Прометеизм представляет собой политико-интеллектуальное течение, родившееся в Польше в межвоенный период.
Его целью была поддержка национальных движений народов СССР, дезинтеграции большевистской империи и создание на ее руинах целого ряда независимых государств, союзных в отношении Варшавы. Движущей силой прометеизма был лагерь Юзефа Пилсудского, а его яркими представителями являлись такие соратники маршала как: Леон Василевский, Тадеуш Голувко и Влодзимеж Бончковский.
Прометейским деятелям удалось привлечь к сотрудничеству украинцев, белорусов, грузин, представителей других кавказских народов, даже крымских татар и кубанских казаков. В украинском случае, прежде всего, речь шла о петлюровцах, союзниках Польши в войне с большевиками в 1920 году.
Необходимо подчеркнуть, что даже несмотря на установление в Польше коммунистического режима после Второй мировой войны, прометеизм не умер, а продолжал жить, в первую очередь, на эмиграции.
Так прометейская мысль имела непосредственное влияние на проект парижского журнала Kultura Ежи Гедройця и польскую восточную политику после падения коммунизма в Польше в 1989 году.
Следует сказать, что, хотя прометеизм как движение оформился в межвоенный период, своими корнями прометейская идея уходит в ХIX век, «золотую эпоху» романтизма. Стоит обратить внимание на то, что во многом прометеизм идеализируется и представляется в романтическом облике. Нередко можно встретиться со взглядом, что, мол, Польша стремилась бескорыстно, как древнегреческий Прометей, подарить свободу угнетенным большевиками народам, а реальная политика и геополитические интересы якобы имели второстепенное значение.
Именно об этом я спросил известного польского историка Анджея Новака из Ягеллонского университета, которого и пригласил к разговору о прометеизме и его природе:
Профессор Новак: Безусловно, Вы правы, что у прометеизма сильное романтическое подспорье. Прежде всего сам миф Прометея стал одним из самых важных мифов европейского романтизма. К нему обращались не только польские, но, чаще всего, великие английские и немецкие поэты-романтики. Их привлекала эта готовность жертвовать ради других, воплощением чего был титан Прометей, крадущий огонь и несущий его людям. За этот поступок боги жестоко наказывают Прометея.
Этот миф подпитывал идеи прометеистов, которые были тесно связаны с конкретными политическими концепциями. Безусловно, соглашусь, что речь шла о политических интересах Польши. Среди прочего, это касается ее борьбы за независимость в ХIX веке, а после 1918 года было стремление, чтобы польская независимость окрепла. В обоих случаях отталкивались от того, что независимость Польши возможна лишь тогда, когда на востоке не будет мощной и готовой к реваншу Российской империи, а будут государства нероссийских народов, входивших в ее состав.
То есть, прометеизм являет собой сочетание политического прагматизма с романтическим мифом, впрочем, так, как это бывает в случае других политических идеологий.
— Прометеизм, прежде всего, ставил своей целью, так сказать, разделить СССР по национальным швам. Этого не удалось осуществить. В связи с чем рождается вопрос, насколько эта политическая концепция соответствовала политическим реалиям?
— Это вопрос можно повернуть по-другому — создаются ли политические концепции для времени, когда они возникают или, возможно, они несут в себе долгосрочные проекты? Бывает по-разному. Есть концепции, рассчитанные на их немедленное осуществление, а есть такие, которым нужны годы, чтобы дать плоды. По моему мнению, прометеизм, по замыслу его основоположников, был долгосрочной концепцией. Прометеизм был призван поддерживать движение за независимость и центробежные тенденции на геополитическом пространстве доминации Москвы.
Мне кажется, что прометеизм в 20-30-х годах прошлого века играл именно такую роль. В какой-то степени продолжением данного течения стали инициативы, имевшие место после Второй мировой войны. Скажем, Антибольшевистский блок народов. Однако, прежде всего, это журнал Kultura, который в Париже издавал Ежи Гедройць.
Гедройць был тесно связан с такими пионерами прометейского движения как Влодзимеж Бончковский, и ориентировался на то, что было наиболее важным для этого движения, а именно — построить дружественные отношения с Украиной. Речь шла о той будущей Украине, которая, по мнению Гедройця, рано или поздно должна была возникнуть. Украина являлась краеугольным камнем его проекта новой польской геополитики. На страницах журнала Kultura появился целый ряд статей, способствующих польско-украинскому сближению и преодолению споров вокруг прошлого. Это стало хорошим багажом не только для польской, но и центрально-восточноевропейской политической мысли в целом.
— Необходимо подчеркнуть, что во многом идеи прометеистов повлияли на польскую внешнюю политику после падения коммунизма в 1989 году. Однако часто звучит острая критика, что эти идеи оторваны от действительности, и что ставку нужно делать на прагматизм и реальные возможности Польши, отказавшись от активной политики за ее восточным рубежом.
Иначе говоря, согласно такому взгляду, Варшава не должна во что бы то ни стало поддерживать демократические устремления таких стран как Украина, Белоруссия или Грузия, которые с момента развала Советского Союза пытаются выйти из-под влияния Кремля, поскольку это ведет к конфронтации с Россией. А та, в свою очередь, осуществляет против своих соседей как прямую военную агрессию — пример Грузии и Украины, так и использует целый арсенал инструментов, составляющий так называемую soft-power, ярким примером чего является Беларусь. Хотя, надо сказать, Кремль в своей геополитике ловко использует сочетание грубой и мягкой силы.
Профессор Новак убежден, что такая критика прометеизма беспочвенна, и что он остается важной геополитической идеей.
— Я считаю, что следует мыслить о прометеизме — сейчас веду речь с польской перспективы — максимально трезво, и стоит рассматривать его как политический интерес Польши. Это не какое-то бескорыстное посвящение Польши ради Украины, Грузии, Белоруссии или какой-либо другой страны — нет. Наш непосредственный, польский интерес тесно и обстоятельно связан с будущим этих стран. Либо они будут независимыми государствами, либо вернутся под полный геополитический и геоэкономический контроль Москвы.
Таким образом, мне кажется, что здесь речь идет о калькуляциях базовых польских национальных интересов, а не об анахронизме и романтической фантазии, как это стремятся представить критики того видения восточной политики, которое так зрело сформулировал круг Ежи Гедройця. Эти критики призывают отказаться от такого видения польской восточной политики. Однако проект Гедройця и прометеистов — это реальный проект, отвечающий нашим национальным интересам. В него нужно инвестировать силы и средства, чтобы Польша оставалась важным игроком в Восточной Европе, и чтобы она оставалась независимым государством.
