Хотя в Белом доме, судя по всему, вскоре обоснуется новый хозяин, внешняя политика и дипломатический тон Вашингтона в разговоре с Москвой и Пекином существенно не изменятся. На фоне серьезных разногласий с Россией и Китаем по ряду вопросов США идут с обоими государствами на обострение. Поэтому на скорое улучшение отношений рассчитывать не стоит.
Однако чем холоднее ледяной фронт между Вашингтоном и Пекином с одной стороны и Москвой с другой, тем теплее отношения Китая и России. Из заклятых врагов времен холодной войны они превратились в стратегических партнеров, и многие даже рассуждают о возможности военного союза в будущем.
Как работает политическая динамика, определяющая отношения между Китаем, Россией и США? Как будут развиваться отношения сверхдержав в дальнейшем? Как в нее впишется администрация Байдена, и каковы возможные последствия для Европы?
За ответами на эти животрепещущие вопросы мы обратились к Велине Чакаровой (Velina Tchakarova). Она — реалистка и директор австрийского аналитического центра Институт европейской политики и политики безопасности (AIES). Чакарова — специалист по отношениям между Китаем и Россией и сейчас работает над книгой.
Resett: Почему вы считаете себя политической реалисткой? Как вы рассматриваете поведение государств в международной системе?
Велина Чакарова: Двадцатилетний опыт убедил меня, что государства и глобальные корпорации в международных отношениях руководствуются скорее собственными интересами, целями и насущными потребностями, чем высокими нравственными установками и принципами.
Я называю это «реальной политикой». Через ее призму я анализирую и оцениваю мотивы, интересы и долгосрочные цели государственных и негосударственных субъектов в международной системе. Сценарии будущего и тенденции развития я оцениваю на основе геополитического и геоэкономического подхода и системного мышления.
Велина приводит изречения великих умов академической теории — ключевые, как она считает, для понимания реализма. Лорд Пальмерстон сказал: «У нас нет ни вечных союзников, ни постоянных врагов, но постоянны и вечны наши интересы, и защищать их — наш долг». Ханс Моргентау считал так: «Международная политика, как и политика вообще, — прежде всего борьба за власть». А Роберт Гилпин говорил: «Это отнюдь не означает, что власть и безопасность — единственные или важнейшие цели человечества. Мы, люди, ценим красоту, правду и добро». Но реалист при этом сознает, что все эти высшие, более благородные цели пропадут втуне, если не обеспечить безопасность в борьбе социальных групп за власть. В основе реализма лежат нравственные обязательства. Моргентау и других реалистов объединяет вера, что этическая политика потерпит неудачу, если не принимать во внимание реальные мотивы государств и их теоретическую основу.
«У каждого конструктивиста, движимого высокими, благородными идеалами, есть хороший план — но до первой пощечины от реальной политики!» — заключает Велина.
— В 2015 году вы придумали термин «дракономедведь» для процветающего партнерства Китая и России. Откуда у Пекина и Москвы появились стимулы к сотрудничеству? И как вы считаете: может ли их партнерство в будущем перерасти в настоящий военный союз?
— У Китая второй в мире военный бюджет, и он сильно заинтересован в углублении оборонного сотрудничества с Россией — рассчитывая получить от Москвы доступ к передовым технологиям и современному оружию. В этом вопросе Россия кажется идеальным партнером на будущее. Стоит отметить, что военное сотрудничество лежит в основе стратегических двусторонних отношений и, следовательно, требует высокого уровня доверия.
Совместные учения уже стали важной частью двустороннего сотрудничества. Вооруженные силы России и Китая оттачивают взаимодействие и уже провели совместные учения в Средиземном и Японском морях. Их оборонное сотрудничество ширится в рамках Шанхайской организации сотрудничества (ШОС), чья роль в регионе окрепла с присоединением Индии и Пакистана (при этом Иран получил статус наблюдателя). Исключать краткосрочный военный союз между Москвой и Пекином — на основании общих интересов по противодействию американскому влиянию в космосе, в Арктике и Евразии — в ближайшие несколько лет я не могу.
— Вы утверждаете, что мы движемся к двухполярному миру — особенно в сфере технологий, где доминируют китайский и американский лагери. Сможет ли Россия сохранять в этой борьбе нейтралитет? Этого ли добивается Москва?
— Текущее состояние технологий и цифровой области уже таково, что американские и китайские компании властвуют в ней безраздельно. Оспорить их господство остальной мир уже не в состоянии. На данном этапе ни одно государство не сможет достичь цифрового суверенитета, пусть ЕС частично к нему и стремится. Россия со своей стороны, вероятно, впадет в технологическую зависимость либо от США, либо от Китая, поскольку у Москвы нет средств, чтобы вернуть себе лидерство наравне с двумя системными державами.
Из-за неблагополучных отношений с Западом, которые вряд ли улучшатся при администрации Байдена, Москва, по всей видимости, нацелится на технологическую сферу Китая. Некоторые сигналы уже на это указывают. 1) Компания Huawei расширила свои инвестиции в исследования в России на фоне напряженных отношений с Западом. 2) Многие российские компании уже согласились развивать сети 5G на базе китайских технологий. 3) Китай и Россия уже сотрудничают над созданием общей цифровой платежной системы, чтобы заменить SWIFT, в которой верховодят США. 4) Общая интернет-платформа. 5) Запуск космических спутников. И это лишь некоторые из имеющихся примеров.
— Китай явно могущественнее России и к тому же расширяет свое влияние как экономически, так и в сфере безопасности — причем в исторической сфере интересов России. Есть риск, что Москва в будущем окажется чересчур зависимой от китайских технологий. Есть ли препятствия для этого партнерства, и может ли оно перерасти в соперничество?
— Исторически Москва и Пекин — естественные соперники. Когда общая основа для системной координации исчезнет, их отношения снова перерастут в соперничество. В международных отношениях все циклично. Их двустороннее партнерство воспринимается как временный неравный брак, где тон в большинстве случаев задает Китай, а Россия скорее подчиняется. Таким образом, этот брак по расчету рано или поздно обречен на развод. Стоит отметить, что на отношениях сказываются и экономические, финансовые и коммерческие неудачи. Кроме того, в определенных политических и региональных областях, где у Пекина и Москвы конфликт интересов, есть давление снизу вверх. Эти факторы могут затормозить прогресс консолидации Медведя и Дракона.
У России есть въевшийся страх перед китайским влиянием — особенно в Средней Азии и на Дальнем Востоке. И это помимо других традиционных сфер влияния: Балканы, Восточная Европа и остальные бывшие советские республики. Более того, Африка и в какой-то степени Латинская Америка могут стать площадками для тактических конфликтов — в частности Венесуэла, Судан и так далее. Более того, их интересы в энергетическом секторе не пересекаются, поскольку Россия — один из крупнейших экспортеров нефти, а Китай возглавляет список крупнейших импортеров и поэтому намерен разнообразить свой портфель поставок. Когда Китай объявил о намерении прекратить выбросы углерода к 2060 году, руководство России уже выразило озабоченность насчет будущих инвестиций и проектов в нефтегазовом секторе.
Сближение носит скорее тактический, чем стратегический характер, и следует поговорке: «Держи друзей близко, а врагов — еще ближе». Москва будет сохранять приемлемый для себя статус-кво и даже развивать отношения, пока рост Китая не превратиться в прямую угрозу стратегическим интересам России в автономии и безопасности на ее периферии. Москва никогда не допустит Pax Sinica [«китайского мира» по аналогии с американским Pax Americana или римским Pax Romana] в континентальной Евразии и прилегающих территориях, которые веками были русской вотчиной.
— Как, по-вашему, будут развиваться отношения США с Россией и Китаем при администрации Байдена?
— Администрация Байдена будет с Китаем намного мягче, и я не исключаю, что деловые отношения с некоторыми китайскими провинциями восстановятся, например, на юге, где с определенными американскими деловыми кругами и крупными корпорациями традиционно обширные деловые контакты. В этом разрезе я склонна видеть в победе Байдена большой потенциал для дипломатической перезагрузки американо-китайских отношений.
Американо-российские отношения, с другой стороны, будут далеки от стабильности — без каких бы то ни было реальных перспектив на улучшение. Проблема нераспространения ядерного оружия, безусловно, послужит прочной основой для двусторонних переговоров, поскольку в 2021 году придется продлевать новый договор СНВ. Однако, помимо этой темы, я не вижу других областей, представляющих общий интерес. Возможно, Байден будет дипломатически сотрудничать с различными международными и региональными организациями в решении «мягких» вопросов — вроде изменения климата, отказа от выбросов углерода, экономического восстановления после covid-19, реформы ВТО и т. д. Байден, вероятно, захочет возобновить многосторонний диалог: по ядерной сделке с Ираном (СВПД) — с Китаем и Россией, по терроризму — с европейскими партнерами и, наконец, о прекращении войн на Ближнем Востоке.
Но, несмотря на дипломатический подход Байдена к потенциальному сотрудничеству в этих областях, я предвижу, что Дракономедведь при его администрации продолжит набирать силу.
— Допустим, отношения между США и Китаем и продолжат охлаждаться, а партнерство Москвы и Пекина — теплеть. В каком положении окажется Европа, если основанный на правилах либеральный миропорядок ослабнет еще больше?
— Победа Байдена — безусловно, отличная новость для Европы, причем как для ЕС и его институтов, так и для государств-членов. Они рассчитывают, что США вернутся к многосторонности — в частности, возобновят отношения с ВОЗ, сделку с Ираном, Парижское соглашение и т. д. Связи Вашингтона с Европой в рамках многосторонних структур и партнерства определенно упрочатся. То же самое и с НАТО, ведь трансатлантические связи при администрации Трампа пошатнулись.
Однако Байден, как и Трамп, окажется в тупике у себя дома, если попытается продвигать совместные инициативы с Европой. Европейские партнеры будут стремиться ослабить зависимость от США в ключевых областях: безопасность и оборона, технологии, торговля и т. д. Наконец, Брюссель и европейские столицы попытаются нащупать баланс в отношениях с Вашингтоном и Пекином, не вставая при этом ни на чью-либо сторону как можно дольше.