Белорусские протесты, как заметил один наблюдатель, «перепахали» страну — для белорусского общества теперь немыслимо возвращение к временам «чарки и шкварки» и бессрочного правления Лукашенко в обмен на минимальное благосостояние. Однако реальное воздействие этих событий на региональную геополитику (не путать с медийным резонансом) явно не соответствует накалу внутриполитического противостояния. Реакция Запада, и в первую очередь Евросоюза, сильно отличается от того, что мы видели во время двух украинских Майданов.
Дефицит влияния
ЕС в целом (подходы отдельных стран могут отличаться) очень медленно и неохотно отходит от курса на минимальное участие в белорусском кризисе. Он не признал исход выборов и победу Лукашенко, но не признал в качестве президента и Тихановскую, призывая стороны к аморфному национальному диалогу.
Первые персональные санкции были введены только в середине октября, а санкционный список изначально был в четыре раза короче, чем его аналог 2011 года, хотя масштаб тогдашних репрессий был несравнимо меньше нынешнего. Самого Лукашенко включили в список лишь в середине ноября.
Интенсивные телефонные переговоры европейских лидеров с Москвой в начале кризиса, в ходе которых в том числе передавались послания в Минск, показывают, что в Европе стремились избежать обострения в отношениях и с Россией, и с собственно белорусским руководством.
Поведению ЕС есть удобное формальное объяснение. Принято считать, что белорусская революция не является «геополитической». Белорусы не хотят делать выбор между Западом и Россией, а потому, дескать, пусть разбираются сами. Но такое объяснение вряд ли устроит тех, кто указывает, что Россия-то свой выбор сделала и недвусмысленно поддержала Лукашенко. Ссылку на то, что ЕС в принципе не способен на быстрые решения, а в пандемию особенно, тоже трудно принять полностью — особенно если вспомнить украинский опыт.
Скорее причины сдержанности ЕС надо искать в другой плоскости. И первая из них довольно очевидна — на белорусском направлении позиции России попросту неизмеримо сильнее, чем у ЕС. Причем речь здесь не только об экономической и медийной зависимости Минска, общих интеграционных структурах и карьерных лифтах для белорусской элиты в российском бизнесе. Не меньшее значение имеет готовность России к эскалации — готовность в случае необходимости использовать силовые инструменты.
Кроме того, у Москвы есть на выбор разные варианты дальнейшего поведения. Она может сделать ставку на сохранение у власти Лукашенко, который, несмотря на всю смелость его риторики, никогда не переступал красных линий и не стремился увести страну на Запад. Наоборот, отказываясь от реформ, он гарантировал сохранение зависимости от российских субсидий.
Но Москва может поставить и на конституционную реформу, по итогам которой пророссийская партия завоюет доминирующие позиции в белорусском парламенте. Или выбрать еще какой-то способ привести к власти в Минске собственную клиентелу. Это совсем не обязательно произойдет, но может произойти при определенных обстоятельствах.
На этом фоне влияние ЕС выглядит блекло. Брюссель вроде бы перезагрузил отношения с Минском после 2015 года, но не пошел дальше. ЕС, пусть и оправданно, отказался от идеи перекупить лояльность Лукашенко и не стал предоставлять стране финансовую помощь, на что белорусский режим очевидно рассчитывал.
Одновременно ЕС не требовал внутриполитической либерализации, из-за чего утратил симпатии проевропейских белорусов и создал у режима иллюзию, что отныне Европа всегда будет игнорировать внутриполитическое измерение ситуации. Для этого достаточно лишь рассказывать европейским послам истории о российском давлении и время от времени арестовывать пророссийских блогеров или условных вагнеровцев.
Красноречивой иллюстрацией того, насколько слово ЕС утратило всякий вес в Минске, стали европейские дипломаты, которые в сентябре приехали домой к Светлане Алексиевич, чтобы защитить ее от ареста. То есть если бы не физическое присутствие европейских граждан с дипломатическим иммунитетом, она была бы арестована, несмотря на все протесты и выражение озабоченности ЕС. Впрочем, впоследствии Алексиевич все равно пришлось покинуть страну.
Результаты перезагрузки
Однако влияние можно было бы постепенно нарастить, если задаться такой целью. Поэтому есть у европейской пассивности и другие причины. Очевидно, ЕС очень не хочется делать работу над ошибками и публично обсуждать то, почему политика солнечного тепла в адрес Лукашенко закончилась провалом. Выяснять, почему все эти рукопожатия, приезды на помпезные форумы в Минск, мантры о великом вкладе Лукашенко в украинское урегулирование не принесли никаких результатов, и он легко пожертвовал нормализацией с ЕС ради удержания власти.
Возможно, за неумение анализировать и предсказывать кому-то из лоббистов сближения с Лукашенко в ЕС пришлось бы понести политическую ответственность, а то и поплатиться карьерой. Поэтому желание европейцев уйти от разбора полетов вполне объяснимо, но без этого трудно разработать принципиально новую политику. Особенно если это будут делать те же люди.
Вполне возможно, в ЕС есть надежды, что Россия так или иначе сместит Лукашенко или, по меньшей мере, добьется от него значимой конституционной реформы. Наверное, такой исход устроил бы Евросоюз. Белорусская политика тогда стала бы более конкурентной, что дало бы ЕС возможность постепенно увеличивать свое влияние в стране без открытого геополитического конфликта.
Тут показателен молдавский пример, где, как известно, сначала Россия и Запад совместными усилиями отстранили от власти олигарха Плахотнюка, потом на время усилились позиции пророссийских сил во главе с президентом Додоном, но через шаг президентские выборы выиграла проевропейская Санду.
Наконец, еще одна важная причина сдержанности ЕС по отношению к белорусскому кризису — то, что Брюсселю сейчас просто нечего предложить Минску, за исключением разве что безвизового режима. Речь не только о пресловутой перспективе вступления, но и об элементарной макрофинансовой поддержке.
Для реформирования белорусской экономики понадобятся миллиарды долларов, чтобы смягчить трудности переходного периода. Получить политический мандат на такую помощь для Брюсселя сегодня нереально, а растолковывать белорусам преимущества различных «расширенных и углубленных» партнерств без предоставления денег — бесперспективно.
Пути к обострению
Фундаментальная проблема, однако, состоит в том, что весь этот анализ сделан с позиций сегодняшнего дня, а белорусская революция далека от завершения. Есть как минимум три сценария, при которых ЕС и Россия не смогут удержать свои белорусские противоречия от перерастания из нынешней мягкой конкуренции в открытый геополитический кризис по типу украинского.
Первый предполагает резкое нарастание российского влияния. Если ситуация в белорусской экономике резко ухудшится, в том числе в результате западных санкций, то России придется это компенсировать. Тогда у Москвы может возникнуть соблазн получить взамен какую-то собственность, продавить политическую интеграцию, а главное, с точки зрения Запада — разместить там новые военные базы.
В этом случае европейские страны выйдут из зоны нынешнего комфорта и начнут активно противодействовать России, что приведет к конфликту вне зависимости от того, насколько серьезно белорусская сторона будет сопротивляться попыткам ограничить свой суверенитет.
Второй сценарий, наоборот, связан с переходом белорусской революции в геополитическую фазу. Социологические данные свидетельствуют, что российская поддержка для Лукашенко подрывает пророссийские симпатии среди белорусов. У значительной части общества появляется — или, точнее, восстанавливается — геополитическая ориентация на Европу. Если над колоннами протестующих начнут развеваться флаги Евросоюза (что вполне возможно, как показывает украинский, грузинский да и собственно белорусский опыт 2010 года), то ЕС придется менять свою политику, делая ее более активной.
Наконец, третий сценарий предполагает новую перезагрузку отношений между Брюсселем и Минском. Если Лукашенко останется у власти, то это почти невероятно. Но если его сменит преемник из числа деятелей режима или тем более какая-то новая фигура, то такой исход практически неизбежен. И в этом случае терпения может не хватить уже у Москвы.
Так что когда мы говорим, что белорусский кризис не повлиял на отношения России и ЕС, нужно добавлять слово «пока».
