4 октября в Киргизии прошли парламентские выборы, на которых большинство голосов получили две пропрезидентские партии из южной части страны: «Единство» под руководством брата президента Сооронбая Жээнбекова (24,9% голосов) и «Моя родина — Киргизия», связанная с влиятельным кланом Матраимовых (24,7%). После объявления результатов вспыхнули массовые протесты (в первую очередь изначально в Бишкеке и в северных регионах), которые организовали 12 оппозиционных партий, не преодолевших барьер в 7%.
Они требуют повторного проведения выборов, говоря о фальсификациях. Иностранные наблюдатели и представители гражданского общества Киргизии зафиксировали случаи подкупа избирателей и другие нарушения. Несмотря на вмешательство силовых структур, антипрезидентские выступления, в ходе которых 590 человек получили ранения, а один был убит, завершились захватом здания, где располагаются парламент и администрация президента, а также следственного изолятора Государственного комитета национальной безопасности. Протестующим удалось освободить влиятельных политиков с севера страны (в том числе экс-президента Алмазбека Атамбаева), заключенных под стражу в первую очередь по подозрению в коррупции.
Стремясь взять ситуацию под контроль, Жээнбеков объявил, что хочет избежать гражданской войны, а поэтому запрещает использовать оружие против участников демонстраций и ведет диалог с лидерами оппозиции. Также он сообщил, что Центральная избирательная комиссия аннулировала результаты выборов.
Комментарий
Киргизия остается самой плюралистической страной в постсоветской Средней Азии. С 1991 года там успела сформироваться специфическая политическая система, в которой при отсутствии сильных государственных институтов и регулярных отсылках к разнообразным элементам неформальной прямой демократии в рамках политической борьбы (на митингах, демонстрациях радикальных сил, сидячих забастовках и так далее) одним из основных гарантов политического плюрализма остается заметная региональная дифференциация. Возникла она, в частности, из-за гористого рельефа местности и географического раздела страны на более индустриализованный русифицированный север и сильнее исламизированный, частично населенный узбекским меньшинством и более ориентированный в экономическом плане на Китай юг.
Такая ситуация послужила почвой для двух революций в 2005 и 2010 годах, когда элиты с юга и с севера попеременно свергали представляющих регион-конкурент лидеров, которые, получив изначально демократическую легитимацию, начинали постепенно тяготеть к авторитарным методам управления.
В первые годы независимости Киргизии политические споры там вписывались в противостояние двух держав, России и США, что пытались использовать местные элиты. Сходная ситуация наблюдается сейчас, при этом место Вашингтона в киргизской политике занял во многом Пекин. Доминирующей позицией на политической сцене обладают сейчас представители связанного с Китаем юга (официально они, однако, заявляют о том, что поддерживают Москву). Бунтовщиками, в свою очередь, преимущественно выступают лишившиеся представительства в парламенте члены северных кланов, а также часть южных элит, которую отстранили от власти пропрезидентские силы.
Выборы проходили в очень сложный для президента Киргизии момент: продолжает увеличиваться число заразившихся коронавирусом, углубляется экономический кризис, спровоцированный противоэпидемическими мерами в стране и за границей (в частности, они обернулись обнищанием населения, блокированием российского рынка труда для экономических мигрантов и ростом безработицы), нарастает разочарование общества не приносящими результата действиями государственного аппарата на фоне пандемии.
Ситуация в Киргизии развивается динамично. Начавшиеся протестные выступления пошатнули политическую стабильность государства и показали, насколько шатки квазиавторитарные структуры, выстраиваемые президентом Жээнбековым. Однако он до сих пор сохраняет достаточно сильную позицию, так что его отстранение от должности — вопрос отнюдь не решенный. Скорее всего, стороны придут к компромиссу: будут проведены повторные выборы, а к правящему лагерю присоединятся пророссийские элиты с севера. Альтернатива такому сценарию — расширение масштаба протестов, обострение конфликта между регионами страны и нарастание анархии, а это не соответствует интересам ни киргизского истеблишмента, ни России, ни Китая, ни соседей киргизского государства.
Хотя Москва и Пекин не заинтересованы в анархизации Киргизии, политический кризис в этой стране вписывается в сценарий их мягкого соперничества за влияния в Средней Азии, где россияне стремятся сохранить то положение, которым обладают сейчас. В этот процесс вплетены локальные элиты, старающиеся, с одной стороны, защитить собственные политические интересы от России, а с другой — избежать излишней зависимости от китайского соседа. Сейчас Киргизия должна Китаю (своему основному кредитору) примерно два миллиарда долларов, это почти 30% ВВП страны. Деньги предназначаются в первую очередь на реализацию масштабных инвестиционных проектов. Одним из самых крупных должно стать строительство железнодорожной ветки Узбекистан — Киргизия — Китай, проходящей по труднодоступным территориям и соединяющей китайский Синьцзян-Уйгурский автономный район с киргизской и узбекской частями Ферганской долины. Дестабилизация Киргизии может подорвать доверие между Пекином и Москвой, а в дальнейшей перспективе — склонить первый укрепить свою политическую позицию как в этой стране, так и во всем регионе.
