В произведениях Шекспира есть всё: триумф Дональда Трампа вопреки всем прогнозам, помешательство Ким Чен Ына, Брексит, железный кулак Путина, популизм Жаира Болсонару, безумные обещания Маттео Сальвини». Уильям Шекспир был политическим стратегом, который рассказал о заговорах с целью захватить королевство, революциях против коррумпированных государств и самых что ни на есть очаровательных тиранах.
Если Никколо Макиавелли заложил основы современной политической философии в трактате «Государь», то Шекспир в своих пьесах описал психологический образ деспота. Именно об этом писал профессор в области гуманитарных наук Гарвардского университета, лауреат Пулитцеровской премии и основатель течения «нового историзма» в 80-е годы Стивен Гринблатт в своей книге «Тиран. Шекспир о политике». В ней он рассказывает о злодеях, созданных драматургом, чтобы установить определенную закономерность того, как целые страны позволяют им прийти к власти.
«Макиавелли арестовали и пытали. Насколько мы знаем, Шекспир никогда не был в тюрьме, и хотя ему приходилось сталкиваться с серьезными проблемами, ему всегда удавалось выйти из них победителем. Его рассуждения носили подрывной характер, и публика охотно их приветствовала. Шекспир всегда так делал: в ту эпоху он говорил о том, о чем нельзя было говорить», — отмечает Гринблатт. Это были времена, когда даже намек на то, что королева Елизавета I, занимавшая престол уже больше 30 лет и упорно отказывавшаяся назвать наследника, была тираном, приравнивался к смертной казни. Например, Кристофер Марло, коллега Шекспира, с которым он всё время соперничал, был убит секретным агентом, состоявшим на службе у королевы.
Елизаветинская драма подвергалась жесткой цензуре. Моралисты, священнослужители и чиновники всё время требовали закрытия театров. Поэтому Шекспир писал о далеком прошлом, о древности, о Шотландии XI века или о дохристианской Великобритании. «Как и при современных тоталитарных режимах, люди использовали в общении специальные коды», — говорит Гринблатт. Шекспир мог себе позволить критиковать богатых и сильных мира сего устами безумного короля Лира. Такую стратегию, кстати, уже использовал Сервантес в «Дон Кихоте», которого Шекспир прочитал уже в конце своей карьеры.
При помощи таких персонажей, как Макбет, король Лир, Кориолан, Юлий Цезарь, но, прежде всего, Ричард III, Гринблатт создает фото-робот шекспировского тирана: самовлюбленный, высокомерный, вспыльчивый, властолюбивый; ему свойственна агрессивная мужественность, он глубоко презирает законы, потому что они стоят у него на пути, он движим самыми разными психосексуальными волнениями — необходимостью показать свое мужество, страх стать беспомощным, боязнь того, что его посчитают недостаточно могущественным… «Возможно, Шекспир был немного наивен, но он ассоциирует тиранию с психосексуальными проблемами, с женоненавистничеством, с личностью ужасной матери», — говорит Гринблатт.
В основе книги «Тиран» лежит статья, которую Гринблатт написал для газеты «Нью-Йорк таймс» и которая сразу приобрела огромную популярность: «Шекспир объясняет выборы 2016 года». Она была опубликована в самый разгар борьбы Трампа и Хиллари Клинтон. Хотя в статье ни разу не упоминается ни Трамп, ни другие современные лидеры, в ней явно чувствуются отсылки к президенту США. Гринблатт невзначай предлагает лозунг «Вернем Англии былое величие», рассказывая о невыполнимых обещаниях Джека Кэда в пьесе «Генрих VI». Кэд — беспринципный руководитель, которому удается привлечь к себе массу людей, создав «волшебное пространство, где дважды два необязательно равняется четырем, последнее утверждение не должно соотноситься с тем, что было сделано на несколько секунд раньше», — отмечает профессор.
Демагоги появляются в самые неспокойные и трудные времена, взывают к низшим инстинктам и пользуются горечью обездоленных. «В случае США для такого человека, как я, который является частью системы, не составило бы труда заявить, что победой Трамп обязан люмпен-пролетариату. Но это ошибка. Многие граждане чувствуют себя проигравшими, как будто их исключили из мировой экономики, глобализации, технологической революции, общественной политики… Многие не голосуют, а если и голосуют, то только, чтобы сломать систему, которая их не представляет», — считает Гринблатт. Шекспир уже писал о недостатках подобного устройства в XVI веке, в частности в «Трагедии о Кориолане», которая начинается с бунта, спровоцированного нехваткой еды в древнем Риме. То же самое произошло и в Англии, оказавшейся на грани революции из-за нехватки зерна: крестьяне просили помещиков открыть амбары, где они хранили зерно, чтобы его цена понизилась. «Раньше богачам было всё равно, что зерно гниет в амбарах, главное, чтобы цены на рынке не снижались», — критикуют их Гринблатт и Шекспир.
Тираны Шекспира без колебаний позволят людям умирать от голода, не преминут подготовить заговор, предать или подвергнуть кого-нибудь пыткам. Некоторые сцены пыток были особенно жестоки и в те времена многих шокировали. Например, в пьесе «Король Лир» одному из сторонников короля вырывают глаза за то, что он не выдал местоположения последнего.
«В традиционных авторитарных режимах с инакомыслием боролись при помощи пыток. Но сейчас основной способ заставить оппозицию замолчать — это поднять шумиху при помощи записей в Твиттере и постоянных новостей в СМИ, чтобы люди ничего не слышали. Шокирующие события прошлой недели быстро забываются, потому что происходят новые», — конкретизирует Гринблатт. Поэтому он всегда возвращается к Шекспиру, к литературным произведениям, в которых так отчетливо проявляется наша действительность.
