Нью-Йорк — Семьдесят пять лет назад престиж США и Великобритании был высок как никогда. Они победили имперскую Японию и нацистскую Германию и сделали это во имя свободы и демократии. Да, их союзник, сталинский СССР, по-иному относился к этим прекрасным идеалам, и именно он вёл основную часть борьбы с гитлеровским вермахтом. Тем не менее, англоязычные победители сформировали послевоенный порядок в значительной части мира.
Базовые принципы этого порядка были изложены в Атлантической хартии, составленной в 1941 году Уинстоном Черчиллем и президентом Франклином Рузвельтом на борту линкора у берегов Ньюфаундленда. После будущей победы над державами «Оси» они представляли себе мир международного сотрудничества, с многосторонними институтами и с правом людей быть независимыми и свободными. Хотя Черчилль отказывался расширить это право на колониальных подданных Британии, Рузвельт считал, что англо-американские отношения слишком важны, чтобы излишне рьяно спорить об этом.
Несмотря на несколько безрассудных войн, всплески истерии в ходе Холодной войны и оппортунистическую поддержку некоторых весьма недемократических союзников, Великобритания и США на протяжении многих десятилетий сохраняли имидж эталонов либеральной демократии и интернационализма.
В эпоху Дональда Трампа и Брексита этот имидж померк. Среди всех старых демократий именно в Британии и США крайне правые популисты захватили консервативные партии и пришли к власти. То же самое произошло в Венгрии и Польше, но эти страны никогда не были эталонами либерализма, а также в Индии, но эта демократия не столь стара.
Республиканцы Трампа (с их слоганом «Америка прежде всего», который они позаимствовали у изоляционистов 1930-х годов, чаще симпатизировавших Гитлеру, а не Рузвельту) выступают за всё то, с чем боролся Рузвельт. А Британия повернулась к Европе спиной, чего Черчилль, интернационалист и один из первых идеологов европейского единства (хотя он и был несколько туманен по поводу роли Британии в единой Европе), никогда бы не допустил.
Как такое могло произойти?
Конечно, есть много причин, которые нельзя назвать уникальными для США или Британии: рост экономического неравенства, закостеневшие институты, самодовольные элиты, враждебное отношение к иммигрантам и так далее. Но, на мой взгляд, нынешние проблемы в обеих странах связаны с их великим триумфом в 1945 году.
Избавившись от изоляционизма и разгромив страны «Оси», США стали, возможно, с избыточным энтузиазмом воспринимать свою военную мощь. Желание считать Черчилля, который в США всегда был более популярен, чем сама Британия, образцом лидера приводило к тому, что многие американские президенты совершали ошибки. Его лицо бульдога — это лицо англо-саксонской исключительности и героической борьбы за свободу, повышавшей самооценку лидеров США. Джордж Буш-младший стал далеко не первым американским президентом, который, будучи поклонником Черчилля, решил начать плохо продуманную войну. В его случае это была война в Ираке против Саддама Хусейна, который был жесток, но далеко не так опасен, как Гитлер.
Возрождение Трампом изоляционизма под лозунгом «Америка прежде всего» и его отвращение к международным институтам и союзникам США в демократическим мире, как минимум, отчасти стали результатом катастрофической войны Буша. Трамп апеллировал как раз к тем людям (белым, деревенским, часто плохо образованным и глубоко обиженным на элиту из прибрежных штатов), которых отправляли умирать в заморских авантюрах Америки.
Бывший британский премьер Тони Блэр был таким же поклонником Черчилля, как и Буш. У него тоже были почти мессианские представления об англо-американском альянсе, который должен был выполнять миссию освобождения мира от современных «гитлеров». Во время Иракской войны он утверждал, что лишь одна страна стояла на стороне Британии в час её величайшей опасности в 1940 году, и поэтому теперь Британия должна была вместе с Америкой вторгнуться в Ирак. Помимо исторической ошибки (Америка не вступила в тот момент в войну против Германии), ностальгия Блэра послужила глупой цели.
Впрочем, начиная с Суэца в 1956 году и заканчивая Вьетнамом в 1960-х и Ираком в 2003-м, ностальгия была не единственной причиной, по которой президенты и премьер-министры начинали войны после 1945 года. Другим призраком, преследовавшим обитателей Белого дома и дома 10 на Даунинг-стрит, был Невилл Чемберлен с его «умиротворением» Гитлера в 1938 году. Понимая, что его страна не готова или не хотела вступать в войну, Чемберлен позволил Гитлеру вторгнуться в Чехословакию (он назвал это «спором в далёкой стране»). Черчилль осудил эту политику как «полное и безоговорочное поражение». У послевоенных лидеров страх стать похожими на нового Чемберлена был столь же силён, как и надежды на повторение славных подвигов Черчилля.
Эта слава едва не довела Британию до банкротства, но сохраняющаяся память о её великом часе оказалась даже более деструктивной для судеб страны. Британия сторонилась любых европейских попыток создать общие институты. И дело не только в том, что социалистическое правительства Клемента Эттли в 1940-е годы считало, что Европа может разрушить социальное государство в Британии, но и в том, что британцы не могли себе представить, чтобы их страна находилась на равных с другими европейскими державами. Британия выиграла войну, а все остальные были либо нацистами, либо были оккупированы нацистами.
Даже после того, как лидеры, подобные Гарольду Макмиллану, осознали, что Британия не может себе позволить находиться вне Европейского экономического сообщества, соблазн стоять плечом к плечу с США (особенно в далёких войнах) оказался сильнее желания играть лидирующую роль в Европе. Когда в 1950-е годы Британия была ещё в значительной степени первой среди равных, другие европейские страны были бы рады дать ей возможность стать лидером и определить будущее континента. Именно к этому призывала британцев Америка, которая испытывала намного меньше, чем Британия, сентиментальных чувств по поводу «особых отношений». Госсекретарь США Дин Ачесон назвал отказ Британии воспользоваться этой возможностью её «величайшей ошибкой в послевоенный период».
И вот результат: изоляционистская Америка и Британия, всё сильнее отрывающаяся от Европы. Как выяснилось, момент их величайшей славы содержал семена будущей катастрофы.
Ян Бурума — автор многочисленных книг, в том числе «Убийство в Амстердаме: смерть Тео Ван Гога и пределы терпимости», «Нулевой год: история 1945 года» и, совсем недавно, «Токийский роман: мемуары».
