Нет сомнений в том, что Россия столкнулась с серьезными внешнеполитическими вызовами. Дезинтеграция и дисфункция Содружества Независимых Государств, ограничения в оборонном союзе ОДКБ, застой в развитии Евразийского экономического союза, недавняя блокада переговоров с Белоруссией о Союзом государстве — вот только некоторые трудности, которые касаются исключительно России, а ведь еще существуют проблемы, которые ей создают ЕС и США.
В отличие от предыдущего исторического периода, которому были свойственны идейные противоречия (экономические, политические и нравственные), нынешний конфликт, то есть соперничество России и коллективного Запада, — это чистая борьба за власть. Поэтому не удивительно, что дипломаты и специалисты в области международных отношений все чаще сравнивают первую половину XXI века с периодом, который предшествовал началу Первой мировой войны. Тогда, как и сейчас, политические и экономические системы держав если и различались, то незначительно, и конфликт сводился к борьбе за контроль над природными ресурсами, которые находились в колониальных владениях Великобритании и Франции и которые хотела заполучить Германская империя.
Нынешний период отличается от описанной предвоенной эпохи тем, что в условиях современной глобальной экономики, которая держится в основном на финансовом секторе, территории как таковые постепенно теряют свою значимость. Они по-прежнему играют свою роль, но их важность утрачивается, и в этом заключается большое концептуальное отличие. В современной геополитике уже недостаточно контролировать определенный кусок земли с определенной численностью населения, ресурсной базой и неким уровнем инфраструктуры. Рука об руку с понятием контроля сегодня неизбежно идет термин «интеграция», то есть просто контролировать ту или иную территорию недостаточно — ее также необходимо интегрировать в определенную институциональную политико-экономическую систему. Для России Евразийский экономический союз — один из таких проектов, с помощью которого она хочет интегрировать части бывшего Советского Союза, за исключением стран Прибалтики, которые уже интегрированы в Европейский Союз и НАТО. Ясно, что именно эти две организации со штаб-квартирами в Брюсселе конкурируют с российским проектом на постсоветском пространстве.
Логично предположить, что эти процессы контроля и интеграции вступают в конфронтацию. Главное тут — правильно распознать их течение и каждый отдельный пример, будь то Белоруссия, Киргизия, Карабах, а в ближайшем будущем, вероятно, и Молдавия, поставить в четкий контекст. Во-первых, нужно понимать, что биполярная эра холодной войны закончилась, то есть больше не существует двух важных игроков на международной арене: США (или Запад) и Россия. Коллективный Запад представляет определенное культурно-политическое пространство, которое охватывает Западную Европу, Северную Америку (ее англосаксонскую часть) и Океанию (Австралию и Новую Зеландию). После завершения холодной войны, когда миновала угроза экспансии коммунистической политической и экономической системы, западноевропейские страны ищут собственный путь развития, порой даже противореча бывшему гегемону в лице США. Единственная причина, по которой западноевропейские страны остаются в составе НАТО, носит экономический характер: деньги, которые они не вкладывают на собственную безопасность, эти государства тратят на социальные нужды и повышение уровня жизни собственных граждан. Соединенные Штаты содержат и оплачивают европейскую систему безопасности. Вот что вызывает негодование у Дональда Трампа, который первым возразил против этой системы, в которой Америка фактически вынуждена покупать лояльность своих «союзников».
Примеры Белоруссии и Украины
Правда, интересы одних и других могут совпадать, что объясняется их общим неприятием российских интеграционных планов на востоке Европы. Поэтому иногда они могут действовать сообща. Например, США и Европейский Союз вместе поддерживают попытки свергнуть режим Александра Лукашенко в Белоруссии, чтобы саботировать российскую политическую и экономическую стратегию в регионе. В случае Белоруссии, таким образом, разговоры о демократии — просто прикрытие для конкретных интересов Соединенных Штатов и Европейского Союза. Однако ни Вашингтон, ни Брюссель не в состоянии интегрировать Белоруссию, как не состоянии они сделать это с Украиной, Молдавией, Грузией и Арменией. То есть они не могут реально расширить свою сферу влияния за счет этих регионов, но хотят просто помешать России, которая на самом деле способна их интегрировать, тем самым обеспечив этим регионам стабильность и дальнейшее развитие. Ответ на вопрос, почему России удалось сорвать попытку цветной революции в Белоруссии, но не на Украине, стоит искать в местной элите. Александр Лукашенко согласился на открытое вмешательство России в политический конфликт в Белоруссии, что влечет за собой продолжительное и активное присутствие России в Минске. Если однажды зовешь на помощь союзника, система останется зависимой от интервента.
Виктор Янукович в 2014 году не решился на такой шаг, поскольку побоялся гражданской войны на Украине, в которой ему пришлось бы лично участвовать как одному из главных лидеров. Ему было выгоднее попросить у России помощь в виде кредитов и заявлений о поддержке, но он не хотел, чтобы Россия напрямую вмешивалась в ход цветной революции. Если посмотреть на те события с точки зрения этого человека, прежде всего олигарха, а не политического лидера, то его решение выглядит рациональным. Он получил убежище в России, сумел сохранить часть своего нечестно нажитого капитала, тогда как в случае гражданской войны ему пришлось бы столкнуться с серьезной опасностью, к которой он просто не был готов. Поэтому на Украине Россия взяла себе то, что ей было нужно (Крым), и при этом дестабилизировала Украину изнутри, сначала поддерживая протесты, а затем — насильственное отделение Донбасса. И сегодня единственной силой, способной интегрировать Украину, остается Россия, а остальные варианты нереальны. Этот факт постепенно начинают понимать и украинские избиратели, чье недовольство в связи с тем, что, развернувшись на Запад, Украина так ничего и не выиграла, растет с каждым днем.
Карабахский конфликт
Конфликт Армении и Азербайджана связан с событиями в Белоруссии и на Украине. Этот конфликт продолжается много десятилетий, и он никогда не утихал, никогда не превращался в замороженный. Время от времени случались эскалации, и последняя серьезная дестабилизация случилась в 2016 году. В июле 2020 произошли очередные стычки. Важно понимать, что на международной арене появились новые игроки, и один из них — Турция. Для карабахского конфликта это очень важно. Неправильно утверждать, что Турция — сателлит Соединенных Штатов, и все ее шаги якобы на руку Западу, который, возможно, их и диктует. К настоящему времени Эрдоган предпринял уже много шагов, которые напрямую противоречат интересам Соединенных Штатов и Европейского Союза на Ближнем Востоке и в бассейне Средиземного моря. Россию и Турцию связывают стратегические договоренности по нескольким регионам, включая Сирию и Ливию. Если проанализировать заявления армянского и азербайджанского президента, то ясно, что Ильхам Алиев преподносит своего ереванского конкурента Николу Пашиняна как «агента Сороса», тогда как первый человек в Армении считает конфликт с Азербайджаном «столкновением армянской демократии с азербайджанской диктатурой». Эти два нарратива открывают совсем другую перспективу, не соответствующую ожидаемой картине, в которой Армения — верный союзник России, а Азербайджан — марионетка Турции, которую контролирует «Запад».
На самом деле армянский режим ждет помощи от Запада больше, чем азербайджанский. Это подтверждают и заявления высокопоставленных руководителей Франции и США, которые недвусмысленно поддержали Армению в этом конфликте и публично обвинили Азербайджан в том, что он привлек террористов из Сирии. Не столь важно, оправданы ли эти обвинения, главное, что Вашингтон и Париж откровенно принимают и распространяют армянский нарратив. Значит, они, хотя бы на словах, поддерживают Армению в данном конфликте. Нужно понимать, что Армения не может вот так просто выйти из российской зоны влияния, поскольку Россия — единственный гарант безопасности Армении, зажатой между набирающимся сил Азербайджаном и все более агрессивной Турцией. Вписывается тогда карабахский конфликт в теорию тотального наступления на Россию, в том числе согласно плану «Анаконда», стратегии ограничения СССР Бжезинского и с помощью других инструментов? Единственный разумный ответ — «нет, не вписывается». Конфликт в Карабахе начал не Запад и не его агенты влияния. Его начали противоборствующие стороны, каждая из которых по-своему обостряет этот конфликт и выставляет неприемлемые максималистские условия. Конечно, это не означает, что Соединенные Штаты не пытаются оказать свое пагубное влияние на происходящее. Напротив, они чрезвычайно активны в Армении. Но Вашингтон не в состоянии управлять конфликтом, на который Россия и Турция способны влиять в значительно большей мере. Если на Россию действительно нападают со всех сторон, то делают это не связанные друг с другом международные игроки, которые преследуют собственные интересы или стремятся помешать российским.
Пример Молдавии
Еще одна горячая точка в российской сфере влияния на прицеле Европейского Союза и США — это Молдавия. Первого ноября текущего года в этой бывшей советской республике должны состояться президентские выборы. Условно говоря, основная борьба развернется между пророссийским кандидатом Игорем Додоном, нынешним президентом, и Майей Санду, кандидатом от проевропейской оппозиции. Правда, в последние несколько лет Додон несколько изменил свою риторику в адрес России: раньше он выступал за вступление Молдавии в Евразийский экономический союз, а теперь поддерживает нейтралитет Молдавии и хорошие стратегические отношения с Москвой. Тем не менее многие продолжают считать его пророссийским кандидатом. В отличие от Украины и Белоруссии, где проживают народы, прямо связанные с русскими этническими и религиозными узами, в Молдавии население делится не на пророссийское и прозападное, а на промолдавское и прорумынское. Молдавия в буквальном смысле разделена на две половины в национальном смысле. Половина молдаван считают, что принадлежат к автохтонной молдавской нации, а вторая половина убеждена, что молдаване — часть большой румынской нации. Жители непризнанного Приднестровья являются русскими (украинцами или белорусами) и не участвуют в этих спорах, связанных с этнически далеким для них молдавским народом.
Разделение на прозападный и пророссийский электорат повторяет эту этническую раздвоенность. Сторонники существования молдавской нации склоняются к сотрудничеству с Россией, а избиратели, которые считают себя румынами, выбирают западный и европейский путь. Не стоит отдельно говорить о том, что сильные члены Европейского Союза: Франция и Германия — оказывают большее влияние на события в Молдавии, чем Вашингтон. Им противопоставлено российское влияние, и Россия рассчитывает на интеграцию этого государства. Сначала, конечно, она должна успешно интегрировать Украину в свой блок, а уже потом предпринимать попытки сделать то же с Молдавией. Однако победа Додона означала бы, что в Молдавии не появится еще одна горячая точка из-за нападения молдавской армии на Приднестровье и российских миротворцев, базирующихся там. Судя по опросам общественного мнения, граждане отдают предпочтение Додону, но сценарий цветной революции уже хорошо известен. Проевропейская оппозиция обязательно попытается оспорить поражение Майи Санду, и удастся ли улице свергнуть нынешнюю власть, будет зависеть не от Москвы, которая вряд ли сможет напрямую вмешаться в данный конфликт, а в первую очередь, от способности Додона контролировать силы безопасности в Кишиневе и активности его избирателей, которым тоже придется защищать своего президента.
Если верить в план «Анаконда», конфликт континентальной и морской державы или просто проанализировать конфликты за сферы влияния между разными игроками, число которых постепенно растет, то ясно, что Молдавия, несомненно, привлечет большое внимание к себе уже в ближайшем будущем.
Третья «революция» в Киргизии
События в Бишкеке — тоже хороший пример того, как сложно успешно управлять революцией, особенно в неевропейском обществе, которое живет совершенно другими ценностями. Внешний наблюдатель, прежде всего тот, кто подходит к анализу исключительно с геополитических позиций, может прийти к выводу, что Вашингтон отбирает контроль над Киргизией у России, выбрав для этого момент, когда Белоруссия дестабилизирована, а в Карабахе идет война. В пользу этого, конечно, говорят большие вложения в неправительственный сектор в Бишкеке. Но как тогда объяснить заявление нового премьера Киргизии Жапарова, который еще недавно сидел в тюрьме, о том, что Россия останется главным стратегическим партнером этой страны и что российскую военную базу точно никто не закроет? Можно выдвинуть два предположения. Либо в Киргизии произошла не цветная революция, а просто сменился режим. Либо новый премьер лжет и в нужный момент развернется в сторону США, предав Россию. Можно было бы с этим согласиться, если бы в Киргизии уже не произошли две «цветные революции», а она по-прежнему осталась членом Евразийского экономического союза с российским военным присутствием.
Из трех проанализированных примеров: Белоруссия, Карабах и Киргизия — всего один, белорусский, является прямым следствием вмешательства коллективного Запада. Конечно, это не означает, что там нет внутренних причин для протестов и недовольства граждан. Однако нельзя не отметить активную роль Запада в финансировании и медиа-поддержке белорусской оппозиции. В Карабахе отношения между Россией и Турцией играют более важную роль, чем отношения между Россией и Западом, и из двух противоборствующих сторон как раз «союзник» России Армения ближе к Западу. Что касается Киргизии, то это пример того, насколько важную роль могут играть внутренние факторы, а внешнее вмешательство, даже когда оно есть, может оказывать на событие самое незначительное влияние.
Можно сказать, что на границе российской сферы влияния поднялась волна нестабильности, обусловленная отчасти действиями разных частей Запада, а отчасти внутренними противоречиями в конкретных государствах и обществах. С одними вызовами Россия справляется довольно хорошо, а на другие объективно не может никак повлиять, хотя это не означает, что ситуация будет развиваться неблагоприятно для Москвы. В любом случае все не так плохо, как может показаться на первый взгляд, и на интеграционные процессы требуются десятилетия, а не годы. Это «забег» на длинную дистанцию, и любое тактическое поражение на этом пути или просчет нельзя считать полным крахом.
