Великие вещи делаются вдалеке от прожекторов СМИ. Чем важнее дело, тем больше оно требует тишины, а не разговоров. Молчание — золото. Это одно из основных правил во внешней политике. Да и на внутренней арене это правило также хорошо всем известно, и Биньямин Нетаньяху первым всегда его придерживался.
И вот в нынешней ситуации депутаты «Ликуда» нараспев рассказывают во всех СМИ о коалиционных переговорах. Это признак того, что на самом деле никаких переговоров нет. А вот когда сверху спускают четкую установку прекратить болтовню, и вся политическая система переходит в бесшумный режим, значит, можно предположить, что процесс пошел. И в кулуарах, под столом, готовится будущая сделка.
Что касается международной арены, то израильские политики, как кажется, не всегда придерживаются этого золотого правила. Возьмите, к примеру, удары по иранским объектам в Сирии. Раньше говорили: «ВВС Лихтенштейна». Теперь говорят: «Это мы, мы, нанесли вчера удар по иранским целям в Сирии». И попробуй догадайся, когда речь идет о дипломатической войне, а когда просто о предвыборном пиаре.
Отношения Нетаньяху с Владимиром Путиным давно стали брендом в Израиле. На протяжении ряда лет Нетаньяху прилагал много усилий для того, что он называет «близкая дружба и открытый диалог». Он продолжает инвестировать в это по сей день. Источники, которые близко знакомы с этими отношениями (относительно, потому что Путин никому не разрешает приближаться к себе слишком близко), рассказывают, что у всемогущего российского лидера есть иррациональные сантименты по отношению к еврейскому народу в целом и премьер-министру Нетаньяху в частности.
Несколько холодный и сдержанный Путин может показать теплые отношения, все это Нетаньяху получает во время своих частых визитов в Россию. Но давайте не впадать в заблуждение. Путин в своей политике руководствуется исключительно прагматичными соображениями. Это как в американских блокбастерах, когда один из героев направляет свой револьвер на своего злейшего противника, прежде чем спустить курок непременно произносит эту культовую фразу: «Ничего личного, только бизнес». Так и у Путина. Рукопожатия, разговоры о дружбе, визиты за неделю до выборов в Израиле — все это отдельно, а бизнес отдельно. Другу можно время от времени делать какое-то незначительное одолжение, и это максимум. И то, если он очень попросит (лично), и если это не будет противоречить российским интересам.
Я в составе группы политических корреспондентов, сопровождала Нетаньяху во время его последнего визита в Россию (11 сентября, за неделю до выборов в кнессет 22 созыва). По привычке, Нетаньяху подошел к нам в самолете, чтобы пообщаться и подвести итоги. Среди прочего он намекнул с напускной загадочностью, что «помимо Ирана и Сирии обсуждались другие важные вопросы». Другие официальные лица, которые также присоединились к главе правительства в этой поездке, также подкрепили в нас ощущение того, что в ходе встречи обсуждалось еще что-то очень важное, помимо Ирана и Сирии.
Теперь, оглядываясь назад, можно с уверенностью сказать, что это было дело Наамы Иссахар (Наама Иссахар обвинена в контрабанде наркотиков в Россию, — прим. ред.). Нетаньяху обратился к Путину с просьбой освободить гражданку Израиля, не обуславливая это передачей России хакера Алексея Буркова. По всей видимости, Путин ответил, что с точки зрения России (а, значит, и Путина, ведь точка зрения России и точка зрения Путина — это синонимы), обмен Иссахар на Буркова является наиболее справедливым и предпочтительным. Но «мы еще обдумаем этот вопрос, мы же друзья». Он не сказал ни «да», ни «нет». Но «мы подумаем» — это тоже хороший ответ. Пока их будут красиво просить, почему бы им не рассмотреть еще раз то маленькое одолжение, о котором их просят?
Только факты
Прошел месяц, и дело Наамы Иссахар перешло в гласную стадию. Начались брифинги для журналистов, и в течение суток все это переросло в громкую кампанию. В день суда, когда решалась судьба израильтянки, за 50 минут до вынесения приговора Химкинским городским судом Московской области, Нетаньяху опубликовал специальное заявление, где не только перечислил все свои попытки помочь Нааме, но и содержание своих переговоров с Путиным по этому вопросу. Основной посыл — стадия молчания уже прошла.
Вместе с тем, несложно понять логику, которая заставила Нетаньяху изменить подход. Возможно, он посчитал, что тайная дипломатия себя исчерпала, не принеся никаких плодов, и терять стало нечего. Может быть, он поверил, что бурная реакция гражданского общества и призывы к туристическому бойкоту России приведут Путина в чувство.
И вот пришел ответ. Пресс-секретарь Путина Дмитрий Песков, отвечая на вопрос журналистов, сделал заявление, которому не обрадовались в Иерусалиме: «Когда Израиль подаст официальную просьбу по дипломатическим каналам, она будет передана президенту Путину, и он рассмотрит данный вопрос».
Чтобы расшифровать формулировку Пескова нужно понимать некоторые нюансы и ментальность современного российского режима. Пока лидеры говорят с глазу на глаз в закрытой комнате, можно проявлять великодушие и щедрость. Так всегда поступали русские цари. Но как только интимный характер исчезает, и дело переходит в стадию публичной борьбы, то и реакция будет соответствующей.
Поэтому ошибаются те, кто воспринял заявление Пескова как некий обнадеживающий признак. Суть, скрытая в этом заявлении, как раз противоположна. Вы решили играть с нами в официальные игры? С удовольствием. Обращайтесь к нам, пожалуйста, официально, через МИД. Только тогда вопрос попадет на стол к президенту, и тот подумает. Но разве нужно еще раз сообщать Путину о деле, о котором он прекрасно осведомлен, о котором он неоднократно беседовал лично с Нетаньяху? Какой смысл? А смысл такой, что до сих пор Путин был готов говорить на эту тему, как друг, а теперь его отношение будет сугубо официальным.
В этом драматическое отличие между западным подходом (который ближе Израилю, и который был выбран Израилем в деле Наамы Иссахар) и российским (классическим византийским) подходом. В глазах западного человека бурная реакция гражданского общества добавляет делу весомости и повышает шансы на успех. С точки зрения русских, вся эта публичность является окончанием особенных личных отношений. Конец неформальному и менее строгому подходу.
Недаром российские СМИ не торопятся поднимать эту тему, несомненно привлекательную с журналистской точки зрения. Освещение темы очень скупое, сухое и сдержанное. Только сухие факты. И вовсе не потому, что российские журналисты не умеют проявлять эмоции или занимать неравнодушные позиции. Просто они еще не поняли, какую позицию занял Кремль. Надо ли нападать на Израиль и эту девушку? Или направление будет обратным? Или вообще будет указание забыть про эту историю и перейти к другим вопросам повестки дня.
Пока нет признаков того, что в этом деле есть хоть какие-то позитивные сдвиги. Приговор вынесен, Путин «получил официальную просьбу» и «думает», а 26-летняя девушка сидит в российской тюрьме в тесной камере, где с ней еще четыре женщины, и никто из них не говорит ни на английском, ни на иврите.
В конце января запланировал официальный визит Путина в Израиль. Активисты штаба борьбы за освобождение гражданки Израиля говорят, что если до этого момента ее не вернут и не будет найдено решения, то российского президента здесь встретят массовые демонстрации протеста. Заинтересован ли Путин заплатить такую высокую цену — получить очень несимпатичный прием? Или он предпочтет отменить свой визит в Израиль? Трудно предсказать.
