Разворачивающийся на наших глазах кризис на Ближнем Востоке за последние дни получил новое, драматичное оформление. Его очертания еще далеки от окончательной конфигурации, однако уже совершенно очевидно, что у США нет единой, проработанной стратегии по Ближнему Востоку. Американская политика в этом регионе носит пока что реактивный характер, реагируя на внешние импульсы. Дональд Трамп оказался не только популистом, но и в силу своей биографии скорее бизнесменом, нежели политиком, — причем бизнесменом авантюрного плана. Регион ему не слишком интересен. Гораздо больше Белый дом сейчас занимает растущее противостояние с Китаем в борьбе за глобальное лидерство. Ближний Восток при данном раскладе — обременение для американской внешней политики, постоянный источник нестабильности и внешнеполитических вызовов. Недаром Соединенные Штаты «ушли» из Ирака еще при Обаме, выведя большую часть войск, но сохранив военных инструкторов, мощное посольство и, как оказалось, военную инфраструктуру для «точечных» спецопераций.
Чем же стал ближневосточный кризис 2020-го года для Дональда Трампа — победой или поражением? И кто выиграл от ситуации? Попробуем разобраться в этом вопросе.
ЯДЕРНОЕ СОГЛАШЕНИЕ И ЕГО СБРОС
В свое время «ядерное соглашение» дало Ирану возможность вернуться за стол переговоров и снизить санкционное давление на национальную экономику. Из образа непримиримого врага Иран автоматически превратился в партнера по переговорному процессу. Сложного, неудобного, но тем не менее переговорщика. Противостояние с Исламской республикой Иран (ИРИ) было переведено в формат диалога. Иранским президентом Хасаном Рухани был взят курс на нормализацию отношений с западным миром в обмен на возможность для Ирана торговать своей нефтью и пользоваться мировой платежной системой. Тем не менее, несмотря на рост числа контактов иранского руководства с западными политиками и выходом страны из международной изоляции, Иран не только не снизил, но и стал наращивать свою региональную активность — в первую очередь в соседнем Ираке. Уничтожение американцами антииранского режима Саддама Хусейна в Ираке в 2003-м году дало Ирану такую возможность.
Своим односторонним выходом из «ядерной сделки» в мае 2018 года в попытке расшатать режим аятолл путем удушения иранской экономики, США на самом деле серьёзно подорвали позицию реформистских сил в Иране. И прежде всего — сил, нацеленных на возобновление диалога с Западом: иранского президента Рухани и министра иностранных дел Джавада Зарифа. После демарша Вашингтона верховный духовный лидер Ирана, аятолла Али Хаменеи вообще запретил официальным иранским структурам любое взаимодействие с правительством США.
ЗАЧЕМ УБИЛИ ГЕНЕРАЛА?
Сейчас Трамп дает объяснения своему решению ликвидировать генерала Сулеймани, говоря в интервью Fox News о том, что иначе Иран «мог напасть на четыре наших посольства, мог напасть на наши военные базы, еще много на что мог напасть».
Но, во-первых, Трамп не приводит никаких доказательств, а, во-вторых, после убийства Сулеймани вероятность нападения на американцев в регионе скорее всего не снизилась, а повысилась. Так почему же Трамп пошёл на такой колоссальный репутационный риск, отдавая личный приказ о ликвидации генерала Касема Сулеймани? Разве Трамп не понимал при этом, что Конгресс ему этого не простит? А Конгресс, собственно, и не простил: законодатели США в палате представителей объявили о своих планах превентивно «стреножить» активность Трампа. 9 января палата представителей проголосовала за ограничение полномочий президента на проведение военных действий в отношении Ирана. Заместитель пресс-секретаря Белого дома Хоган Гидли в ответ на это заявил, что Белый дом рассматривает данное решение как ошибочное и как «попытку помешать президенту защитить страну и её интересы в регионе от сохраняющейся угрозы».
На самом деле, отдавая приказ о ликвидации Сулеймани, Дональд Трамп пытался избежать ещё большей катастрофы для своей политической карьеры. Тегеран уже давно шаг за шагом испытывал Белый дом на прочность. Претензии Вашингтона к Ирану в последнее время росли как снежный ком: атакованные нефтяные объекты в Саудовской Аравии, вдруг загоревшиеся танкеры в Ормузском заливе, сбитый американский беспилотник, опасные для сотрудников посольства США в Багдаде действия протестующих в конце декабря 2019 г. (Якобы спонтанно собравшиеся под Новый год в Багдаде протестующие в майдановском стиле бросали камни и поджигали покрышки, были даже попытки бросать огонь на территорию посольства.)
Что было со всем этим делать Трампу с учетом начала предвыборной гонки и продолжающейся процедуры импичмента? С одной стороны, нельзя было продемонстрировать себя слабым президентом, безответно снося пощечины от Тегерана. Но и получить имидж президента, развязавшего очередную масштабную войну в Заливе, — мягко говоря, не самый удачный пиар-ход. Мировой интернет и так уже захлебнулся в последние дни в потоке сообщений на тему «Мир на пороге третьей мировой». «Нью-Йорк Таймс» опубликовала статьи, в которых Трамп был назван нестабильным лидером, представляющим угрозу и для Соединенных Штатов, и для всего мира.
Таким образом беспорядки вокруг американского посольства в Багдаде 31 декабря могли стать спусковым механизмом для принятия решения президентом США об убийстве Сулеймани. У Трампа перед глазами мог стоять пример атаки на посольство США в Бенгази в 2012 году. Тогда в результате нападения исламистских боевиков, активизировавшихся по всей Ливии после свержения Каддафи, был убит посол США в Ливии. Это была трагедия, последствия которой стали одной из причин политического краха столь «любимой» Трампом политической фигуры — Хиллари Клинтон, находившейся в дни нападения в должности госсекретаря США. Повторения чего-либо подобного в Ираке Трамп твердо решил не допускать.
ТРАМП — НОВЫЙ РЕЙГАН?
Кроме того, Трамп, пользующийся поддержкой влиятельных кругов в ВПК, отлично понимал, что реальной возможности для вооруженного конфликта с армией США у Тегерана нет. Баллистические ракеты, которыми располагает Тегеран, устарели и неспособны пока нанести большой урон США или Израилю. Воздушное пространство Израиля и американские военные базы в регионе надёжно защищены современной системой противоракетной обороны. Для проведения эффективной длительной наземной операции у Ирана ресурсы также ограничены. Однако остается еще риск террористической угрозы как для территории Соединенных Штатов и их граждан, так и для их европейских союзников.
Но может быть, лучшая защита от террористической угрозы — нападение? Голоса, звучащие сегодня в США в поддержку Трампа, упирают именно на это. Как выразился сам Трамп в интервью Fox News «его (Сулеймани) вдруг не стало — и все сразу успокоилось».
Посмотрим аргументы сторонников Трампа. Так, Wall Street Journal на днях весьма комплементарно сравнил действия Трампа в ходе кризиса с максимально жесткой внешней политикой президента Рейгана, который, по словам издания, «выиграл холодную войну, не сделав ни единого выстрела». Но автор WSJ тут забывает добавить: то, что восточный блок рухнул, стало следствием действий не одного Рейгана. Это был результат подрыва советской экономической системы бесконечной гонкой вооружений, с параллельным падением цен на нефть и целым рядом неоднозначных политических решений, принятых внутри самого СССР.
Трампа вообще любят сравнивать с Рейганом: вот, мол, актер, а не политик, но стал отличным президентом. Однако у Рональда Рейгана и Дональда Трампа — совершенно разные истории. Первый до своего прихода в Белый дом прошел серьезную политическую школу, став губернатором Калифорнии. Трамп же пересел в президентское кресло из кабинета успешного бизнесмена, сохранив свои старые привычки и не успев обзавестись новыми. Между Трампом и американским политическим классом существует много недопонимания, вне зависимости от партийной принадлежности. Трамп — чужой в политическом истеблишменте: он — бизнесмен, а не политик. И тут отличие от Рейгана очевидно.
ЯЗЫК МОЙ — ВРАГ МОЙ
Главный враг президента Трампа — это его собственный язык и острые послания миру в Твитере. Риторика нынешнего хозяина Овального кабинета вообще становится уже отдельным феноменом международных отношений. Никакого политеса и сахарной ваты для обволакивания горьких пилюль Трамп в Твиттере не предлагает. Даже среди союзников по НАТО Трамп — как слон в посудной лавке. Рубит с плеча, не пытаясь смягчить или завуалировать критику: так это и произошло, например, с жестко высказанными претензиями к Германии. Вашингтон уже не раз обвинял Берлин в «стратегической инертности». Немцы, по словам американского президента, выигрывают от членства в НАТО больше всех, пройдя путь от страны-изгоя до лидера Евросоюза и при этом не считают нужным вносить в бюджет альянса оговоренный финансовый взнос в полном объеме (2% от ВВП).
При этом Трамп как будто не замечает, что 2% от немецкого ВВП — это почти целый ВВП какой-нибудь небольшой восточноевропейской страны.
Хотите американский ядерный зонтик и гарантии безопасности? Ладно, тогда платите! До Трампа американские президенты всегда в той или иной степени признавали ценность партнеров и союзников. Взамен союзники выстраивали вокруг США «проамериканский мир», придавали стране вес и делали Америку «глобальной». Поэтому отношения с союзниками США строили по принципу «win-win», то есть выигрыша для обеих сторон, даже если и не всегда равноценного. У Дональда Трампа win выходит только у одной стороны: США забирают себе все фишки. Иной расклад рассматривается как проявление слабости. Для Трампа, как для бизнесмена, а не политика, за каждым вкладом должна следовать выгода. Нынешний хозяин Овального кабинета уже принял решение сократить с 2021 года взнос США в бюджет НАТО с 22,1% до 16,35% (разница составит 120 миллионов долларов в год).
При этом ошибочным было бы полагать, что Трамп и стоящие за ним обыватели из американской глубинки «развернули» Америку и поставили её на рельсы изоляционизма. В американском обществе изоляционистские тенденции были крайне сильны на протяжении всего двадцатого века, усиливаясь после каждой из мировых войн. Что было отражением вполне естественного желания отгородиться от пожаров на других континентах. Путем огромных усилий европейской дипломатии удалось «привязать» США к европейской повестке дня. Однако недовольство этой ситуацией в американском обществе зрело десятилетиями. Недовольство, которое чётко артикулировал Трамп: американцам надоело, что «некоторые» годами паразитируют на американцах, оплачивая свою безопасность из кармана Соединенных Штатов. И да, это подход именно бизнесмена, а не политика.
ОПАСНЫЙ ПОКЕР
Для Трампа характерен покерный стиль политики, привычка агрессивно играть на повышение ставок. Сам переговорный процесс не признается Трампом как состязание двух сторон. Переговоры по Трампу — это когда противнику сразу предлагают «нокаутирующие» условия, пытаясь сразу загнать противника в угол, не оставив ему пространства для манёвра. А потом он, оправляясь от первого шока, принимает то, что при нормальном компромиссе было бы расценено как кабала. В ближневосточном кризисе приказ о ликвидации Сулеймани был как раз таким нокаутирующим ударом. В курсе не были не то что ближайшие союзники США, но, судя по результатам расследования агентства Bloomberg, даже высшие чины Пентагона. По информации агентства, решение было принято президентом вечером 2 января с участием только ближайшего окружения Трампа: вице-президента США Майка Пенса, госсекретаря Майка Помпео (которого пресса называет «лидером вашингтонских ястребов»), а также советника по нацбезопасности Роберта О'Брайена. Решение могло быть и вправду незапланированным, решили просто воспользовались удобной ситуацией. Такой подход пугает и чужих, и своих. Союзники автоматически начинают озираться кругом в поисках возможных суб-альянсов на случай возникновения подобных ситуаций, когда от США лучше отойти, чтобы минимизировать последствия.
Кроме того, в привычке играть на повышение ставок есть и серьезные издержки. Основной закон балансирования в политике: после угроз в адрес своего визави надо всегда быть готовым к тому, что он ответит тем же. А может выйти еще хуже — он скажет: «Валяй!», — возложив таким образом на своего противника всю полноту ответственности за последний шаг в сторону эскалации.
ПОСЛЕ НОКАУТА — «МИЛОСТЬ К ПАВШИМ»
С Ираном этого к всеобщему облегчению не произошло. Обе стороны предпочли обменяться символическими «ударами». Тегеран в рамках операции «Мученик Сулеймани» подверг обстрелу американскую базу и аэропорт в Ираке. Удары никого не убили, они носили явно демонстрационный характер. Как пояснил глава МИД Ирана Джавад Зариф, Иран нанёс США пропорциональный произошедшей трагедии урон. Целью атаки символически была выбрана база, с которой «было совершено трусливое нападение на Сулеймани» (база Айн-эль-Асад в Ираке). Министр также сделал акцент на том, что Иран не стремится к войне, но будет защищаться «от любой агрессии».
Трамп в ответном выступлении постарался, с одной стороны, не отступить ни на шаг от своих требований, заявив, что «пока он является президентом, у Ирана никогда не будет ядерного оружия». Трамп также добавил, что США немедленно вводят в отношении Ирана дополнительные жесткие меры экономического характера, и они будут действовать до тех пор, пока Иран не «изменит своё поведение». Американский президент также заявил, что Тегеран должен отказаться от своей ядерной программы и «прекратить поддержку терроризма». Но с другой стороны, было видно, что после первого шока Трамп приступает ко второму этапу — заставляет противника принять новую, более выгодную для США реальность, в которую шокированный противник сам рад «вмонтировать» выгодные Америке уступки. Трамп в выступлении после иранского удара явно постарался избежать обострения ситуации, проявив необычную для себя сдержанность в высказываниях. С этой же целью администрация Белого дома постаралась вывести за скобки противостояния с Ираном другую трагедию. А именно — гибель сбитого под Тегераном иранской ракетой украинского «боинга».
Таким образом, формально Трамп взял жесткий курс в отношении Ирана, продемонстрировав, несмотря на продолжающуюся угрозу импичмента, жёсткую политику и готовность отстаивать национальные интересы любыми средствами. Соответственно, можно считать, что он выиграл этот раунд.
МОРАЛЬНЫЕ ИЗДЕРЖКИ ТЕХНИЧЕСКОЙ ПОБЕДЫ
Однако есть скрытые издержки ситуации, которые проявят себя позднее. Одним из главных нежелательных для Вашингтона побочных эффектов от действий Трампа стала консолидация иранского общества, которое сплотилось вокруг фигуры погибшего национального героя. И которое едино сейчас как никогда на волне ненависти к Америке и готово простить собственному правительству и сложные экономические проблемы, и серьезные политические просчеты. Дров в огонь ненависти к Вашингтону добавили и угрозы Трампа разбомбить культурные и исторические объекты на территории Ирана: «Если Иран нанесёт удар по американцам или американскому имуществу, то пусть это послужит ему предупреждением. Мы нацелены на 52 иранских объекта в соответствии с 52 американскими заложниками, которые были захвачены Ираном много лет назад. Некоторые цели значимы для Ирана и иранской культуры… И эти цели, а также сам Иран будут подвергнуты быстрому сильному удару». После такого заявления президента США, которое даже американская пресса сравнила с действиями военных преступленников, иранцы еще больше сплотились в ненависти к «заокеанскому Сатане». И в своё время политические противники Трампа не преминут припомнить ему этот факт.
Иранские власти также проинформировали о том, что после атаки США не считают себя обязанными следовать условиям так называемой «ядерной сделки». Однако этот шаг скорее отвечает интересам Соединенных Штатов, которые скандально вышли из данного соглашения в 2018 году и сейчас получили повод надавить на европейских союзников с тем, чтобы начать переговоры о новом соглашении по ядерной программе Ирана. Естественно, на более выгодных для себя условиях.
Неприятным последствием для США стало решение парламента Ирака о выводе американского контингента с территории страны, хотя вряд ли таковой состоится в ближайшее время.
В ВЫИГРЫШЕ — РОССИЯ И КИТАЙ
В краткосрочной перспективе одним из главных бенефициариев кризиса вокруг Ирана становится Россия. Поскольку любая заварушка в Персидском заливе автоматически делает нефть дороже, а российскую — ещё и привлекательнее с точки зрения возможности её бесперебойных поставок. США в последние годы резко снизили объем своего присутствия на Ближнем Востоке. Поэтому Россия сейчас заинтересована в том, чтобы расширить там свое присутствие, заодно не допустив возникновения нового регионального лидера. Вашингтону сейчас нужен будет канал для диалога с Тегераном — а кроме России, для диалога с иранским режимом других посредников не наблюдается. Однако резко возросшая после начала кризиса активность России и Турции в Ливии идет в разрез с интересами Белого дома. Вашингтон, мягко говоря, не заинтересован в том, чтобы Россия, которая успешно закрепилась в Сирии, взяла на себя роль ключевого посредника и на Ближнем Востоке, и в Северной Африке, где расположена Ливия. Возросшую российскую активность в регионе продемонстрировал и состоявшийся на днях и весьма неожиданный для многих визит в Дамаск президента Владимира Путина.
В ходе визита президент побывал в командном пункте группировки войск ВС РФ, а также провел переговоры с президентом Сирии Башаром Асадом. Скорее всего, в ходе переговоров речь шла в том числе и о урегулировании ситуации в Идлибе, а также о восстановлении отношений сирийского режима с внешними игроками.
Выигрывает от ситуации вокруг Ирана и Израиль — и в первую очередь его премьер-министр Биньямин Нетаньяху, получивший возможность в преддверии парламентских выборов удачно переключить внимание населения с громких коррупционных скандалов на проблемы безопасности и угрозы со стороны Ирана.
В долгосрочной же перспективе выгодоприобретателем становится Китай. Эпоха холодной войны характеризовалась биполярным противостоянием, ядерным сдерживанием и паритетом оборонных потенциалов. Сейчас безопасность в мире определяется нарастающим противостоянием двух центров силы — США и Китая. Разрушение системы международных договоров Соединенными Штатами происходит как раз с ориентацией на рост влияния Китая, не ограниченного этой системой. Одна из главных задач международных отношений, стоящих сейчас перед Россией, США, Евросоюзом и другими крупными игроками — это необходимость найти работающий механизм, который позволил бы включить Китай в систему контроля над вооружениями.
Сверхзадача для президента Трампа, мечтающего «сделать Америку великой» — предложить миру новую цивилизационную идею, которая убедила бы его следовать в фарватере США, а не КНР. А пока китайский фактор неизбежно продолжит довлеть над американской внешнеполитической стратегией, нивелируя и без того противоречивый результат «выигрыша» Трампа с ликвидацией то Сулеймани, то аль-Багдади. А усиление не связанного договорами Китая будет значить, что «трампизм» в американской политике будет нарастать и после того, как нынешний хозяин Белого дома покинет его. Поскольку в ситуации ускользающего глобального лидерства Америка всё меньше склонна к компромиссу и к тому, чтобы прислушиваться к другим.
