Москва — В глазах диванного вояки, подобного президенту США Дональду Трампу, который пять раз получал отсрочку от службы во Вьетнаме, заказные убийства должны выглядеть внешнеполитической серебряной пулей. Вы убираете лидеров своего врага ракетным ударом беспилотника или выстрелом винтовки, и, вуаля, ваши проблемы решены. Однако в реальности нет никаких исторических оснований считать, что с помощью политических убийств можно решить какие-либо проблемы. Зато есть масса прецедентов, когда они очень сильно ухудшали положение.
Политические убийства — это почти во всех случаях отчаянная игра, в которую обычно играют не государственные деятели, а рьяные сторонники той или иной идеологии. Это стало ясно как минимум со времён «золотого века» политических убийств в Европе и Америке, который пришёлся на конец XIX — начало XX веков. В эти десятилетия анархисты убили двух президентов США (Джеймса Гарфилда и Уильяма Маккинли), российского царя (Александра II), габсбургскую императрицу (Елизавету, жену Франца Иосифа I), короля Италии (Умберто I), президента Франции (Сади Карно) и двух премьер-министров Испании (Антонио Кановаса дель Кастильо и Хосе Каналехас-и-Мендеса).
Два великих героя этого движения убийц-анархистов — Михаил Бакунин и князь Пётр Кропоткин — были русскими, что неудивительно. Дело в том, что, как выразился анонимный русский дипломат того времени, процитированный Георгом Гербертом Мюнстером, строй России в XIX веке можно было бы описать как «абсолютизм, приправленный убийствами». Бакунин и Кропоткин одобряли политические убийства, которые они называли «пропагандой делом». Гарвардский историк культуры Майя Ясанофф более точно называет это «пропагандой динамитом» в своём блестящем исследовании «Глядя на зарю: Джозеф Конрад в глобальном мире».
Работа Ясанофф — это комментарий к роману «Секретный агент» польско-английского писателя Конрада, глубоко циничной истории, в которой поставщик порнографии, а не какой-то политический фанатик, планирует террористические злодеяния. Судя по всему, Конрад считал, что подобные методы являются инструментом сумасшедших неудачников, пустоголовых бунтарей и морально коррумпированных, негосударственных лидеров. В конечном итоге, убийственная анархия Бакунина и Кропоткина привела к появлению СССР, который в сталинское время являлся, наверное, самым тоталитарным государством, когда-либо существовавшим в мире. Впрочем, Китай Мао Цзэдуна, конечно, может поспорить за этот титул, а большие данные, технологии распознавания лиц и искусственный интеллект вполне могут позволить нынешнему председателю КНР Си Цзиньпину сохранить его.
Если царская Россия была формой «абсолютизма, приправленного убийствами», то Япония в 1920-е и 1930-е годы довела до совершенства такую форму политики, в которой убийства превратились в излюбленное средство влияния армии на государственные решения. Твёрдо настроенные ликвидировать гражданскую оппозицию японскому вторжению и захвату Китая, крайние националисты из японской армии и флота совершили целую серию убийств для достижения своих политических целей. Премьер-министр Инукаи Цуёси, который вёл переговоры о Лондонском морском договоре (в глазах националистов статус Японии в этом договоре был ниже, чем у США и Великобритании), был убит в 1932 году. Изначально офицеры планировали также убить Чарли Чаплина, который был гостем на приёме у Инукая в тот же день.
Лёгкие приговоры, вынесенные убийцам, лишь стимулировали дальнейшее, ещё более масштабное политическое кровопролитие. Хотя заговорщики, участвовавшие в «Инциденте 26 февраля», не смогли убить премьер-министра Кэйсукэ Окаду и взять в заложники императора Хирохито, им удалось убить министра финансов Такахаси Корэкиё (его иногда называют японским Кейнсом) и адмирала Сайто Макото, одного из ближайших военных советников Хирохито. Другой советник — адмирал Кантаро Судзуки — был ранен. В каком-то мрачном смысле можно сказать, что эти убийства оказались успешными, потому что милитаристы Японии запугали правительство и императорский двор до такой степени, что проводимую ими политику — в Китае и других странах — больше невозможно было оспаривать. Был открыт путь к войне, а в конечном итоге — к разгрому Японии.
Одобряемые государством убийства (и попытки убийств) иногда содержат элемент личной мести. Сталин ненавидел Льва Троцкого, и он, несомненно, был очень доволен, когда испанский коммунист и агент советского НКВД Рамон Меркадер вонзил ледоруб в голову его бывшего соперника. А президента России Владимира Путина обвиняют в предполагаемом заказе на убийство бывшего агента КГБ Александра Литвиненко радиоактивным полонием в 2006 году, а также Сергея Скрипаля, которому — вместе с дочерью — повезло выжить после контакта с нервнопаралитическим веществом «Новичок» в 2018 году. Предполагается, что Путин воспринял их бегство в Лондон как личное оскорбление.
Когда речь заходит о политических убийствах, демократическим странам мира не следует считать себя излишне уверенными в своей безупречности. Легко представить, что отчасти именно раненое самолюбие стояло за упорными попытками руководства США убить кубинского Фиделя Кастро, используя все возможные способы — от яда до взрывающихся сигар. И именно британская попытка убить Наполеона привела к возобновлению боевых действий в Европе после заключения Амьенского мирного договора. Два политолога — Бенджамин Джонс из Северо-Западного университета и Бенджамин Олкен из МИТ — попытались количественно оценить, насколько ошибочными являются убийства в качестве политического решения. Они проанализировали 298 заговоров с целью убийства и выяснили, что их успех не был гарантирован: лишь 59 попыток завершились гибелью выбранной цели.
Впрочем, ещё важнее то, что исследование Джонса и Олкена помогает дать оценку убийству Касема Сулеймани: они выяснили, что подобные точечные убийства, осуществляемые правительствами, никак не помогают остановить или минимизировать войну. И поэтому, как это обычно происходит с Трампом, мир в очередной раз стал свидетелем пустого жеста — а в долгосрочной перспективе ещё и потенциально очень дорогостоящего.
