100 лет назад, 21 апреля 1920 года, был подписан так называемый Варшавский договор, который называют также соглашением Пилсудский — Петлюра. Документ подразумевал создание антибольшевистского союза и признание Польшей независимости Украинской Народной Республики. Спустя несколько дней его дополнили военной конвенцией.
Сотрудничество складывалось прекрасно, в мае польские силы триумфально вошли в Киев. Контратака большевиков, отраженная под Варшавой в ходе Варшавской битвы, положила, однако, конец мечтам и поляков, и украинцев.
12 октября 1920 года в Риге было подписано советско-польское перемирие, одновременно посредством признания Украинской Советской Социалистической Республики Польша отказалась от дипломатической поддержки реально независимой Украины. Отряды Петлюры продолжали борьбу, однако, без непосредственной поддержки поляков у них уже не было никаких шансов. Порой им приходилось бежать в Польшу, где их интернировали.
Спустя примерно год после подписания Варшавского договора интернированных под Калишем украинских офицеров посетил маршал Юзеф Пилсудский, который произнес тогда вошедшие в историю слова: «Господа, я приношу вам мои извинения, глубочайшие извинения. Все должно было быть совсем не так».
Сейчас в сотую годовщину со дня подписания Варшавского договора мы снова оказались на этапе, когда следовало бы сказать «все должно было быть совсем не так». Итог украинского марша на Запад, начавшегося в момент, когда украинцы вышли на Майдан протестовать против коррумпированного президента и его отказа подписывать соглашение об ассоциации с ЕС, можно назвать как минимум неоднозначным. С одной стороны, новое руководство Украины подписало соглашение об ассоциации, а ее граждане получили возможность в течение 90 дней пребывать в Евросоюзе без визы. С другой — в действительности ни одна из европейских столиц даже не думает о перспективе членства Украины в ЕС. Еще менее реальным выглядит ее присоединение к НАТО.
Развязывание войны было безумным шагом Путина?
Развязав войну, Россия спровоцировала рост антироссийских настроений на Украине и таким образом лишилась ее. При этом, подняв ставки, она фактически заблокировала (наверняка не навсегда, но все же на долгие годы, если не десятилетия) путь этой страны на Запад.
Некоторые аналитики считают, что Владимир Путин совершил огромную ошибку, аннексировав Крым, а затем начав войну на востоке Украины. Но если мы предположим, что к моменту принятия этого решения Россия уже стала считать украинскую независимость устойчивой и незыблемой, шаг российского президента покажется вполне рациональным.
Для Запада Россия (в отличие от Украины) — это глобальный игрок, с которым связаны интересы, выходящие далеко за рамки украинской проблематики. Киев не имеет такого значения, чтобы жертвовать ради него экономическими связями, в том числе в сфере поставки энергоресурсов. Москвы выступает ключевым игроком в области международной безопасности, и хотя с польской перспективы это звучит странно, ведь она ассоциируется у нас только с угрозой и опасностью, в контексте, например, нераспространения ядерного оружия ситуация выглядит, к сожалению, иначе.
Кроме того, Россия играет существенную роль в ряде регионов с напряженной ситуацией: на Ближнем Востоке, в Средней Азии и Афганистане, а в последнее время также на Корейском полуострове. Все вышесказанное не означает, конечно, что Запад «предал» или намеревается «предать» Украину. Киев получает поддержку, в том числе военную, в частности, от Соединенных Штатов. Эта поддержка достаточно велика, чтобы сдержать Кремль от дальнейших шагов, но она не означает содействия далеко идущим украинским устремлениям.
Польша, как при «Гражданской платформе» (после того, как та осознала, насколько наивно было устраивать «перезагрузку» отношений с Россией«), так и при «Праве и справедливости», как кажется, не осознавала существования описанных выше реалий и игнорировала любой контекст помимо локального. Польско-украинские отношения практически с самого начала 1990-х годов назывались стратегическими, но в действительности никогда таковыми не были. За 30 лет Польша и Украина не претворили в жизнь ни одного серьезного стратегического инфраструктурного проекта, за этот период нам не удалось даже нормализовать движение через пограничные переходы.
Отсутствие реализма выражалось, например, в том, что если украинские политики никогда не питали иллюзий по поводу перспектив полного разрыва с Москвой, то уже в Варшаве ставили (или делали вид, что ставили) перед собой цель-максимум, то есть речь шла о месте Украины не между Россией и Западом, а на Западе, хотя это было нереальным. Киев осознавал, как выглядит ситуация, и поэтому всегда обсуждал стратегические вопросы с ведущими игроками, а не с имевшей в реальности мало веса Варшавой.
Польша совершенно справедливо опасается России, но опасения должны подталкивать к тому, чтобы руководствоваться реализмом, а не отказываться от него. Между тем в нашей стране реализм считают чем-то аморальным. У нас до сих пор, вспоминая о британских гарантиях 1939 года, используют определение «вероломные гарантии». Опустим даже тот факт, что в 1939 году нас предала, скорее, Франция, чем Великобритания, в любом случае вера в «гарантии» и «слово чести» в международной политике не свидетельствует о зрелости и проницательности. При этом забавно, что держать слово требуют обычно те политические деятели, которые множество раз предавали и своих коллег, и свои партии.
От любви до гроба до гробов как основы отношений
Польские политические элиты не умели и не умеют мыслить о международной политике в категориях игры интересов и игры сил, упорно смешивая политику и мораль. Хуже того, наши действия в отношении Украины были ярким примером метаний из крайности в крайность.
До 2015 года Польша поддерживала Украину, не выдвигая ей никаких условий. С одной стороны, с точки зрения интересов национальной безопасности, это было верно, но с другой — иногда приобретало карикатурную форму. Стабильное государство и член ЕС так выстраивало диалог с Киевом, что не он добивался нашей благосклонности, а мы его.
Такие отношения оборачивались тем, что украинское руководство без должного уважения относилось к польскому бизнесу, польской памяти или историческим травмам. Варшава действовала пассивно, но старалась при этом занять покровительственную позицию.
Польские политики с завидным упрямством повторяли кажущийся украинцам оскорбительным тезис, что Польша выступает «адвокатом» Украины и может поделиться своим опытом (такова была самая мягкая формулировка), дать ей рекомендации или даже преподать урок евроинтеграции. В действительности наша страна утрачивала позиции, в Киеве с ней считались все меньше.
После прихода к власти «Права и справедливость» мы увидели не корректировку курса, а то, как, если использовать слова пословицы, вместе с водой выплеснули ребенка. Эта партия увязала польско-украинские отношения с волынским вопросом. Правда, одновременно продвигались различные форматы сотрудничества, но и без того малое значение Варшавы в глазах Киева продолжило уменьшаться.
Каков наш реальный вес, мы увидели, когда Польшу не пригласили к участию в так называемом нормандском формате, в рамках которого ведется поиск путей завершения войны в Донбассе. Что интересно, видеть ее за столом переговоров действительно не хотел никто: не только Россия, но также Украина и наши западные партнеры.
Последствия перегибов
Польшу считают страной, которая говорит за столом переговоров исключительно «нет» и занимает бескомпромиссно враждебную позицию в отношении России. Дело не в том, что нам следует относиться к ней дружелюбно, а в том, что нельзя позволять навешивать на себя такой ярлык.
На очередные направленные против нас российские провокации мы отвечаем именно так, как этого хотелось бы Москве. Люди, которые занимаются польской политикой, не понимают, что формально все страны равны, но реальность выглядит иначе, и Польша, как более слабый игрок, должна проявлять больше изобретательности, а не реагировать на подстрекательства, руководствуясь понятиями о чести и достоинстве.
Если взглянуть на контакты Варшавы и Москвы, можно увидеть, что Россия на самом деле отказалась от ведения какой-либо политики в нашем отношении. При этом некоторые высказывания российских дипломатов выглядят так, будто они хотят сделать атмосферу еще более напряженной.
Это не, как могло бы показаться, признак упадка российской дипломатии, а, к сожалению, свидетельство ее профессионализма. Если Россия стремится свести к минимуму воздействие Польши на украинские дела, то ей выгодно убеждать наших партнеров по ЕС и НАТО в том, что мы русофобы, с чьим мнением не следует считаться, поскольку оно совершенно необъективно.
Варшаве пора доказать западным партнерам, что она не видит в Москве исключительно врага. Когда мы делаем нечто противоположное, к нам никто не прислушивается (в том числе в украинском вопросе). Недавно состоялась беседа одного ведущего польского аналитика с заместителем министра иностранных дел влиятельной страны, входящей в Евросоюз и НАТО. На вопрос дипломата, как Польша видит отношения с Россией, он ответил: «Мы будем бороться с ней до самого конца, ее или нашего». Фраза задумывалась как ироничная отсылка к фильму «Псы», но проблема заключалась в том, что вопрошающий его не видел и шутки не понял. Он с удивлением отметил, что, казалось бы именно Москва мыслит черно-белыми категориями, и услышал в ответ: «Мы расцениваем отношения с ней точно так же».
К сожалению, вышеприведенные цитаты — это не столько свидетельство эксцентричности конкретного человека, сколько отражение духа польской политики. Даже если мы руководствуемся добрыми намерениями и стремимся к правильным целям, действуем мы неэффективно, а значит неверно. Политика, в которой нельзя найти союзников, всегда ошибочна.
Гнилой компромисс
Сутью внешней политики была и всегда будет торговля, а также то, что в Польше принято называть «гнилыми компромиссами», а в мире — просто компромиссами. В их именовании не используют эпитетов, поскольку зрелые государства и серьезные дипломаты не испытывают потребности в подчеркивании очевидных вещей. То, что каждый компромисс можно назвать «гнилым» — одна из таких очевидных вещей, а то, что таким будет компромисс по Украине — очевидная очевидность. Воспринимая Россию в черно-белых категориях, Варшава сама заблокировала себе возможность ведения внешней политики и по собственной воле отстранилась (возможно, уже окончательно) от процесса переговоров на украинскую тему между Западом и Москвой.
При этом не имеет ни малейшего значения, следует или не следует смотреть на Россию таким образом, как мы. В политике имеет смысл только возможное, реальное, такое, в чем получится убедить союзников. Все остальное — пустая болтовня.
99 лет назад Юзеф Пилсудский просил прощения у украинских офицеров. Сейчас на Украине никто не ждет от Польши каких-либо извинений, поскольку никто никогда не верил в наши миражи, а сейчас никого даже не интересует, что мы можем сказать. Нам остается только попросить прощения у самих себя за то, что в отличие от маршала Пилсудского мы вступили в игру, не понимая ее правил. Современные политики ему и в подметки не годятся.
