Эта статья написана в конце 2017 — начале 2018 годов о событиях, которые произошли со мной и моей Украиной. Публикуется впервые и только сейчас, в 2020-м году: из-за угроз со стороны крайне правых националистов мне пришлось дождаться, пока мои старшие дети уедут из страны. В то время, среди прочего, был акт вандализма по отношению к еврейской школе, где учился мой сын, также мне дали понять, что дочь «не закончит» медицинский университет в 2018-м. Лично я тоже уже почти два года живу за рубежом. Нет, я не эмигрировал, моя семья уехала по контракту. Безусловно, описанные ниже события были последней каплей для принятия этого решения. Возможно, когда-нибудь у меня снова возникнет желание приложить свои силы и творчество для Украины. Название статьи, несколько громкое, придумано председателем еврейской общины Винницы. Имён ничьих не пишу — для моей новой книги в этом нет необходимости.
Пролог
Начну с того, что с ноября 2017-го я больше не преподаю в университете. Почти за три года до этого завкафедрой упрашивал меня взяться за дело, ходил за мной, писал письма. Полгода. Я согласился: мне нравится преподавать, у меня большой опыт и стаж (в 16,5 лет мне завели трудовую книжку, как педагогу Дома учителя).
Студенты ВУЗа оставляли благодарные видеоотзывы — они есть на моём YouTube. Этот университет когда-то окончили мои родители. В память об их Alma Mater мне хотелось сделать что-то особенное. Два года я работал ассистентом кафедры, к слову, получая в эквиваленте около 1,2 евро за лекцию. (В то же самое время такой же частный урок у меня стоил 45 евро. Люди специально приезжали ко мне заниматься из разных стран многие годы. Теперь — по Скайпу).
19 сентября 2017 года был подписан указ ректора о назначении меня на должность доцента кафедры журналистики, рекламы и связей с общественностью Винницкого государственного педагогического университета им М.Коцюбинского. Есть такая законодательная норма, когда звание Заслуженного (деятеля искусств Украины) приравнивается к должности доцента (и именно так должно было быть с первого дня преподавания в университете, а не только на третий учебный год).
Но доцентом пробыл я недолго: всего полтора месяца. Приказ об увольнении «по собственному желанию» подписан 3 ноября. (Особенно огорчило, что тот же завкафедрой ни слова поддержки или благодарности не написал, даже приватно: «спасибо, например, что были с нами». Накануне рокового разговора он активно и мягко приглашал меня «на ковёр». А ведь за два месяца до этого, в сентябре, из-за интриг в ректорате, я ему говорил: «Должности я не просил — к чему эти унижения? Я ухожу». Но тогда он уговаривал остаться.)
Моя зарплата доцента была «существенно выше» и составляла примерно 1,9 евро за лекцию. Фактически, моё преподавание — это акт моей собственной благотворительности по отношению к государству.
Чтоб не устраивать «охоту на ведьм» скажу только, что разговор об увольнении был в самом «высоком» кабинете университета. Резюмируя его, подчеркну: такого унижения я не испытывал никогда в жизни. Никогда. К счастью, не нарушая ничьих прав, не для публикации, лично для себя и своих потомков, разговор был записан. Переслушивали с женой запись, и она не раз удивлённо спрашивала: «Как ты вообще позволил с собой так разговаривать?»
— Что я такого сделал?— недоумённо спросил я в кабинете после того, как на меня вылили ушат грязи. — Написал литературное письмо покойному отцу и два стихотворения? Согласен — написано талантливо. Но разве этого достаточно, чтобы меня уволить и отдать на растерзание ультраправым?!
— Мы не хотим впутывать университет в эту историю. А вас ассоциируют с университетом. Вы хотите, чтоб завтра под университетом стояли палатки? Когда идёт война — не время высказывать своё мнение, — и мне на расстоянии показали какой-то документ с десятком подписей, сообщив, что это — коллективное обращение граждан. Я спросил: это подписи педагогов и студентов? Мне ответили, что нет.
(Вспомнил Довлатова: «Мы без конца ругаем товарища Сталина, и, разумеется, за дело. И все же я хочу спросить: кто написал четыре миллиона доносов?»)
— Во-первых, — продолжал я, — у нас в стране официально войны нет. Во-вторых, не понимаю, каким образом события 1919-1927 годов могут иметь отношение ко мне и к сегодняшнему дню? В-третьих, знаете ли, в этой ситуации промолчать я не мог и не имел права! Мои зарубленные петлюровцами прадеды уже сами за себя не скажут. И ещё: через годы университет будет гордиться тем, что у вас был такой честный и принципиальный преподаватель и гражданин своей страны. А сегодня вы променяли сомнительный бронзовый памятник на живого человека, настоящего, при этом ещё и ценного специалиста. Напомню, что за ваши копейки вы годами не могли найти преподавателя по моей дисциплине…
Короче говоря, пока я (через полтора часа от начала разговора) не написал заявление об уходе, меня из кабинета не выпустили.
Мне даже не позволили довести своих студентов до декабрьского зачёта — всего какой-то месяц — тех детей нового курса (4-й курс журфак), которым в течение года я преподавал фотожурналистику. Тем более, что ежегодно почасовики пишут заявление на весь учебный год, то есть до лета 2018-го. Так что официальная версия университета, озвученная ректором журналисту газеты «33-й канал» (№ 46 (1358) от 08.11.2017), не соответствует действительности:
«— Никто никого не увольнял! Просто Зорий вычитал все часы студентам, о которых было договорено наперёд, — объяснила ректор университета. — Извините, у меня сидят люди в кабинете… Больше я вам смогу рассказать об этом позднее».
Позднее разговор так и не состоялся…
Иронией судьбы, свобода слова, которая должна культивироваться и воспитываться в студентах именно на кафедре журналистики, на первую же поверку оказалась фиктивной…
Прежде, чем начать рассказ о том, из-за чего разгорелся конфликт, хочу опубликовать фотографии из 2014 года, задолго до описанных событий (см. оригинал статьи). На первых двух: центральная синагога Винницы на улице Соборная, 62. Её вход облит чёрной краской, и рядом на стене под трафарет написано: «Украинец — ты здесь хозяин».
Третье фото: я стою у подъезда своей студии: ночью на стене возле него кем-то были нарисованы большие звёзды Давида, чтобы, очевидно, как в незапамятные времена, отметить еврея в этом месте. Обратите внимание: городские службы закрасили звезду так, чтоб всё равно было понятно, о чём речь.
Хронология событий
Так что же произошло в октябре семнадцатого? Поскольку это не интервью, не резюме, а письмо потомкам — этот материал предназначен для автобиографической книги (тот же завкафедрой очень гордился в своё время, что в выходных данных тиража будет указано, что автор — доцент «нашего» университета) — ниже будут процитированы основные (не все) публикации в хронологическом порядке. Так, как они предлагались читателю в социальных сетях и прессе, что вызвало большой скандал и резонанс в обществе.
12 октября 2017 мне стало известно, что в Виннице, в старом еврейском квартале под названием «Иерусалимка», во дворе особняка бывшего промышленника Боруха Львовича, где была домашняя синагога и молитвенная школа для еврейских девушек (позже городские власти в ответ на письмо ВААД напишут, что не нашли этому документального подтверждения, но фото из государственного архива Винницкой области опровергает это), планируют открыть памятник атаману Симону Петлюре. Ниже будет приведена позиция директора областного архива, из которой станет ясно, почему это «потерялось».
Итак, кто такой Петлюра и каков на него еврейский взгляд? Вкратце.
Известный историк и генеалог Надя Липес приводит фрагмент стенограммы судебного заседания в Париже над Самуилом Шварцбардом, который среди бела дня в 1926 году застрелил Симона Петлюру:
«… (Свидетель защиты) Чериковер, собиратель информации обо всех погромах на территории бывшей Российской империи на суде говорил:
"Я — журналист и историк. Спасаясь от большевиков, я вывез с собой из Украины огромный архив о погромах на Украине. Я это сделал из опасения, что большевики воспользуются этим в своих целях. Этот архив заключает в себе около 10 тысяч документов, среди которых имеется много подписанных Петлюрой приказов с прямым призывом к погромам.
Изучив эти материалы, я убедился в том, что вся ответственность за погромы падает исключительно на Петлюру, стоявшего во главе армии, правительства и всесильной военной партии. Совет министров при Петлюре не имел никакого значения. Своей властью сам Петлюра, например, приказал расстрелять одного атамана, который нарушил какой-то его приказ. Петлюра самостоятельно издавал распоряжения и заключал договоры с иностранными государствами. Премьер и министр иностранных дел Чеховской, например, узнал об объявлении войны России… только из газет! Трудовой конгресс хотел организовать комиссию для контроля над действиями директора, однако, Петлюра отказался утвердить такую комиссию. Власть Петлюры простиралась над всеми… кроме погромщиков. Отвечая делегациям евреев и украинцев, протестовавших против погромов, Петлюра говорил: «Я не буду препятствовать армии, пусть она делает, что хочет». А Грушевскому Петлюра по этому же поводу заявил, что погромы поддерживают дисциплину в армии. Воззвания министров и различных организаций не имели никакого значения, ибо власть фактически целиком была в руках Петлюры. Виновник житомирского погрома, полковник Петров, через полгода был назначен помощником военного министра. Когда в 1919 году Петлюре доказали, что атаман Ангел является организатором погромов, Петлюра отказался его наказать. Винниченко в своей книге «История Украины» обвиняет в погромах Петлюру. Бандиты и погромщики Ангел, Волынец, Струк являлись офицерами регулярной украинской армии и стояли во главе полков имени атамана Петлюры.
Кампенши (прокурор):
— Но ведь Петлюра выпускал прокламации против погромов.
Чериковер:
— Когда Петлюра писал эти прокламации, он всегда это делал через много месяцев после погромов. Писать такие прокламации — это все равно, что вызывать пожарных через много времени после того, как здание уже сгорело».
Для краткой справки, думаю, этого диалога более, чем достаточно. Каждый может изучить историю в подробностях самостоятельно.
Работая над своей книгой, я провёл целый год в различных архивах и прекрасно знал, что бандит и убийца, наркоман, «сидевший» на морфии, атаман УНР Евгений Ляхович, подчинявшийся Петлюре, в сговоре с соколецким православным священником (в доме которого ещё и хранил награбленное), организовав банду (в том числе и из крестьян), зарубил большую часть населения местечка Брацлав. Среди прочих погибли мои прадед Хаим Аронович Файн, прапрадед Хаим Эрш Дикерман и большая часть семьи Уманских, к которым принадлежала моя бабушка по отцу Дора (об этом я говорил и кабинете перед увольнением). На правительственном портале имена Ляховича и священника, с подачи одного винницкого писателя, записаны, как «герои освободительного движения». Все скриншоты сохранены.
Мои публикации в блоге zoriy.com и фейсбуке получили всемирный резонанс. Моё литературное «Письмо покойному отцу» и два стихотворения «У моих детей украли Винницу» и «Покрова» были перепечатаны разными мировыми СМИ. Из Штатов и Германии доносились отголоски, что евреи распечатывают эти стихотворения, и затем читают друг другу. Здесь же, в Виннице, местная пресса сразу начала разжигать межнациональную ненависть, клеймить. Только вчитайтесь в этот текст: «злой стих», «Файн — заслуженный деятель искусств, как он себя величает», «разогнал истерию», «Файн рисует из украинцев лютых нелюдей» и прочее. Экземпляры газет сохранены. Вслед за этим многие доморощенные авторы в пику мне пытались писать контрстихотворения, примерно такого содержания: у нас никто не крал «красуню-Винницу». И это выглядело смешно и пошло.
13.10.2017 я написал в блоге (оригинал цитаты на украинском языке сохранён):
«В среду винничанину-еврею, историку, позвонила девушка от правящего исторического общества города и аккуратненько так спросила: „А что вообще думает еврейская общественность об открытии памятника Петлюре?" А он ей ответил: „А что вообще вы нас спрашиваете за четыре дня до открытия?!"
Поразмыслив над ситуацией, я решил: несмотря на то, что завтра у меня первый свободный день за последнее время, который я планировал провести с малышкой — к сожалению, нет. Я возьму свой фотоаппарат — и прочь на целый день из Винницы! Куда-нибудь в леса, в поля — отпраздную День защитника Украины за пределами обесчещенной Винницы, чтоб даже духа моего не было в городе среди тех, кто примет участие в этом позорном мероприятии! Мероприятии, которое рушит основы гражданского общества, основы добрососедства и уважения к своим согражданам.
Считаю, что время за пределами города будет не только полезным, но и хоть как-то оправдает моё бессилие что-либо в этой ситуации изменить».
После этого сообщения общество «вспенилось» и, буквально, раскололось. Бульварная интернет-газетка посмеивалась: «что б Файн не писал, а антиукраинский флешмоб всё не заходит и не заходит». (Новомодная тенденция газетчиков: все, кто с чем-либо не согласен, «играют на руку агрессору».)
Но несколько настоящих патриотов сознательно на мероприятие не пошли, хотя собирались. Они писали мне приватно, соглашаясь, что этот памятник никому не нужен — это активно насаждаемый раздор в обществе.
13.10.2017 я написал литературное письмо покойному отцу:
«Фимка, через пять дней тебе бы стукнуло семьдесят. Но, знаешь, хорошо, что ты до такого не дожил. Твой дед, Хаим Ааронович, в честь которого ты назван, наверное, тоже так считает. Он умер молодым — зарезан во времена разгула банд петлюровщины в 1919 году. Твоя бабушка Бейла прятала деда Дувыда и ещё шестерых детей — Мойшу, Шлойму, Этлю, Брану, Чарну и Рахмила — по подвалам. Зря она это делала. Через сто лет Петлюра пришёл снова в твой дом. Он теперь сидит, весь такой бронзовый, холёный, посреди еврейской Иерусалимки в своих начищенных сапогах. Завтра утром толпа господ принесёт к его ногам цветы, с трибуны прозвучат елейные речи. Правильно, что нас убивали. Кому мы нужны в этом богом забытом галуте?
А где твой зарубленный прадед Хаим Эрш Дикерман? Его дочь мне со слезами рассказывала, как они всю жизнь искали его могилу где-то по дороге в Марксово (в сторону от Брацлава — прим. автора). Бабушка Бейла всех спасла, кого могла, а сама погибла в концлагере. Смысл был спасать? Твой отец, мой дед Дувыд, с братом Шлоймой после детдома работали по ночам, как проклятые, чтобы дать тебе и старшим дочерям хорошее образование, очень гордился, что ты стал учителем. Но кого ты сорок лет учил любить Украину? Да так рьяно учил, что вся 27-я школа с тобой стала, как единый «грузинский» хор. Особенно, когда ты заводил «Червону Руту»? (Он был учителем пения — прим. автора). Посмотри на них! Они молчат, они сидят по своим «хатам с краю» и думают, что беда обойдёт их стороной. И даже за своего любимчика-Фимку слова не замолвят. Не-не, не те времена. Разве бронзовым сапогом можно наступить на горло?
И дед мой зря за них воевал. Оба деда. Что дала тебе эта победа? Ты умер в нищете, а бездарные совковые врачи сделали тебе в онкодиспансере операцию, даже не выяснив, что у тебя был диабет! Ты не хотел уезжать. И мама не хотела. А могли. Всегда могли. В любой момент. И мне вы зря привили эту долбанную любовь к Родине. Родине, которая сто лет назад, сегодня и через сто лет будет меня душить начищенным сапогом, хозяин которого для моих соседей — герой и образец для подражания. Почему гитлер не вырезал всех нас до конца? «Проклятые красные», как сейчас кричат «патриоты», ему помешали. Эх, жаль. Самим-то как-то аж неудобно. Спи, Фимка, если памятник на твоей могиле разобьют, я поставлю тебе новый! Спи и радуйся, что ты так вовремя от нас ушёл. А я пока повоюю за наших. Встретимся не скоро.
Да, забыл сказать! Я сегодня деду твоему написал стих. Сам знаешь, стихи обычно не пишу, а тут, ехал из Тяжилова, от твоей школы — да так прямо посреди дороги на аварийках и остановился. Поднимаю глаза — рядом стоит троллейбус и ждёт, пока я закончу строчить в телефон! Не сигналил, просто ждал. Надеюсь, тебе, деду Дувыду и прадеду Хаиму понравится.
У меня вчера украли Винницу,
Посадив на лавочке Петлюру,
Вместо деда моего, который вырезан
В девятнадцатом году продажной шкурой.
На Иерусалимке, в тихом дворике,
Никогда вы идиш не услышите,
Там сидит печальный, как надгробие,
Идол и его кровавый след.
У моих детей украли Винницу
И у ваших — тоже, вы не думайте.
Там, где ложь, и за неё не стыдно нам —
Там позор и будущего нет.
Твой Зорик."
Посыпалось множество вопросов. Благодаря поднятой теме, сотни людей попытались разобраться, кто же такой был этот Петлюра? Быстренько «скормить» обществу «легенду о герое» не удалось.
14.10.2017 — День защитника Украины (назначен Указом Президента в 2014 году и приурочен ко Дню Украинского казачества и православному празднику Покрова). В этот день в 2017 году и открыли памятник Петлюре. Я написал второе стихотворение, посвящённое городу Виннице, и опубликовал его в блоге (оригинал стихотворения — на украинском языке):
«Зорий Файн, П О К Р О В А
Осквернённый город на карте страны,
Словно точка в доверии человека человеку,
Словно голые стволы, а листья разбросаны,
Ногами ворошат их, а руки — к небу —
Защиты просят. От кого защиты?
От себя до счастья — как до горизонта.
И плачут дети, в такт им стонут седые,
Где наша страна? Где красивые люди?
Почему мне печально в собственном доме?
Или я не хозяин? Волки кто? Кто овцы?
Виновен ли в том я, что резал соседа
Мой прадед? Так не человека — а ж*да!
Настоящие герои. Защита над ними.
На каждой картине святые сыны.
А небо всё в тучах, чугунных, налитых.
Простор безграничный веревками сшитый.
Где есть такой город на карте страны?
Где точка в доверии человека человеку?
16.10.17, запись из моего блога:
«Сейчас проходит шахарит (утренняя молитва — прим. автора) в маленькой синагоге на Грушевского. Главный раввин Винницы читает псалмы. А все мы сидим, как не в своей тарелке. Псалмы в голову не лезут. У нас отняли последнее. На соседней улице, между нашей синагогой и когда-то синагогой Райхера, во дворе дома промышленника Боруха Львовича, где также была синагога — теперь сидит Петлюра. Евреи говорят, что его охраняют круглосуточно. От кого охраняют? От кучки стариков? Уверен в одном: был бы святым — в охране бы не нуждался».
17.10.2017 я написал в блоге (оригинал цитаты на украинском языке сохранён):
«Ещё раз повторяю свой главный тезис: я считаю неуместным сегодня устанавливать памятник сомнительным персонажам истории, таким, как Петлюра. Тем более, что ещё живы потомки пострадавших в то смутное время, и этот памятник — плевок им в душу. Суд в Париже в 1927 году, опираясь на показания пострадавших, полностью признал его вину (посмертно (!) — прим. автора) и оправдал человека, который его убил. Никаких других серьёзных судебных или научных собраний по этому поводу почти за сто лет не проводилось. Я, как законопослушный гражданин, готов признать любые выводы квалифицированной комиссии по этому поводу, в которую будут обязательно привлечены международные эксперты. Мнение наших доморощенных специалистов мы знаем.
Ещё раз прошу всех быть сдержанными в комментариях — раз вы затронули боль глубже — увеличились и шансы попасть в бан (быть заблокированным) даже за неаккуратное слово. Благодарю за понимание. С уважением.»
17.10.2017 появилось заявление Всемирного Еврейского Конгресса (Нью-Йорк, США) об установке памятника Петлюре в Виннице (текст в переводе с английского):
«Всемирный еврейский конгресс осуждает позорное и прискорбное решение горсовета Винницы отметить Симона Петлюру как „Защитника Украины" и словами винницкого губернатора о Петлюре как о „честном человеке". Петлюра был кем угодно, но только не честным человеком. Он был жестоким варваром, вне всяких сомнений ответственным за погромы, в которых были убиты 35-40 тысяч евреев.
Он и правительство Украинской народной республики были больше чем просто украинскими националистами — они были жестокими антисемитами, отравленными возбуждением проводимыми ими невообразимыми ужасными и нечеловеческими преступлениями против невинных людей.
Непостижимо, что человека, которого мы сегодня без всякого стеснения назвали бы террористом, празднуют в том же городе, в котором он и его режим пытались уничтожить большое и укорененное еврейское население.
Мы наблюдаем значительное возрождение еврейской жизни в Украине за последние 25 лет, со многими синагогами, школами и культурными институциями, основанными при поддержке правительства Украины начиная с 1990-х.
Возведение статуи Петлюры в одном из исторических центров еврейской жизни Украины шлет неправильный сигнал народу Украины и будущим поколениям, и подрывает крайне необходимый процесс демократии и толерантности.
Героизация антисемитов — включая так называемых националистических „героев" — не может и не должно быть терпимым. Мы призываем местные власти Винницы отказаться от такого празднования и предпринять все возможные шаги для удаления монумента Петлюре».
18.10.2017 я написал в своём блоге:
«В своём письме от 11.10.1927 года Зеэв Жаботинский высказал слово в слово мою позицию:
„Петлюра был главой украинского правительства и украинской армии в течение двух лет и больше; почти все это время продолжались погромы; глава правительства и армии их не подавил, виновных не покарал и сам в отставку не подал. Значит, он принял на себя ответственность за каждую каплю пролитой еврейской крови"».
19.10.2017, «диалог» на моей странице в фейсбуке:
«… Смотреть на это у меня нет сил. До свидания. А Вам посоветую — занимайтесь тем, что у вас получается. Фотографируйте и не суйтесь в историю».) — с такими словами вчера расфрендился доктор исторических наук, профессор, директор государственного архива Винницкой области (теперь ясно, почему не могли найти документ?), после моего перепоста заявления Всемирного Еврейского Конгресса.
От себя добавлю: я не верю историкам, которые воспринимают твёрдую позицию человека, подкреплённую фактами и документами, как личную обиду. У меня возникают сомнения, что та «историческая правда», которой владеют только они и которая почти сто лет «сокрыта от всего цивилизованного мира», достоверна. Тем более, когда против их мнения, на другой чаше весов, были такие «никому не известные личности», как, например, Альберт Эйнштейн, который открыто высказывал свою позицию во время суда над Шварцбардом.
Ну, а если бы у меня было желание «пихнуться в историю», мои комментарии мировым СМИ, которые атаковали меня двое суток подряд, были бы весьма красноречивыми. Но я не дал ни одного интервью. Никому.
(А в это время на украинском телевидении вышел специальный «документальный» фильм, где рассказывалось, что суд на Петлюрой в Париже был «полностью проплачен НКВД». Независимые журналисты буквально «по косточкам» разобрали этот исключительно пропагандистский материал).
19.10.2017, я написал в блоге (оригинал цитаты на украинском языке сохранён):
«Файн Ефим Давидович, 19.10.1947 — 29.01.2015. На его памятнике на украинском языке коротко высечено: «Любимый учитель трёх поколений. Папе от сыновей». Там всегда есть цветы и зажжённый огонёк. Спасибо ученикам и друзьям! Сорок два года он учил вас любить Украину. Но сейчас… хорошо, что его нет. Мне нечего добавить — всё написано в письме несколько дней назад.
19.10.2017, 17:40, после первой промывки мозгов руководством университета, ради безопасности своих студентов, я написал в блоге (оригинал цитаты на украинском языке сохранён):
«Уважаемые сограждане! Это моя последняя публикации относительно памятника. Не хочу, чтоб моё личное мнение и боль моей семьи кто-либо использовал на своё усмотрение и цели. Моя позиция была чёткая: необходимо было обсуждение с еврейской общественностью до установки, а его не было. Возможно, какие-то документы иначе бы повлияли и на моё, и на общее мнение еврейской общественности города.
Мы договорились с руководителем Центра истории Винницы, что в ближайшее время сядем за круглый стол, обсудим и выработаем совместное решение для дальнейшего мирного сосуществования наших общин (к сожалению, этого так и не произошло — прим. автора). Ведь украинцы и евреи испокон веков дружно жили на этой земле, помогали друг другу, и во все времена были те, кто пытался эти отношения испортить.
Также прошу прощения у всех тех, кто воспринял мои публикации, как личное оскорбление. Поверьте, никоим образом у меня не было таких намерений! Многие из моих слов были вырваны из контекста, а мои долгие аргументированные публикации никто не читал. Да, в первые дни я поблагодарил все СМИ, которые откликнулись на мои стихи и письмо покойному отцу. Но я не дал не единого комментария никаким СМИ, а они закидывали меня просьбами дать интервью. Ни единого. Потому что я не преследую никакие провокативные цели. Для меня, как и всех нас, слова — семья, честь и Родина — не пустой звук. Спасибо за понимание.
С уважением, Зорий Файн».
Ровно через час, именно это моё сообщение перепостил у себя на странице депутат винницкого горсовета, руководитель регионального отделения украинской ультранационалистической партии, и прокомментировал (авторская орфография и пунктуация сохранены, переведено с украинского, дословно):
«Снова эти люди вмешиваются в нашу страну!!! „Мирно сосуществовать" — это тогда, когда устраивать Голодомор в Украине?!!! А теперь Израиль не признаёт массовое убийство украинцев — геноцидом?!!! Единственное время, когда украинцы комфортно сосуществовали з ж*дами — это Колиивщина! Надеюсь, что украинцы поймут, кто хозяин на нашей земле и поставят все „нацменшинства" на своё место!!! Не нужно нам указывать, как нам жить, на каком языке разговаривать и на каком языке учить наших детей!!! Мы — украинцы! Это всё, что вам нужно знать, а вы — гости! Хотите жить с нами рядом — привыкайте к нашим правилам, а если нет, то или едьте к себе, или должны бать наказаны!!!»
В любой цивилизованной стране такой пост вызвал бы немедленную реакцию правоохранительных органов, и автор бы давал пояснение в прокуратуре. Только не в Украине.
Ещё через час, около 20.00 по украинскому времени, во время какого-то форума, о памятнике Петлюре высказался даже президент России. Естественно, осуждая.
Не хочу никому пожелать прочувствовать, что тут началось! «Ура-патриоты» словно с цепи сорвались: истерикам не было конца-краю. К счастью, избавив свою френд-ленту от повылазившей грязи, которая годами рядилась под друзей, я оградил и свою психику от умопомрачительных доводов толпы, почему именно меня нужно распять. Знакомые журналисты на улице отказывались подать руку при встрече, со словами: «Убирайся в свою Москву!»
Но во всей этой истерии хочу выделить две публикации, так как они также от официальных лиц.
16.10.17, 10:51, Зампред Гостелерадио Украины, член оргкомитета по Бабьему Яру (!), писал (перевод с украинского):
«Вслед за Путиным подняли голову доморощенные борцы с Петлюрою и „антисемитизмом". Сознательно не называю имён. Во-первых, маргиналы и идиоты, во-вторых, не забываю, что на украинской земле, слава Богу, ещё не перевелись Гонты и Железняки (Прим: Гонта и Железняк — герои Колиивщины, организаторы еврейских погромов, во время которых вырезали многие тысячи невинных евреев)…. Обливать грязью Петлюру — это не плюрализм и демократия. Это, как минимум, антиукраинская деятельность, за которую надо судить и садить…»
И вторая.
Депутат Броварского горсовета просит украинцев не быть толерантными к евреям, которых он считает врагами Украины (авторская орфография сохранена):
«Слов нет, чтобы описать это паскудство. Хотя, если точнее, то слова найдутся. Просто либералистически-тоталитарный пейсбук этого не выдержит. Короче говоря, очень прошу всех украинцев (и особенно украинских националистов), не будьте как Симон Петлюра. Не будьте толерантными к врагам Украины. Особенно к тем, которые называют себя богоизбранными! Все равно благодарности от них вы не получите. В лучшем случае они просто плюнут вам в лицо. А вообще могут потанцевать на ваших могилах».
Но, знаете, что меня покоробило больше всего?
21.10.2017 во время юбилейного концерта в зале винницкой филармонии «Плеяда» (а я несколько лет был меценатом филармонических проектов — то малое, что я мог сделать для нашей культуры), в антракте, возле умывальника в туалете, я встретился лицом к лицу с нашим губернатором — и губернатор сделал вид, что мы не знакомы. Но мы хорошо знакомы. Много лет. Примечательно, что на том же концерте ко мне подходили разные уважаемые люди, в том числе и советник министра культуры, чтобы пожать руку со словами: «А за историю с памятником — низкий поклон!» Но все они, в силу разных обстоятельств, открыто высказывать свою позицию не могли.
Или может быть кто-то другой виноват в том, что губернатор демонстративно, как на икону, крестился на открытии памятника 14 октября — и это показали и высмеяли все мировые СМИ?
«Облизывая» вдогонку губернатора, председатель винницкой секции союза писателей Украины писал: «Всё правильно вы говорите, не обращайте ни на что внимание. Солнце правды восходит над Родиной». Именно он, этот писатель, через полтора месяца напишет у себя в фейсбуке: «Это есть хорошим ответом Зорию Файну на его обвинения украинцев в уничтожении петлюровцами еврейского населения».
Чувствуете подмену понятий?
Вообще, о чём это он, этот писатель?
А вот о чём: 6 декабря 2017-го, в День Вооружённых сил Украины, в Виннице торжественно открыли мемориальную табличку некоему сотнику УНР, еврею Семёну Якерсону. Табличка на двух языках: украинском и идиш. Сами украинцы возмущались: почему ему? Что за герой? (А за спиной доносятся голоса: «вот и утёрли нос этим ж*дам»).
Потому что власти нужно было срочно найти героя УНР — еврея, чтоб доказать, что Петлюра и еврейские погромы — несовместимы. Хотя это ничего не меняет. Почему еврей не мог быть в хаосе того времени сотником УНР? «Героя» откопали мгновенно (в узких кругах его имя было знакомо и ранее — но пришло время явить его широкой общественности), губернатор тут же выделил деньги, мастера (те же) быстро отлили в бронзе. И всё это — за каких-то полтора месяца! И только ради того, чтоб «доказать Файну», как сообщил писательский рупор города, свою шаткую правоту?
(Если бы такими темпами развивалась экономика — мы бы уже обогнали Китай.)
Меня, правда, смутил один факт. В официально озвученной биографии сказано, что он погиб в Пражском гетто в 1944 году. Американская писательница Елена Цвелик тут же пересмотрела все доступные архивы музея Яд Вашем в Иерусалиме и Вашингтонского музея памяти жертв Холокоста, а также списки по лагерям — здесь хранятся данные обо всех узниках гетто. Так вот, такого человека она не нашла. Нет, о нём писали ранее украинские историки в контексте «государственно-освободительной борьбы» 1917-1920 годов, и тут он как раз пригодился на готового еврейского героя. Позже писательница опубликовала объёмное эссе о проведённой работе, которое обнажило фальсификации с биографией «героя». После её публикации «открылись новые факты» и концовка этой истории винницкими была переписана.
Но я отвлёкся. Вернёмся к хронологии октября семнадцатого.
Главное, что я понял: никто совершенно не защищён от маргиналов. Чем нынешние времена отличаются от 1941-го? Когда винницкая городская управа отчиталась перед оккупационными властями, что «ж*дам, которые просили вписать в паспорта украинскую национальность — отказано»? А писатели-поэты со сцены театра им. Садовского в Виннице с упоением рассказывали тогда горожанам, как они теперь счастливо заживут «без ж*дов и Советов»?
Недаром я возмущался тому, что на 75-ю годовщину массовых расстрелов винницких евреев, в сентябре 2016-го, никто из представителей власти не принёс и двух цветочков ради памяти или хотя бы ради «красивого жеста»! (На следующую годовщину, после моих статей, они «исправились»: даже таблички повесили и на камеры телевизионщиков отчитались).
В тяжёлые октябрьские дни 2017-го я бродил по улицам Винницы, и было ощущение, что кто-то подойдёт — и как треснет меня топором по спине! Я ходил, сгибаясь под этой тяжестью, и оглядывался по сторонам. 20 октября я забрал из типографии отпечатанный тираж своей новой книги «Бе-Сията де-Шмайя», куда вошли списки и истории 613 душ всех моих родственников, кого удалось найти, вплоть до десятого поколения. Но радость автора и такой долгожданный запах типографской краски затёрлись и сошли на нет на фоне всех этих событий.
Через несколько дней, 25-27 октября 2017, мы с А.К. в Киеве, после семинара по культуре идиш, посетили Бабий Яр. Вот что я подытожил в своём дневнике:
28.10.2017. «Если во мне живёт так остро, наверное, на генетическом уровне, боль моих предков, которые пережили столько страдания — может, это неспроста? Когда человек уходит в могилу, причём — уходит незаслуженно, издевательски, будучи порубленным или безвинно расстрелянным, а за него и заступиться некому — тогда его дети и внуки — последняя надежда быть услышанным, хотя бы через поколения. Мы можем посмотреть на это, найти место этим явлениям в своей душе. В них может быть причина тревог, порой неудач. Мы связаны.
Иногда временные акценты смещены: смотришь на человека, и не поймёшь, в какой эпохе ты с ним разговариваешь? Если жив я — наследник погибших в концлагерях, значит, живы и внуки-правнуки праведников, спасавших, кого смогли, из этих концлагерей. Но суровая действительность ещё и в том, что живы и потомки палачей. И тех, кто в эти лагеря отправлял. Истории их семей тщательно скрывались, деды может и переживали, но думали, что унесут с собой в могилу эту тяжесть.
Кто-нибудь хотел бы признать, что его бабушка выхватывала в винницкой филармонии на Соборной, 62 (во время Второй мировой войны в здании синагоги проводились концерты для населения, в конце века здание вернули еврейской общине — примечание автора), свисавшие вещички расстрелянных евреев: после концерта на один билетик можно было взять одну вещь? Или сдавала в комендатуру спрятавшуюся еврейскую девочку? Или дед, который вёл шеренгу на расстрел. А в разгул безвластия, ещё за двадцать лет до этого, когда погибли мои прадеды — по свидетельствам историков — евреев подвешивали, шашками отсекали части тела и живьём поджаривали на костре. Атаманы (среди них и Евгений Ляхович) подстрекали к этим варварствам простых крестьян. И крестьяне упивались своей безнаказанностью. (В.Лукин, А.Соколов, Б.Хаймович «100 еврейских местечек Украины» С-Пб, 2000 г., стр. 179-180.)
Эти бессовестные лица переступивших черту, из прошлого, я вижу сегодня и в глазах некоторых моих современников. Они не то, чтобы не понимают, о чём я им говорю — они включают весь свой родовой, глубиной в несколько поколений, механизм защиты от правды. Правды, которая тех жжёт там, а их внуков — здесь. Внуки пытаются стряхнуть с себя это ярмо, как непричастные. Но не выходит. Никак не объяснить крах надежд целых поколений, безысходность. Причинно-следственные связи никто не отменял. Мне трудно сказать, какие чудовищные пласты наслоились со времён Колиивщины: сменилось слишком много поколений, и боль растворилась в бедах, более поздних и более близких к нам по времени. Но события столетней давности, Малого, а за ним, и Большого, Холокоста живы. Не только, как память, но и как рана.
Большая ошибка переписывать историю, пока все мы живы. Например, такие, как я, в этом случае — в выигрышном положении: я знаю убийц по именам и знаю, как мне двигаться по жизни дальше. А чьи внуки-правнуки в детстве не наигрались в оловянных солдатиков? Правда — она противная вещь, как вода, как червь — жизнь подтачивать будет до самого гроба. И в детях продолжит точить. Потому сильны и развиваются именно те народы, которые имели мужество признать бездну своего падения. А кто не смог? Шоу маст гоу он."
Немного позже, в январе 2018, в преддверии Дня памяти Холокоста, я снова и снова пытался осмыслить эту тему и написал две живописные работы, диптих.
«Яркие картины непреходящего ужаса» — с таким подзаголовком они были перепечатаны крупным израильским общественно-политическим порталом «Isrageo».
Первая из них.
«Ненужные вещи на пути в Освенцим» (холст, масло, 14-16.01.18).
В основу этой работы легла знаменитая фотография: вдали видны бараки и башня концлагеря Освенцим. Но я хотел подчеркнуть особо: вещи евреев, а может, и их бесценные души — яркие, пламенные, полные жизни — в эту эпоху оказались никому не нужными, и мир упорно делал вид, что их и не было вовсе.
По поводу второй работы «Jedem das Seine (Каждому своё). Ворота Бухенвальда» (холст, масло, 20.01.2018), реакция первого зрителя была прогнозируемой: «Не слишком ли празднично?»
Отвечаю:
— Есть две самые страшные страницы моей истории в ХХ веке, Малый и Большой Холокост. В огнях обоих пострадала лично и моя семья. Вот, например, мой дед Дувыд Файн. Его отца Хаима зарубили во время петлюровского погрома в 1919-м, а мать Бейла погибла от рук нацистов в концлагере Печера в 1941-м. Но никогда я не встречал более жизнелюбивого человека, чем мой дед. Равно, как никогда он не заикался, каким образом он остался круглым сиротой.
Жизнь — это настоящий праздник. И ворота Бухенвальда как бы растаяли в свете огня тех душ, которые за эти ворота больше никогда в своей жизни не вышли…
Но вернёмся к хронологии событий…
31.10.2017. В глубине закрытой территории (высокий забор, ворота на замке) еврейской школы, в которой учится мой сын, побили несколько уличных фонарей и проломили новую облицовку фасада. Раввин сообщил об этом всем, включая израильское посольство. Но полиция отчиталась: «бытовое хулиганство».
03.11.2017. Моё увольнение из университета, подробно описанное в начале статьи.
04.11.2017. Информация о моём «добровольном» уходе из университета мгновенно просочилась за его стены, несмотря на то, что я молчал. Уже на следующий день, 4 ноября, журналисты засыпали меня вопросами. Восьмого ноября местная газета, которая сыграла свою роль в разжигании этого конфликта, выпустила заметку с намёками на то, что меня «попросили уйти». Ещё через несколько дней об этом на своей странице написал глава Украинского еврейского комитета — просьбы прокомментировать теперь посыпались и от крупнейших мировых СМИ. В одно мгновение я мог бы стать знаменит. Но всем я повторял одно и то же: «Я не комментирую эту ситуацию».
Почему?
Во-первых, я действительно хотел оградить своих студентов и коллег-преподавателей от нахлынувшей лжи. Во-вторых, не хотел портить имидж учебному заведению — он завоёвывался огромным трудом, в том числе, и моим.
09.11.2017. В годовщину Хрустальной ночи — первых печальных событий в преддверии Холокоста, когда в ночь с 9 на 10 ноября 1938 года по всей Германии и Австрии были разбиты тысячи витрин еврейских магазинов, сожжены синагоги — я написал стихотворение. В качестве иллюстрации к нему, разместил свою инфракрасную фотографию разрушенной мельницы на реке Южный Буг, на границе деревень Соколец и Печера. В Сокольце базировалась банда Ляховича, зарезавшая во времена Петлюры моих прадедов, а в Печере, в концлагере «Мёртвая петля», среди прочих, погибла и моя прабабушка Бейла Файн. Стихотворение я посвятил Хрустальной ночи, чтобы напомнить всем нам, что история повторяется. Хотя, кто в теме, прекрасно поняли, что это стихотворение — совершенно о другом, о сегодняшнем.
ХРУСТАЛЬНОЙ НОЧИ ПОСВЯЩАЕТСЯ
Его перо — кому-нибудь заточка.
Его душа — кому-нибудь плацдарм.
Он знал, что это будет точка,
И шёл на это сам.
Его отцы могли б гордиться сыном,
Но что с того, когда давно их нет?
Все должности, регалии — к морщинам,
Хоть кто-нибудь унёс их на тот свет?
Светил, как мог. Кричал, о чём душа болела.
Кивать не стал и шляпу не снимал.
И оградить других — его святое дело.
И рад он был, что мрак их не достал.
Упоминаемая выше Надя Липес опубликовала два интересных архивных документа. Вот первый из них. (Орфография документа соблюдена, дословный перевод с украинского):
Печора (Печера), Подольской губернии, 192? Год. Эту легенду слышали через месяц после Печерского погрома от местных крестьян, чувствуется в ней пробуждающаяся совестливость.
«ЛЕГЕНДА. Ехала женщина ночью по селу. Было темным темно. Вдруг она увидела, что в церкви светло, как в Сочельник. Она испугалась, разбудила церковного сторожа, и они вошли в церковь, где посередине стояла Матерь Божья и плакала. Они испугались, упали на колени и начали молиться. А Матерь Божья говорит: Хватит, хватит убивать ж*дов, Сын мой Иисус не может слышать стонов; Хватит трогать ж*дов, потому что вы взбаламутили покой моего Сына в Небе. Матка Божья улетела, и в Церкви стало темно. Слышал и сообщил Н.Лившиц».
И второй.
«ОБЬЯВЛЕНИЕ. От Первого Партизанского Херсонского отряда и от Второго Уманского Гайдамацкого Полка. Просим всех русских крестьян выставить иконы на окнах, чтоб казаки не заскакивали к крестьянам, а если не будет выставлено, то подряд будем резать и не разбираться, если (отчего) не будет выставлено. Чтоб всё было исполнено за полчаса. Атаман Повстанческого Херсонского Полка КОЗАЧКОВ. Атаман 2-го Гайдамацкого Уманского Полка СОКОЛ».
(Справка: расстояние между Уманью и Печерою 130 км, от Печеры до Брацлава — 23 км, от Печеры до Винницы — 62 км.)
Новый 2018 год мы встретили с женой в Праге у друзей. Вместе с открыткой в праздничном поздравлении своим друзьям и читателям я писал:
«Привет всем из дождливой Праги! Здесь родился язык моих бабушек и дедушек — сладкий идиш. Здесь с упоением экскурсоводы рассказывают на всех языках о еврейской истории своей страны — билеты, к слову, стоят немалых денег. Здесь немногочисленных евреев носят на руках, а их изгнание из университетов вспоминают, как дикую архаику средневековья. Отсталые люди!»
28.12.17, за несколько дней до этого, Польша, из моего дневника:
«Пересекая украинскую границу, буквально чувствуешь, из какого затхлого мирка ты вырвался. А главное — что с другой стороны от неё есть другой мир. Я охладел к социальным сетям, сегодня люди не делятся в них сокровенным. А если есть нужда изложить проблему: достаточно набора штампов. Читаешь, и не можешь понять: то ли тебя действительно о чём-то просят или спрашивают, или человек хочет показаться приобщённым к великому делу, при желании остаться, на всякий случай, отстранённым? Их можно понять. Истерия и неприкрытая вражда — сегодняшние нормы: и в том, чтобы засвидетельствовать свою преданность «всевидящим» органам, и в попытке выразить коллективное мнение маленького провинциального социума в небольшом радиусе вокруг себя.
Массовая ненависть друг к другу. Ненависть, не столько по идеологическим мотивам, сколько из-за проверки себя и общества «на вшивость». Чем более немыслимые и изощрённые доводы удаётся воплотить в жизнь — то есть заставить хотя бы краткой дезинформацией поверить в них минимальное количество людей — тем больше новое «чувство крови» вдохновляет и наполняет смыслом всю борьбу. Борьбу с прекрасным, с чистым — тем, что оказалось моментально высмеянным. Назвать это время эпохой люмпенов мало. Это время люмпенизации, как процесса, стремительного процесса. Массового удовольствия от поступков, образа мысли и поведения скатившегося человека.
Самое трагичное в этом — наши дети. Мы-то, взрослые, в силу опыта и знаний ещё пытаемся отфильтровать шквал несущейся лжи, но дети всё воспринимают, как данность. Отдавая ребёнка в школу или даже в садик, мы даже не отдаём себе отчёт, что воспитываем идеологического врага. Дети — губки. Единицам из них, повзрослевшим, придёт в голову разбираться, что не так с теми «героями»? Для них они будут героями априори. А подросшие внуки — вообще станут нашими антагонистами. И вполне возможно, что уничтожат нас. Либо физически, либо, игнорируя наши ценности. Недаром есть поговорка: хочешь уничтожить врага — воспитай его ребёнка.
Безусловно, жизнь не протекает в социальных сетях. Но именно сети выплёскивают наружу весь тот ужас безнравственности, которым подпитываются враждующие социальные оппоненты. И все они — в твоей френдленте. Ты становишься изгоем в собственном доме, на собственной странице. Находятся те, кто твоё несогласие с навязанной идеологией переносит и в реальные угрозы.
Тебя могут уволить из университета, указать на дверь там, где ты хозяин, где жили твои предки в десяти поколениях. Это стало массовой «развлекаловкой». Трагедия социума именно в молчаливом согласии. Кидается тезис — массы делают вид, что их это не касается. Журналисты, которые только что развязали войну — а именно им будут предъявлены в итоге основные счета, как к тем, кто имеет доступ к «ушам и глазам» масс — так вот, именно эти журналисты бегут на задних лапках за интервью к тем, к кому за мерзкие высказывания должны прийти с наручниками правоохранители. Но они не придут. Потому что правоохранители не видят в этих беззакониях составов преступлений. Она придут только к тем, которые неудобны в общегосударственном масштабе. Если ты не обсуждаешь большую политику, ты вообще вне поля их зрения. А значит, и тот, кто тебя ненавидит и готов убить — тоже.
Помните, как сказал известный польский писатель, драматург Бруно Ясенский: «Не бойся врагов — в худшем случае они могут тебя убить. Не бойся друзей — в худшем случае они могут тебя предать. Бойся равнодушных — они не убивают и не предают, но с их молчаливого согласия существует на земле предательство и ложь.»
Дома я больше не дома. Я никогда не был трусом, мои смелые журналистские работы всегда приводили в шок моих родных, которые ещё помнили ликвидации по-тихому. Теперь я шкурой чувствую, что это время пришло. Не вернулось, а было создано заново: тщательно посеяно, искусственно взращено — и теперь массовики-затейники пожинают свои сомнительные плоды. Я ненавижу себя за то, что едкая ложь въелась и в мой мозг, причём, в каких-то неброских, на первый взгляд, событиях, на которые ты не тратил себя и отмечал лишь боковым зрением-слухом, проходя мимо. Я ненавижу себя за то, что меня поссорили-таки с моим престарелым московским профессором из-за тем, к которым мы оба не имеем ни малейшего отношения.
Я живу среди рабов. И даже вы, свободные внешне, те, кто полагает, что видит мир трезво, не обольщайтесь. Я вижу, как из ваших публикаций ушли цветы ваших душ, вы заменили их на слащавые открыточки поздравительных пошлостей. И я не поверю, что вы таким образом прячетесь от пошлости внешней, чужой, от засилья её тошноты. Человек идёт за своим словом, становится таким, как сам сформулировал — фактически, сам себя сформировал. Потому что слово — первично. Оттого его все стараются не давать, чтобы не держать. Именно слово ставит человеку в его собственных глазах оценку происходящим в жизни событиям. Когда за ненадобностью пылятся на задворках речи высокие слова — пошлые начинают нами управлять, как полноценные хозяева нашей жизни. Когда мы стесняемся быть красивыми, но несовременными в нашей речи, устной или письменной, когда уходят из повседневного обихода слова о любви, дружбе, верности, счастье — в самом высоком, основополагающем их смысле — у нас на глазах канонизируют убийц, «лепят» памятники сомнительным персонажам истории, полагая, что современному деморализованному в срезе времени человеку оно никак навредить не может. И вот: уже мы живём рядом с антигероями. Выглянули в окно — он прикорнул на скамейке. Нас это успокаивает. Мы сегодня нервны, завтра — взвинчены, а он — невозмутим. Он — символ нашего будущего покоя и уверенности в новых идеалах. Но эпоха сменится, его выкинут ко всем чертям, а мы, сломанные, останемся. Без настоящего, без прошлого, и, как следствие, — без будущего.
Мне душно с такими в одном городе. Город выбрал их, мёртвых во всех смыслах, включая идеологически и морально, а живых, как я — отверг. Кем станет такой город? Призраком, несмотря на все рейтинги и экономические показатели? Потому что рейтинг городу делают, в первую очередь, такие, как я. Те, на чью жизненную позицию равняются, даже не афишируя открыто.
Лично у меня больше нет никакого желания вдохновлять социум, который в своём коллективном сознании добровольно накладывает на себя руки. Я не хочу иметь ни малейшего отношения к гибели целого и оттоку последних единиц частного. Это не мой выбор, не моя война, не моя ответственность. Я уезжаю«.
Январь 2018.
22 января 2018, в День Соборности Украины, во время праздничного обращения к нации с высокой трибуны, президент моей страны порекомендовал всем нам к прочтению какую-то брошюрку Петлюры. Названия не запомнил. А меценат, оплативший расходы на винницкий памятник, к этому же Дню получил орден.
А ещё примерно в это же время одно из беднейших государств, Украина, выделило, как сообщалось, один миллион (!) долларов на создание «правдивого» художественного фильма о Петлюре.
На фото, январь 2018: антисемитский плакат с угрозами держит женщина, которая за полгода до этого (летом 2017-го) познакомила меня со своей родной бабушкой. В тёплой семейной обстановке я брал у неё интервью о том, как прятались евреи в Виннице во время оккупации. Видимо, антисемитизм — вирусная болезнь — во время всеобщего безумия никто не застрахован от того, чтобы не подцепить эту заразу. (Кстати, если кто не знает — на плакате у неё цитата из поэмы «Гайдамаки» Тараса Шевченко (1841): «Связались с ж*дами, и давай крушить. Крушили, терзали, церквями топили… А тем временем гайдамаки ножи освятили».)
Попалась на глаза одна картина и два рисунка к ней. Василий Сильвестров — художник, известный в своё время, был чуть ли не единственным профессионалом, жил в Виннице в первой половине ХХ века. Репрессирован и расстрелян в 1937 году.
Эта картина хранится в Национальном художественном музее Украины (Киев) и называется «Погром» (по другим источникам — «Погром в Виннице»). Написана в 1934 году. Холст, масло. Экспонировалась в Киеве на выставке «Спецфонд. 1937-1939» в 2015 году. Рисунки к ней датированы 1930 и 1931 годами.
Действие происходит на площади перед главной синагогой Винницы в еврейском квартале «Иерусалимка». Она легко узнаваема и в других графических работах художника и на открытках того времени.
Детали полотна можно рассматривать часами. А рисунки — ещё более красноречивые. Но у меня только один вопрос: разве в нашем понимании, погромщики — не бандиты, со свистом и криками хаотично налетающие на беззащитных людей? Но что мы видим здесь — погром как праздник?! С иконами, хоругвями и торжественным размеренным шествием?
Тогда не стоит удивляться, что почти через сто лет, на этой же Иерусалимке, во дворе еврейского набожного промышленника Боруха Львовича, в доме которого была домашняя синагога и благотворительная школа для незамужних еврейских девиц, на скамейке, в начищенных бронзовых сапогах, с планшеткой в руках, снова сидит тот, убийство которого оправдал весь цивилизованный мир — атаман Симон Петлюра.
Вдохновлённый прекрасными работами художника Сильвестрова, 1 марта 2018 я написал небольшое полотно: «На Иерусалимке в Виннице после погрома. По мотивам рисунков В.Сильвестрова» (холст, масло).
09.03.2018 в одной из общественных групп состоялся такой диалог:
«— Я всегда обращаюсь, — пишет мне некий В., — к профессионалам вашего „калибра": не уезжайте! Не уезжайте отсюда, ведь нужно иметь кого-то за ориентир. И в музыке, и в уголовном розыске — везде. Благодаря отъезду интеллигенции и профессионалов, наша замечательная страна по уровню начинает опускаться уже даже не до Шарикова, а даже до пса Шарика.
— Есть такие вехи в нашей жизни, — отвечаю ему, — которые дают дальнейшее направление нашему движению. И есть такие недальновидные руководители, как, например, в одном известном нам университете, которые обрубают самые цветущие ветви на дереве своей страны».
И вспомнил, когда мне было лет двенадцать-тринадцать, я написал четверостишие:
«Ты прости, страна родная,
не могу здесь жить — боюсь.
Я ещё не уезжаю,
но уже не остаюсь».
19.03.2018 я написал винницкому раввину:
«Реб Ш., если вдруг я уйду раньше положенного срока, похороните меня здесь, над Бугом, рядом с моим прадедом Авроомом а-коэном. На старой части кладбища, чтоб и реку было видно и к реб Натану Штернгарцу поближе. Это место вдохновляло меня больше всего на свете — а я повидал немало. Тому, кто придёт меня проведать — ветром нашепчу о смысле нашей жизни. Здесь — вся история моей семьи. Внизу, у мельницы Солитермана, украинские полицаи во время оккупации утопили моих родственников, среди них была даже беременная женщина. Слева на холмах мои дедушка Дувыд и бабушка Дора построили дом, в нём и сейчас живут прекрасные люди, а на стенах висят прибитые дедушкой мезузы. Мать моего деда погибла в концлагере в 1941-м в двадцати километрах от дома, а отца зарубили бандиты в 1919-м в самом Брацлаве. Здесь прошло моё детство. Мы ходили с отцом на рыбалку, а по ночам я не давал спать старшим кузинам — всё норовил мансочку им рассказать. Да и сейчас осталось столько всего несказанного…»
03.05.2018 я сделал запись у себя в дневнике и в блоге:
«Знаете, какая была моя первая реакция (на антисемитский митинг в Одессе 02.08.2015 г. — прим. автора)? Я захотел сшить себе жёлтую шестиконечную звезду, такую же, как носили когда-то в те времена, которые все забыли. Нашить её себе на курточку — и так ходить по городу. Удерживает меня только то, чтобы это не выглядело оскорблением памяти миллионов — тех, кто носил эту нашивку не по собственному желанию, а по принуждению».
