Нефтяные рынки направляют противоречивые сигналы в момент, когда увеличение беспорядка никому не нужно. После того как Россия вышла из соглашения ОПЕК+ и отказалась еще больше сократить добычу, Саудовская Аравия открыла краны труб, по которым потекла сырая нефть. Какими бы ни были намерения Эр-Рияда, возникшая «ценовая война» быстро потеряла смысл из-за воздействия нового коронавируса на глобальный спрос нефти. Обвал цен оказался за пределами воображения всех наблюдателей.
В настоящее время обнаружился дефицит емкостей для хранения нефти. Аналитики предупреждают, что снижающиеся цены на нефть могут стать угрозой для глобальной экономической стабильности. Похоже, все согласны с тем, что падение цен нужно остановить, однако никто, судя по всему, не готов утверждать, что низкие цены на нефть — это именно то, в чем мировая экономика нуждается для восстановления.
Сочетание ценовой войны и пандемии также приводит к образованию странных союзников. Некоторые американские производители сланцевой нефти выступают за то, чтобы правительство блокировало импорт саудовской нефти, тогда как другие выступают за проведение переговоров с ОПЕК. Правительство президента Дональда Трампа выразило заинтересованность в сотрудничестве с Саудовской Аравией и Россией в области глобальных нефтяных поставок. США подталкивают ОПЕК+ к возобновлению переговоров и даже поддерживают идею о проведении встречи с участием более широкой группы производителей нефти. Станем ли мы свидетелями образования несвященного союза между Саудовской Аравией, Россией и Соединенными Штатами для «борьбы с волатильностью» и, в том числе, для увеличения цен на нефть?
Я очень надеюсь, что этого не будет.
Нефть продолжает оставаться источником жизненных сил современной торговли. Для производства мирового валового внутреннего продукта ценой в 100 долларов требуется семь литров (1,85 галлона) этого вещества. Это лучше, чем 10 литров 30 лет назад, однако цена на нефть все еще имеет значение.
Сегодня в мире есть три центра добычи нефти, и каждый из них имеет свою структуру управления, собственную экономику и стратегические интересы. Кроме того, каждый из них в географической близости имеет группу организованных таким же образом более мелких производителей. На долю этих трех центров — Соединенных Штатов, Саудовской Аравии и России — приходится 45% глобального производства жидких углеводородов (почти половина этого количества сегодня добывается в Соединенных Штатах).
Что касается сланцевой индустрии, откуда и исходят все эти обвинения, то она находится в процессе сложного финансового реструктурирования, — это довольно типичный процесс для новой отрасли, однако он является болезненным для отдельных компаний. Многие фирмы уже столкнулись с финансовыми ограничениями, и произошло это еще задолго до вспышки эпидемии коронавируса.
Прекращение поддержки цен на нефть от сделки ОПЕК+, начало которому было положено выходом из нее России и последовавшей реакцией Эр-Рияда, могло бы стать похоронным звоном для многих сланцевых компаний даже в том случае, если бы не было коронавируса. Однако, если стратегия Москвы — или Эр-Рияда — состояла в том, чтобы убить сланцевую отрасль, то она, скорее всего, оказалась безуспешной. Финансовый сектор в Соединенных Штатах начитает процветать в условиях подобного сбоя. Даже если сегодня американские сланцевые активы будут законсервированы и сменят владельцев, долги будут реструктурированы, а углеводороды вновь потекут рекой, и возможно, цена за баррель такой нефти будет уже более эффективной. Источники финансирования могут измениться. Но технологии останутся.
В настоящее время у Саудовской Аравии имеются все возможные стимулы для того, чтобы заключить сделку по объемам добычи. Общество этой страны слишком зависит от нефти, чтобы позволить ценам на нее оставаться на дне. Что касается России, то она может пострадать от переизбытка нефти на глобальном рынке, и ее производители будут вынуждены сократить объемы добычи. Риски, связанные с ее месторождениями, делают Россию маловероятным кандидатом на участие в полномасштабном споре. В настоящий момент, если взять трех главных производителей, возможностей для ведения длительной ценовой «войны» больше у Соединенных Штатов.
Но может ли угроза для новой американской стратегической сланцевой индустрии, возникшая в результате ценовой войны, на самом деле, заставить Вашингтон начать диалог с ОПЕК? И нужно ли Вашингтону это делать?
При сокращающемся рынке королями становятся производители с низкой ценой. Кроме того, может образоваться глобальный рынок нефти, в котором крупные производители из Персидского залива, входящие в ОПЕК (это самые дешевые производители), смогут сделать первыми свой ход и начать продавать столько нефти, сколько захотят. Следующими будут некоторые глобальные компании, и этот второй уровень, возможно, будет сдвигаться в сторону российских операторов, у которых низкая цена добычи и которые могут рассчитывать на помощь со стороны государства. Нестандартные производители — гибкие, многочисленные и быстро реагирующие на изменение цены (как в случае с американскими сланцевыми компаниями) — будут располагаться в конце этой системы. Они будут производить оставшееся количество, а затраты, при которых они смогут работать, будут определять глобальную цену на нефть.
Это будет предельно стабильный и эффективный рынок. По сути, именно такой рынок мы имеем сегодня, если учитывать ограничения, которые падающий спрос на нефть окажет, в конечном итоге, на способность таких объединений как ОПЕК и ОПЕК+ вмешиваться и пытаться поднять цену на нефть.
За пределами нынешней чрезвычайной ситуации имеющее смысл долгосрочное сотрудничество для «стабилизации» цен потребует государственного вмешательства, квотирования или ограничений импорта со стороны Соединенных Штатов. Любой из этих вариантов будет означать сокращение пользы от конкуренции и ограничение свободного доступа, от которого зависит существование американской сланцевой отрасли. В краткосрочной перспективе подобного рода меры не будут способствовать восстановлению экономики после пандемии, поскольку цены повысятся. В долгосрочной перспективе они будут ограничивать возможности инноваций, от которых мы так сильно зависим в период перехода к более чистым видам топлива.
Поэтому на вопрос о том, следует ли трем крупнейшим производителям сырой нефти объединиться, ответ будет такой: нет. Оставшаяся часть мира мало что выиграет в результате более активного вмешательства в глобальный рынок нефти. Вместо этого нужны усовершенствованные правила для сохранения конкуренции в глобальном масштабе. Возможно, это попытка выдать желаемое за действительное. Однако следует воздержаться от искушения «поуправлять» рынком сегодня или в тот момент, когда возникнет серьезный пик в области спроса на нефть.
Кристоф Рюль — старший исследователь Центра глобальной энергетической политики Колумбийского университета (Columbia University's Center on Global Energy Policy) и старший научный сотрудник Школы управления имени Кеннеди Гарвардского университета (Harvard Kennedy School).
