Учитывая американский характер мировой инфраструктуры связи, было ожидаемо, что правительство займется массовой слежкой. Это должно было броситься мне в глаза. Тем не менее этого не произошло, главным образом, потому что американские власти так категорично и с таким напором отрицали подобные вещи в СМИ и судах, так что немногих упрекавших их во лжи скептиков называли помешанными на теориях заговора.
Мы, я, вы, все мы были слишком наивными. Для меня это было тем более болезненным, что в последний раз, когда я позволил себя провести, я поддержал вторжение в Ирак и пошел в армию. Когда я начал работать в разведке, то был уверен, что меня никто уже больше не обманет, тем более что у меня был доступ к тайне, серьезная вещь. В конце концов, зачем властям прятать секреты от тех, кто должен их хранить? Иначе говоря, мне попросту не приходил в голову очевидный факт, и все изменилось только в 2009 году, когда меня назначили в Японию в отделение АНБ, занимающееся электромагнитной разведкой.
Это была идеальная должность, потому что я стал частью самой эффективной в мире разведки. Хотя официально у меня был статус внештатного сотрудника, возложенных не меня обязанностей и города, где я жил [Токио], было достаточно,
чтобы в этом убедиться. По иронии судьбы, только работая в частном секторе, я оказался в состоянии понять, что делало руководство моей страны. Как и в прошлом с ЦРУ, это было всего лишь прикрытием, и я всегда работал в помещениях АНБ. Впервые в жизни я по-настоящему понял, что значит быть единственным человеком в комнате, который понимает не только внутреннюю работу системы, но и ее взаимодействие с другими системами.
Завод под ананасовым полем
Одна их баз АНБ находилась на огромном авиазаводе времен Перл-Харбора под ананасовым полем в Кунии на гавайском острове Оаху. Этот комплекс из армированного бетона и прорытый вдоль склона холма километровый туннель выходили в три охраняемых помещения, где располагались серверы и кабинеты. Речь шла о Центре безопасности операций региона Куния. Официально я все еще был сотрудником Dell, но вновь работал на АНБ. Меня отправили туда в начале 2012 года. Однажды прекрасным летним днем (это был мой день рождения), когда я проходил через КПП, я внезапно осознал, что будущее здесь, передо мной.
Не скажу, что решение я принял именно в этот момент. Кстати говоря, с главными решениями в жизни так никогда не бывает. Мы решаемся, не отдавая себе в этом отчета, и только потом, когда мы достаточно сильны, чтобы признать, что наше сознание сделало выбор за нас, понимаем, что именно такого поведения нужно придерживаться. Такой подарок я сделал себе на 29 лет: я понял, что вступил в туннель, в конце которого моя жизнь ограничится только одним. Звучит туманно, но это так.
Гавайи стали важным центром для американской связи. В частности, это касается обмена разведданными между 48 континентальными штатами и Японией, где я работал, а также другими объектами в Азии. Назначив меня администратором системы SharePoint, АНБ возложила на меня основную ответственность за обработку документов, в результате чего с сообщениями знакомился именно я.
Перед тем, как продолжить рассказ, хотел бы подчеркнуть, что мои исследования злоупотреблений АНБ начались не с копирования документов, а просто с их прочтения. Мне хотелось найти подтверждение подозрений, которые возникли у меня еще в 2009 году, когда я работал в Токио. Три года спустя я был решительно настроен на то, чтобы выяснить, действительно ли моя страна создала систему массовой слежки, и, если да, как именно она работает. Хотя я не слишком хорошо понимал, как вести следствие, мне нужно было понять работу системы до принятия решения о потенциальных действиях.
Кубик Рубика
Я воздержусь от точного описания того, как я делал копии и шифровал их, чтобы АНБ хуже спалось по ночам. Как бы то ни было, я все же упомяну технологию хранения, которую я использовал для скопированных файлов. Забудьте о флешках: они слишком неудобны с учетом их малой емкости. Вместо них я пользовался картами Secure Digital. Если точнее, я использовал карты mini-SD и micro-SD. Вам прекрасно известно, как выглядит SD-карта, если вы пользовались цифровым фотоаппаратом или камерой, или если вам требуется больше памяти на планшете. Они практически никогда не выявляются металлоискателями, и разве кто-то мог бы упрекнуть меня в том, что я забыл такую маленькую вещь?
Тем не менее у небольшого размера SD-карт есть своя цена: передача данных осуществляется чрезвычайно медленно. И пока полоса заполнялась до встречавшихся мной с огромным облегчением 100%, я был весь в поту, мне повсюду мерещились тени и слышались шаги. После заполнения карты мне нужно было выйти из здания с этим жизненно важным архивом, пройти мимо начальства и людей в форме, спуститься по лестнице, пройти по пустому коридору, просканировать бейдж, пройти мимо охраны и через камеры безопасности. Речь идет о зонах с двумя дверями, где для открытия второй нужно закрыть первую и пройти проверку бейджа. Если что-то идет не так, охранник наставляет на вас оружие, двери блокируются, а вы говорите: «Похоже, сегодня не мой день…» Каждый раз, как я уходил, я был в ужасе. Я заставлял себя не думать об SD-карте, потому что, если бы я думал о ней, то мог бы вести себя по-другому, подозрительно. Как-то я спрятал карту в носке, а однажды положил ее за щеку, чтобы проглотить при необходимости.
Я постоянно воображал себе, что по другую сторону Туннеля меня поджидает группа агентов ФБР. Обычно я пытался шутить в разговорах с охраной, и тут мне пригодился мой кубик Рубика. Охранники и все остальные люди из Туннеля знали меня как «парня с кубиком Рубика». Он стал моим тотемом и способом отвлечься, как для меня, так и для моих коллег. Большинство, наверное, думали, что я тем самым пытался создать себе умный вид, или рассматривали его как приглашение к беседе на гик-тематику. Это действительно было так, но тем самым я пытался в первую очередь справиться с тревогой. Кубик Рубика успокаивал меня.
Расслабиться я обычно мог только по возвращении домой. Мне всегда не давала покоя мысль о том, что мой дом могли прослушивать: это был один из очаровательных методов ФБР, когда у бюро возникали сомнения насчет верности агента. Я ложился на диван и залезал с компьютером под одеяло, потому что хлопок сильнее камер. Раз опасность незамедлительного задержания отступала, я мог сосредоточиться на переносе файлов с ноутбука на внешний жесткий диск и их шифровании с применением нескольких алгоритмов так, чтобы даже если один из них дал сбой, остальные обеспечили бы безопасность.
В конечном итоге, отобранные мной документы находились на одном жестком диске, который лежал на столе у меня дома. Я знал, что эти данные были там в такой же безопасности, как в агентстве. Наверное, даже в большей безопасности благодаря использованным мной разным методам и уровням шифрования. В этом заключается несравненная красота искусства криптологии. Немного математики способно на то, что не могут обеспечить винтовки и колючая проволока: сохранить тайну.
40 дней в аэропорту
Мы приземлились в Шереметьево 23 июня [2013 года], и в теории я должен был провести в стране 24 часа. Но скоро будет уже шесть лет… Изгнание — это бесконечное ожидание. В разведсообществе, в частности в ЦРУ, вас учат избегать проблем с таможней. Ваша цель — стать самым скучным человеком во всей очереди, чье лицо забудется как можно скорее. Тем не менее все это вам мало поможет, если в паспорте указано имя, которым пестрят первые полосы газет.
Я протянул бумаги бородачу в окне паспортного контроля, который отсканировал их и просмотрел каждую страницу. Сара [Харрисон, журналистка и редактор WikiLeaks] стояла сзади меня с уверенным видом. Я оценил, сколько времени ушло у стоявших передо мной людей на прохождение таможни, и сделал вывод, что мной явно занимались слишком долго. Потом проверяющий снял трубку телефона, пробурчал несколько слов по-русски, и к нам практически сразу (гораздо быстрее, чем можно было ожидать) подошли два сотрудника службы безопасности в форме. Один из них забрал документы у человека из окна и повернулся ко мне: «Возникли проблемы с паспортом. Пожалуйста, пройдите со мной».
Сотрудники службы безопасности быстрым шагом вели нас за собой. Я думал, что мы окажемся в специальном помещении для более подробного осмотра, но мы пришли в роскошную деловую гостиную аэропорта Шереметьево. Мы с Сарой вошли в своеобразную переговорную, где за столом сидели люди в серых костюмах. Их было где-то полдюжины, все с военными стрижками. Один сидел чуть в стороне с ручкой в руке. Он делал записи, был кем-то вроде секретаря. По крайней мере, именно так я это себе представлял. Перед ним лежала папка с кипой бумаги. На обложке папки виднелся черно-белый герб, и мне не нужно было знать русский, чтобы понять смысл: меч и щит — это главный символ Федеральной службы безопасности.
Как и ФБР в США, ФСБ не ограничивается шпионажем и расследованиями, а в том числе проводит аресты. На центральным место за столом сидел более возрастной человек, чей костюм был элегантнее, чем у остальных. Его седые волосы придавали ему авторитет. Он уверенным жестом предложил нам сесть напротив, а его улыбка указывала на него, как на увенчанного лаврами офицера.
Он откашлялся и на хорошем английском, как говорят в ЦРУ, сделал «холодную подачу»: речь идет о предложении со стороны иностранной разведки, которое вкратце можно описать, как «приходите работать с нами». В обмен на сотрудничество иностранцам предлагают самые разные услуги, от гор наличности до своеобразной карточки «Освобождение из тюрьмы», которая может касаться практически всего, как простого мошенничества, так и убийства. Загвоздка, разумеется, в том, что в обмен они хотят получить нечто такое же или большей ценности. Но все это никогда не начинается с четкого и ясного предложения. Если задуматься, странно, что это называется «холодной подачей», поскольку «подающий» всегда начинает говорить с теплотой, легкостью, доброжелательностью, улыбкой на губах.
Я понимал, что мне нужно как можно быстрее остановить этот разговор. Если вы сразу не прекращаете это, они могут подорвать вашу репутацию с помощью утечки записи того, как вы обдумываете предложение. Пока этот человек извинялся за доставленные неудобства, я представлял себе расставленные скрытые камеры, и поэтому тщательно подбирал слова: «Послушайте, я понимаю, кто вы, и что сейчас делаете. Позвольте мне внести ясность о том, что у меня нет никакого желания сотрудничать с какой бы то ни было спецслужбой. Не рассматривайте это, как неуважение, но я предупреждаю вас, что не стану это обсуждать. Если вы хотите обыскать мою сумку, она здесь».
Тогда он спросил меня:
— То есть, вы приехали не для того, чтобы остаться в России?
— Нет.
— В таком случае, не могли бы вы сказать, куда собираетесь дальше? Где ваш пункт назначения?
— Кито, Эквадор проездом через Каракас и Гавану, — ответил я, хотя прекрасно понимал, что ему и так это известно.
Но тут разговор пошел совершенно не в том направлении.
«Вы не в курсе?» — спросил он. Он встал и посмотрел на меня так, словно собирался сообщить новость о кончине члена семьи: «Вынужден сообщить вам, что вас паспорт, к сожалению, больше недействителен».
Я был настолько поражен, что мог только пробормотать: «Простите, но… я вам не верю».
Я был в шоке: мое собственное правительство заперло меня в России. США сами нанесли себе страшное поражение, предоставив России такую победу в плане пропаганды. В общей сложности мы просидели в аэропорту библейские 40 дней и 40 ночей. За этот период я подал 27 прошений о политическом убежище, но никто не был готов навлечь на себя гнев США. 1 августа оно [российское правительство] дало мне временное убежище.
