В 1950-х и 1960-х годах американцы боялись ядерной войны с Советским Союзом, и подобные опасения были обоснованными и правильными. Школьники часто принимали участие в занятиях по отработке действий во время авиационного налета. Федеральные, штатные и местные власти готовились к проведению операций в условиях начавшейся ядерной войны. Значительное количество обеспокоенных жителей страны строили на своих задних дворах бомбоубежища и запасались провизией.
Сегодня старый страх по поводу возможной катастрофы почти исчез, как исчезли и те системы, которым полагалось ее предотвращать. Однако истинная угроза ядерной катастрофы сегодня значительно более реальна, чем мы себе представляем. Дипломатия, а также стремление к глобальному миру уступили место благодушию и ложному чувству безопасности, основанному на представлении о том, что ядерная эскалация невозможна. В результате мы оказываемся неподготовленными — и крайне уязвимыми — к ядерному нападению со стороны России.
Самым недавним примером американского благодушия стал состоявшийся несколько недель назад выход из Договора о ракетах средней и меньшей Дальности (ДРСМД). Он был заключен в 1987 году и представлял собой важнейшее соглашение, которое предусматривало всесторонний контроль на местах и уничтожение целого класса опасного ракетного оружия. Кроме того, этот договор помог убедить Вашингтон и Москву в том, что противоположная сторона стремится к установлению стратегической стабильности больше, чем к достижению стратегического превосходства. Новый Договор об ограничении стратегических вооружений (Новый СНВ), заключенный во время правления администрации Обамы, судя по всему, ожидает такая же судьба в 2021 году. На самом деле, почти все ключевые элементы, существовавшие в эпоху холодной войны в области контроля над вооружениями и мер доверия, уже мертвы или подключены к системе жизнеобеспечения, и при этом почти ничего не делается для их обновления или замены.
Тем временем американские официальные лица, представляющие обе партии, фокусируют свое внимание не на том, как мы могли бы избежать ядерной войны, а на демонстрации того, как мы выглядим на фоне реваншистской России и ее лидера Владимира Путина. Саммиты между президентами Соединенных Штатов и России, которые раньше рассматривались как возможность продвижения к миру, сегодня считаются опасным искушением, способным привести к примирению в стиле Мюнхена, что считается смертным грехом в области искусства государственного управления. Влиятельные американские политики больше обеспокоены возможностью «оказаться в шатком положении» (going wobbly), как однажды выразилась Маргарет Тэтчер, чем участием в безумном марше в направлении к случайно начавшейся войне. Фраза президента Дональда Трампа о том, что Соединенные Штаты и Россия могли бы изучить способы преодоления существующих различий дипломатическим путем, вызвала, в основном, лишь почесывание затылков и осуждение.
Имея за плечами почти 25-летний и связанный с Россией опыт работы в правительственных структурах, я был свидетелем того, как три ложных тезиса стали причиной формирования подобной позиции в Соединенных Штатах.
В соответствии с первым из них, влиятельные американские политики рассуждают примерно так: поскольку ни одна из сторон не хочет ядерной войны, то и вероятность ее возникновения маловероятна. Было бы глупым со стороны России, говорим мы, скрестить мечи с мощными Соединенными Штатами и пойти на риск самоуничтожения, и при этом многие американцы с трудом могут представить себе, что современные кибердуэли, опосредованные сражения, информационные операции и экономические конфликты могут каким-то образом привести непосредственно к ядерной атаке. Если холодная война закончилась мирно, считаем мы, то почему тогда Америка должна беспокоится о том, что новая теневая война (shadow war) со значительно менее мощной Россией должна закончится как-то иначе?
Однако войны не всегда начинаются преднамеренно. Как и в 1914 году, порочный круг сталкивающихся между собой геополитических амбиций, искаженного представления о намерениях друг друга, новых и плохо понимаемых технологий и исчезающих правил игры могут привести к катастрофе, к которой ни одна из сторон не стремилась и которую не ожидала.
На самом деле, кибертехнологии, искусственный интеллект, передовые гиперзвуковые виды оружия, а также системы противоракетной обороны делают американо-российскую теневую войну значительно более сложной и опасной, чем соперничество времен холодной войны. Сегодня размываются традиционные разделительные линии между шпионажем и военными действиями, происходит переплетение конвенционального и ядерного оружия, а также исчезают старые различия между операциями оборонительного и наступательного характера.
В то время как разработка ядерного оружия в эпоху холодной войны привела к появлению концепции взаимного гарантированного уничтожения и имела сдерживающий эффект, на кибер-арене агрессивная игра все больше считается лучшим видом обороны. А в нашем связанном многочисленными коммуникациями мире, в котором финансовые сети, коммерческие операции, медийные платформы, а также ядерные системы управления и контроля связаны между собой тем или иным способом, эскалация конфликта и перенесение его из киберпространства в реальный мир является серьезной опасностью.
Кибертехнологии усиливают обеспокоенность относительно стратегических намерений наших противников, а также порождают вопросы о том, способны ли системы предупреждения обнаружить начинающееся нападение и сработает ли оружие, когда будут нажаты кнопки. Все это делает значительно более сложным сдерживание кризиса, который может возникнуть в отношениях между американскими и российскими вооруженными силами по поводу Украины, Ирана или чего-то другого. Нетрудно представить себе кризисный сценарий, в рамках которого российские кибер-операторы получают доступ к спутниковой системе, контролирующей как обычные, так и ядерные американские вооружения, и в результате американская сторона не может понять, является ли это вторжение попыткой сбора информации о подготовке Соединенных Штатов к войне, или его цель состоит в том, чтобы лишить нас возможности нанесения ядерного удара. В результате президент США может подумать, что он срочно должен принять решение из категории «используй или проиграешь» (use it or lose it) относительно применения ядерного оружия. Не на пользу и то обстоятельство, что будут перерезаны почти все необходимые линии коммуникации между Соединенными Штатами и Россией.
Связанный с этим второй тезис, поддерживаемый влиятельными американскими политиками, состоит в том, что российская угроза воспринимается в первую очередь как проблема сдерживания. Логика их рассуждений выглядит примерно так: войны часто возникают из-за того, что государства, которые их начинают, могут одержать победу, однако Соединенные Штаты способны вывести из подобного заблуждения потенциального агрессора с помощью демонстрации своей силы, и таким образом конфликт сдерживается. Действительно, Вашингтон, похоже, убежден в том, что демонстрация Кремлю возможного наказания в случае нарушения им существующих правил — с помощью более жестких экономических санкций, усиления присутствия американских войск в Европе или более агрессивного проведения кибер-операций — является лучшим способом сохранения мира.
Однако, если речь идет о государствах, которые, как им кажется, подвергаются какому-либо нападению, фокусирование своего внимания на сдерживании может оказаться контрпродуктивным. Вместо того, чтобы избежать агрессии с помощью демонстрации готовности ответить на агрессию, Америка может непреднамеренно повысить вероятность войны. В значительной степени Соединенные Штаты уже сталкиваются с подобной ситуацией. Многие годы расширения НАТО и предположительное вмешательство Соединенных Штатов во внутренние дела России убедили Кремль в том, что Америка представляет собой экзистенциальную угрозу. В свою очередь, вмешательство России в выборы 2016 года вместе с целой серией агрессивных действий против своих соседей убедили Вашингтон в том, что Москва нацеливается на уязвимые места Запада.
Соединенные Штаты наблюдали за этим развивающимся по спирали феноменом в Грузии в 2008 году. Влиятельные вашингтонские политики были убеждены в агрессивных намерениях России в отношении своих южных соседей, и поэтому они приняли решение об интенсификации военной подготовки Грузии под руководством американских специалистов, а также открыто выступали за принятие этой страны в НАТО. Кроме того, были сделаны многочисленные предупреждения в адрес Москвы по поводу возможных военных действий, после чего в Вашингтоне все были уверены в том, что подобная твердая решимость удержит Россию от агрессии. На самом деле, все эти действия вызвали обратный эффект. Россия была все больше обеспокоена перспективами вступления Грузии в НАТО, тогда как политики в Тбилиси, подстегнутые поддержкой со стороны Вашингтона, совершили вооруженное нападение на Южную Осетию, на отколовшийся грузинский регион, что незамедлительно вызвало масштабный военный ответ со стороны России.
Наконец, Соединенные Штаты исходят из того, что причиной антиамериканской враждебности России является внутренняя природа существующего режима, и поэтому подобное негативное отношение, вероятно, уменьшится, если на смену Путину придет более просвещенный лидер с более либеральными взглядами. Рано или поздно, по их мнению, неудовлетворенное стремление к свободе выдвинет на авансцену новых лидеров в России, которые активно займутся проведением либеральных реформ и будут добиваться установления дружественных отношений с Вашингтоном, как это в свое время делали Михаил Горбачев и Борис Ельцин. По мнению влиятельных американских политиков, попытки найти компромисс с путинским режимом не только аморальны по своей сути, но также необязательны и контрпродуктивны.
Однако представление о том, что Москва ненавидит нас за то, чем мы являемся, за то, что мы демократия, а не за то, что мы пытаемся воздействовать на важные для России интересы, не соответствует деловым, если не сказать дружественным, отношениям с теми демократиями, которые Москва не считает для себя опасными, включая Израиль, Индию и Японию. Более того, в число внутренних критиков Путина входят не только представители узкой прослойки либеральных реформаторов, но и более многочисленные сторонники более жесткой линии слева и справа, которые считают, что он занимает слишком мягкую позицию в отношении Вашингтона. В действительности, причиной разногласий России с Вашингтоном является смесь геополитических, относящихся к восприятию, исторических и систематических факторов, который не исчезнут после ухода Путина.
Управление подобной взрывоопасной и разнообразной смесью летучих факторов в американо-российских отношениях, а также сдерживание ее воздействия представляет собой пугающий, но отнюдь не непреодолимый вызов. Подход Вашингтона должен основываться на хладнокровном балансе твердости и способности договариваться, военной готовности и дипломатических контактах, и при этом не должно быть слишком больших перекосов в сторону уступок или конфронтации. Это непростой баланс, однако Соединенные Штаты даже не пытаются этого делать в настоящее время. Требуется более интенсивная коммуникация между Вашингтоном и Москвой, а также нужны новые правила игры для решения проблем, связанных с современными системами вооружений, кибертехнологиями, меняющими правила игры, и видоизмененным геополитическим порядком.
Однако все это будет невозможным без признания надвигающейся новой угрозы, и речь идет не о современном варианте планируемой агрессии в стиле Второй мировой войны, а об эскалационной спирали в стиле первой мировой войны, которую мало кто вообще замечает. Если ничего не изменится, то эта ситуация, в конечном итоге, может привести к катастрофе.
Джордж Биб является председателем и директором научных программ Центра Национальных интересов, расположенного в Вашингтоне независимого исследовательского центра. Ранее он возглавлял аналитический отдел в ЦРУ по изучению России. Он является также автором книги «Русская ловушка: Как наша теневая война с Россией может привести к ядерной катастрофе» (The Russia Trap: How Our Shadow War with Russia Could Spiral into Nuclear Catastrophe).
