Борис Джонсон добился «исторического успеха» на недавних парламентских выборах в Великобритании. В результате у премьера появилась возможность довести до конца проект Брексита в ближайшие недели и месяцы.
«Атлантико»: Какой была роль Бориса Джонсона в референдуме по сохранению Великобритании в Европейском союзе? Как он поддержал Брексит?
Джо Гринвуд: Джонсон сыграл важную роль в референдуме о выходе Великобритании из ЕС: он был одним из самых известных (если не самым известным) политиков, которые открыто выступали за Брексит. Как тогда, так и сегодня, он пользуется большим влиянием среди своего электората, в связи с чем его официальная поддержка выхода должна была привлечь дополнительные голоса для такого решения. Он активно вел кампанию за выход перед референдумом, а его имя тесно ассоциируется со знаменитым расплывчатым обещанием об экономии 350 миллионов фунтов в неделю (он по сей день придерживается этой позиции). Некоторые утверждают, что решение поддержать Брексит было политически мотивированным, поскольку могло поспособствовать его карьере. Другие считают, что он выступал за это совершенно искренне. После референдума он стабильно и жестко поддерживал выход, и это, судя по всему, сыграло ему на руку на выборах.
Хлоэ Морен: С самого начала кампании за Брексит многие обозреватели посчитали выбор Бориса Джонсона проявлением оппортунизма: по их мнению, эта рискованная ставка была чисто карьерным решением в перспективе борьбы за место преемника Терезы Мэй и никак не отражала его личные ценности и убеждения (некоторые утверждают, что у него их в принципе нет…). В такой перспективе его можно назвать блестящим стратегом, поскольку в начале кампании перед референдумом в победу Брексита мало кто верил…
Стоит отметить, что после этого референдума Борис Джонсон стал олицетворением своеобразного парадокса. Его жизненный путь, семья и учеба в Итоне делают его полноправным членом элиты, из которой вот уже многие годы выходит большинство лидеров Консервативной партии. Тем не менее проявившийся с 2016 года стиль делает его атипичной, переменчивой, оппортунистской и даже шутовской фигурой, которую часто не принимают всерьез. Всего несколько дней назад он позировал в боксерских перчатках, чтобы подчеркнуть готовность довести до конца Брексит, и прятался от журналистов в холодильнике…
Он не побоялся ряда «альтернативных фактов», как говорит Дональд Трамп, в ходе кампании за Брексит. Самым известным из них стал лозунг (он был опровергнут, но неоднократно повторялся Джонсоном) о том, что Европа лишает британское здравоохранение необходимых ресурсов. Он также не раз говорил, что ЕС не дает Великобритании продавать бананы гроздьями больше двух или трех или слишком «кривые» бананы…
Такая тенденция к отходу от действительности и ошибкам восприятия подтверждается и сейчас: «Миррор» опубликовала несколько дней назад статью со списком 60 обманов Бориса Джонсона. В их числе стоит отметить утверждение о том, что отсрочка Брексита на месяц стоит Великобритании миллиард фунтов, или о том, что расходы на здравоохранение в стране никогда не росли так сильно, как при власти консерваторов. В 2004 году Джонсон был снят с поста лидером партии за ложь о внебрачных связях, однако он до сих пор отрицает, что позволил себе отступиться от истины. Как бы то ни было, его странный подход к отношениям с действительностью нужно признать успешным, поскольку избиратели не заставили его поплатиться на выборах… пусть даже накануне голосования его популярность в абсолютных значениях была не выше, чем у Терезы Мэй перед ее отставкой. Ему удалось на голову обойти конкурентов.
В любом случае, Брексит, без сомнения, является важнейшим вопросом для Джонсона, одним из определяющих решений в его карьере. Но если отойти от ценностей, предложений и программ этого человека, которые претерпели существенные изменения с течением лет, нельзя не отметить его особый стиль. Многие политики вели кампанию за Брексит, однако мало кому удалось так выделиться, как ему, и извлечь из этого политический капитал, который, судя по всему, не могут разрушить никакое шутовство, смена позиций и искажение фактов. Иначе говоря, он словно бросает вызов законам политического тяготения подобно некоторым другим политикам (например, Трампу), которых, судя по всему, становится все больше в начавшуюся несколько лет назад новую политическую эпоху.
— В чем была его роль при правительстве Терезы Мэй? Удалось ли ему изменить политические позиции консерваторов?
Джо Гринвуд: Большинство придерживается мнения о том, что Борис Джонсон был посредственным министром иностранных дел в правительстве Терезы Мэй. В основном это связано с тем, что он зачастую не мог проявить такт и правильно подбирать слова на встречах с иностранными деятелями и во время визитов в другие государства. Его отставка и последовавшая критика подхода Терезы Мэй к Брекситу не сыграли решающей роли, но все же осложнили работу премьера и способствовали ее краху в долгосрочной перспективе. Его роль в этом процессе укрепила позиции сторонников Брексита в Консервативной партии, и Джонсон стал еще больше напирать на нем после вступления в должность премьера и в кампании перед парламентскими выборами.
Хлоэ Морен: Джонсон долгое время считался нарушителем спокойствия, который не скрывал планов на кресло премьера. Он никак не облегчил задачу Мэй, которая стремилась примирить в своей партии сторонников «жесткого» Брексита с теми, кто выступали за более мягкий подход к ЕС.
Кроме того, после прихода к власти Джонсон оставил глубокий след на своей партии и отошел от наследия предшественников по ряду ключевых вопросов. Как вышеупомянутым стилем, так и политическими решениями, он резко отличается от Терезы Мэй, которую считали серьезной, жесткой и даже бесчувственной: стоит вспомнить жесткую критику ее налоговых решений по помощи пожилым людям, которые оппозиционеры назвали «налогом на смерть». Джонсон не стал придерживаться курса бюджетной экономии, которому следовали Кэмерон и Мэй. Экономика (хотя общественность традиционно отдает консерваторам преимущество в этой сфере по сравнению с лейбористами) отошла на второй план по сравнению с суверенитетом. Кроме того, он четко определил свой посыл («Проведем Брексит» — такой была его мантра) в отличие от главного соперника, который распылялся по многим темам. Кампания Корбина выстраивалась на туманном плане Брексита (новые переговоры и голосование?) и столь большом каталоге предложений, что их попросту было невозможно запомнить: бесплатная учеба в вузах, право голоса в 16 лет, масштабная национализация, бесплатная помощь престарелым и т.д. Политическая позиция консерваторов сегодня относительно ясна и прозрачна, чего не сказать про лейбористов.
— Как личность и методы Бориса Джонсона повлияли на идеологию Консервативной партии?
Джо Гринвуд: Значительная часть того эффекта, который произвел Борис Джонсон на британскую политическую жизнь, связана с его советником Домиником Каммингсом (Dominic Cummings). Лозунг кампании консерваторов «Get Brexit Done» (проведем Брексит) напоминает «Take Back Control» (вернем контроль) времен кампании за Брексит (ею тоже руководил Каммингс). Это весьма символично для успеха консерваторов. Это крайне эффективный лозунг, поскольку он обращается как к тем, кого волнует Брексит, так и к тем, кто уже устали от затянувшегося процесса и хотят побыстрее разобраться с ним, чтобы перейти к другим интересующим их вопросам. Что касается самого Бориса Джонсона, он пользуется популярностью у многих избирателей благодаря имиджу вольного стрелка: он представляет его как честного человека (с их точки зрения), который не заботится о политкорректности. Хотя многие не слишком доверяют ему, им по душе он сам и его характер, и они явно предпочтут его основным альтернативам, таким как Корбин. Во время кампании он проявил себя как самый раскрепощенный политик (хотя на самом деле им активно руководили из-за кулис), и это смогло привлечь не один голос. Кроме того, в силу его харизмы избиратели принимают от него такие заявления, которые могли бы не потерпеть от других политиков. В частности, его предложение по Северной Ирландии в рамках Брексита близко к тому, о чем говорила Тереза Мэй, но сейчас он подошел к тому, чтобы получить одобрение нового парламента. Та же пилюля, которую прописывает другой доктор.
Хлоэ Морен: Обычно все подчеркивают его, как я уже говорила, нетипичный стиль, но с ним связаны и изменения в политическом плане.
Прежде всего, он разрубил узел, который на протяжении многих лет создавал раскол в его партии: речь идет о Европе. Усиление позиций Партии независимости Соединенного Королевства, которая набрала 16% на европейских выборах 2004 года и увеличила показатели до 26,6% в 2014 году, оказало давление на консерваторов. Тем пришлось отказаться от двусмысленной позиции, которая заключалась в критике Европы изнутри. И хотя референдум был предложен Кэмероном, сам он не вел кампанию за Брексит. Мэй была вынуждена выступать за договоренность с ЕС, хотя сама участвовала в кампании за выход в 2016 году. Другими словами, история отношений Консервативной партии с Европой довольно сложна. Многие считают, что слишком большая зацикленность на этой теме привела к неудаче на выборах 2001 года. В любом случае, сейчас впервые за долгое время у Консервативной партии есть четкая и простая позиция.
Далее, хотя Джонсон мало отходил от европейской тематики во время кампании, его внутриполитические позиции несколько отличаются от позиций предшественников. Как я уже говорила, жесткая экономия его предшественников (особенно после кризиса 2008 года) не является основной частью риторики Джонсона. Будет интересно, последует ли Джонсон за курсом партии через несколько месяцев, когда тема Брексита постепенно уступит место внутренним вопросам. В любом случае, его стиль и идеологическая гибкость указывают на возможность новых стратегических поворотов партии, которые покажутся ему выгодными в политическом плане.
