заявление президенту России: «Эй, увидимся с Владимиром после окончания выборов». Послушайте, ребята, это был очень несправедливый период. Но мы его пережили. И у нас все будет очень хорошо. Я думаю, мы добьемся успеха на выборах.
По-моему, мы достигнем большого успеха. И, если я снова одержу победу, я снова смогу появиться на обложке журнала «Тайм». Возможно. Сомневаюсь в этом. Но может быть. Вы понимаете.
— Ну, для начала у Вас будет хорошее фото в этот четверг.
— Мы выходим по четвергам.
— Ах, вы выходите по четвергам?
— Да
[Президент просит выключить запись разговора]
— Как бы то ни было, большое вам всем спасибо.
— Спасибо.
— Спасибо, господин президент.
— Большое спасибо.
— Спасибо, что уделили нам время.
* — запрещенная в России организация.
