Кремль тратит миллионы на новые медицинские учреждения в попытке побороть вспышку коронавируса в Москве, в то время как в сельских больницах царит разруха.
Санитарная машина едет по ухабам грунтовой дороги в российской глубинке, а врач Юрий Соколов с ностальгией вспоминает советские времена.
«Тогда я был доволен своей работой и не чувствовал этого унижения от бедности», — вспоминает 77-летний врач то время, когда он возглавлял сельскую больницу в селе Ильинском, находящемся в живописной Калужской области к югу от Москвы.
Больница давно уже закрылась, и ее здание с заколоченными досками окнами стоит на окраине села. Село Ильинское и окружающие его районы сегодня обслуживает доктор Соколов и единственная медсестра, зарплаты у которых составляют, соответственно, около 25 000 и 14 000 рублей в месяц.
Когда Соколов окончательно уйдет на пенсию, врача в Ильинском не будет вообще. Работать вместо него будет фельдшер, у которого ниже уровень подготовки и который сможет оказывать менее квалифицированную помощь.
Карьера доктора Соколова длиной в 50 лет отнюдь не уникальна. Она является отражением кризиса в российском здравоохранении, который ускоряет упадок в обширных сельских районах страны.
Кремль тратит миллионы на новые медицинские учреждения в попытке побороть вспышку коронавируса в Москве, а также заявляет, что первым в мире создал вакцину от вируса. Но в глубине России в это же время сельские больницы обойдены заботой государства.
За первые 15 лет правления Путина в связи с укрупнением медучреждений и сокращением числа населенных пунктов закрылась половина российских больниц. Согласно докладу московского Центра экономических и политических реформ от 2017 года, если процесс закрытия медицинских учреждений будет продолжаться такими же темпами, к 2023 году в стране не останется ни одной сельской больницы.
Между тем, в некоторых регионах количество врачей за год уменьшается более чем наполовину, несмотря на государственные программы по привлечению на село молодых и квалифицированных медиков.
«Похоже на то, что работать нам все труднее и труднее», — говорит Соколов, совершая свой ежедневный объезд.
За этот день он сделает несколько прививок от гриппа, доставит в лабораторию мазки для проверки на коронавирус и осмотрит 94-летнюю женщину в соседнем поселке, которая до сих пор неплохо себя чувствует.
А еще ему придется усмирять одного сельского жителя, который отказывается от второго теста на коронавирус, хотя делать его необходимо, потому что у его жены положительный результат анализа. Этот человек кричит, что если врач снова хочет взять мазок, то пусть приезжает с полицией.
Доктор Соколов прекрасно понимает, почему так трудно влить свежую кровь в деревни, где бедность и безработица в два раза выше, чем в городах.
«Здесь вообще почти нет работы. Есть работа для молодых и сильных, но вы видите, что некоторые представители молодежи и вправду злоупотребляют алкоголем. И как их винить? Глядя на их жизнь, не скажешь, что им очень повезло с местом рождения».
Офтальмолог Анастасия Васильева, возглавляющая в Москве диссидентский профсоюз «Альянс врачей», заявляет, что из-за недостатка финансирования в упадок приходит не только медицина в селах типа Ильинского, но и больницы в других местах. По ее словам, ситуация порой напоминает «фильм ужасов».
Васильева ездит по стране, стараясь привлечь внимание к бедственному положению врачей в провинции, а ее организация ведет борьбу за улучшение условий труда и повышение зарплат.
«Альянс врачей» готовит видеорепортажи о провинциальных больницах в ветхом состоянии, где даже самый элементарный ремонт не проводился уже много лет. В некоторых зданиях нет водопровода. Где-то с потолка капает вода, а на стенах растет плесень.
Врачи в российских провинциях бастовали и протестовали еще до начала эпидемии коронавируса.
О бедственном положении туберкулезного диспансера в селе Чернавском, находящемся в полутора тысячах километрах к востоку от Москвы, стало известно всей стране, когда врачи решили не допустить ее закрытия, а власти в ответ на это вызвали ОМОН.
В начале года в центре международного внимания оказалась детская клиника в Москве, когда медики начали открыто говорить о царящей там бесхозяйственности и коррупции.
Сейчас врачи, находящиеся на переднем крае борьбы с коронавирусом, жалуются на нехватку индивидуальных средств защиты, а часть медперсонала заявляет, что им пока так и не выплатили обещанные Путиным премии за работу в опасных зонах пандемии. Кто-то навсегда уходит из профессии, а кто-то временно отказывается работать, тревожась за свою безопасность.
Во время летней ознакомительной поездки Васильеву арестовали за ее деятельность, но вскоре отпустили. А российские государственные СМИ подвергают ее целенаправленным нападкам.
«Все проблемы, которые у нас есть в медицине, начинаются с денег», — сказала Васильева. Она указывает на то, что в России расходы на здравоохранение в процентах от ВВП примерно в два раза ниже, чем во многих странах Европы. «У нас на медицину идет очень мало денег. Или, может быть, деньги на медицину выделяются, но потом их используют не по назначению либо разворовывают».
Но есть и такой факт: Россия предлагает единовременные выплаты в один миллион рублей тем врачам, которые согласятся проработать в сельской местности не менее пяти лет.
Однако Васильева рассказывает, что некоторые медики возвращают эти деньги, не желая отбывать полный срок, либо немедленно уезжают по истечении пяти лет. По ее словам, врачей невозможно заманить на постоянное проживание в сельскую местность, пока там в целом не улучшилась инфраструктура.
«Ответственность колоссальная, работа по-настоящему трудная, реально сложная. Врачу могут пообещать жилье, а потом не дать. Нет школ, детей приходится куда-то возить, а дороги плохие. Вообще нет общественного транспорта. И это далеко не все».
Сидя в своей амбулатории в Ильинском, где на входе лежат листовки, предупреждающие об опасности туберкулеза и СПИДа, Соколов с горечью говорит о том, что Кремль финансирует Москву в ущерб провинциям.
Москвичам живется легче — у них сравнительно неплохое здравоохранение, они довольны и не протестуют против властей, говорит он. «Москва живет за счет остальной России. Для чьей защиты все это делается?» Он тычет пальцем вверх, как бы указывая на человека, который руководит страной последние 20 лет.
Ильинское — не единственное село в этом районе, где сократили медицинское обслуживание. В соседнем селе Кудиново на 3 000 жителей сегодня всего один врач. Второй недавно решил заняться частной практикой, а фельдшер умер.
Утром рабочего дня десятки людей ждут своей очереди в переполненном коридоре, чтобы попасть на прием к единственному оставшемуся врачу Галине Рыженковой. Некоторые ждут по два часа. В маске только один человек, хотя пандемия продолжается. Устаревшие плакаты советуют пациентам извещать врача, если они в последние две недели ездили в Китай или контактировали с китайцами.
«И так каждый день», — говорит Рыженкова, принявшая примерно 50 детей и 20 взрослых. Из-за нехватки персонала нагрузка у нее увеличилась, но она называет себя патриоткой и гордится тем, что проработала в Кудиново 30 лет.
Вместе с тем, она понимает, почему трудно найти замену ее коллеге, которая недавно ушла в частный сектор: «Когда ты молод, тебе хочется иметь хорошую работу, хороший кабинет, у тебя есть амбиции».
Жительница села Кудиново Светлана Степанова, приведшая в клинику внучку на прививку, говорит, что системе здравоохранения нужно больше людей.
«Здесь в очереди можно прождать два с половиной часа, — заявляет она. — И это 21 век».
Кремль объявил здравоохранение приоритетом и заявляет, что закрытие больниц в отдаленных районах — это часть масштабного плана по консолидации ресурсов, чтобы создать высокотехнологичные централизованные медицинские учреждения.
Эксперты признают, что унаследованная от Советского Союза раздутая система нуждалась в реформировании, однако проводились эти скопированные с либеральных западных моделей реформы бессистемно и непродуманно. От их реализации больше всего пострадали жители российской глубинки.
«Нельзя сказать, что Россия вообще не тратит деньги на здравоохранение, — сказала эксперт по российской медицине доктор Джудит Твигг (Judyth Twigg), работающая старшим научным сотрудником в вашингтонском Центре стратегических и международных исследований. — Есть национальные проекты. Они построили огромное количество высокотехнологичных больниц и клиник, причем не только в Москве, но также в Санкт-Петербурге и других крупных и средних городах. Но одновременно с этим в других районах медицина приходит в упадок».
По словам Твигг, ситуация на селе «ужасна», и практически никаких улучшений не предвидится.
«Нет политических стимулов для инвестиций, потому что сельские избиратели все равно обычно голосуют за Путина. В плане демографии село вымирает, поэтому о политических взглядах селян мало кто думает».
Соколов согласен с тем, что он и его коллеги забыты и заброшены. «Сейчас печальное время, и лучше не говорить об этом», — заявляет этот дед двоих внуков.
«Я чувствую себя человеком из другого века».
