Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Cicero (Германия): «В Москве недооценили последствия инцидента с Навальным»

Covid-19, протесты, Навальный и экономический кризис — для Кремля этот год был неспокойным. Но, в отличие от других кризисных периодов, на этот раз Кремль ведет себя сдержанно. Эксперты говорят о стратегическом изменении внешней политики. Так ли это?

Президент РФ Владимир Путин - ИноСМИ, 1920, 08.12.2020
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Немецкий интеллектуальный журнал Cicero беседует с видным российским экспертом по США — директором Российского совета по международным делам Андреем Кортуновым. Кортунов рассказывает о последних изменениях в российской политике и строит предположения о будущих отношениях России и США.

Андрей Кортунов — директор близкого к правительству Российского совета по международным делам (ВСМД), созданного в Москве в 2011 году при президенте Дмитрии Медведеве. Кортунов, историк по профессии, считается видным экспертом по США, его внешнеполитический анализ высоко ценят в российских правительственных кругах.

Cicero: «Россия изменила свою политику в постсоветском пространстве», — написал недавно ваш коллега Владимир Фролов в одной из статей. Он прав?

Андрей Кортунов: Хотя ситуации в соседних странах, взятые по отдельности, сильно отличаются друг от друга, но, как я думаю, все они с российской точки зрения укладываются в одну общую схему: у России больше нет подлинного желания напрямую вмешиваться в проблемы других стран. Факт в том, что экспансия в другие постсоветские страны рассматривается теперь не как прибыльный актив, а как убыточный пассив.

— Поясните, пожалуйста.

— Это значит, что за каждую экспансию приходится платить. И очень дорого. Как в экономическом, так и в политическом отношении. Это и новые санкции, и ухудшение отношений с Западом. Кажется, что Кремль к этому больше не готов — как минимум пока.

— Но в последние годы казалась, что Москва не упускает ни одной возможности для начала военной активности, вспомним Украину, Сирию, Ливию. Что изменилось?

— Россия, как и другие страны, конечно, страдает от пандемии. Цены на нефть падают. Есть и внутриполитические проблемы: протесты на Дальнем Востоке, экономический кризис. Кроме того, больше не работает так называемый «крымский консенсус», когда российское население было готово жертвовать качеством своей жизни ради внешнеполитических побед или того, что оно таковыми считало. Внешняя политика больше не может быть источником легитимации для российского руководства. Оно вынуждено в большей степени заниматься внутриполитическими проблемами, а не внешнеполитическими вопросами.

— Тем не менее риторика все та же. Когда недавно во время президентских выборов в Республике Молдова победа досталась не пророссийскому кандидату Игорю Додону, а его сопернице Марии Санду, Сергей Нарышкин, шеф российской внешней разведки, заговорил о вмешательстве США и предостерег от «цветной революции».

— Понятно, что шеф внешней разведки видит происходящее не так, как министерство иностранных дел. Могут быть различные точки зрения, но внешняя политика только одна. Важнейшие решения в этой области принимаются у нас на высшем уровне. Но, как я думаю, подобная риторика свидетельствует, что последнее слово в новой внешней политике еще не сказано. Есть еще много неясного. Насколько жестко будет действовать американская администрация против России? Кто станет следующим канцлером Германии? В такой ситуации трудно конструировать стратегию.

— То есть больших перемен во внешней политике вы не ожидаете? Есть только некое «окно возможности»?

— Возможности есть всегда. Вопрос только в том, насколько велика готовность к настоящим переменам. В Кремле большие надежды связывали с осенью: что опять состоится нормальный саммит в нормандском формате по украинскому кризису, что французский президент Эммануэль Макрон приедет в Москву, что все устроится с «Северным потоком — 2». Много надежд, которым не суждено было сбыться. Это объясняется, во-первых, инцидентом с Алексеем Навальным, последствия которого в Москве были явно недооценены. Во-вторых, всеобщее внимание привлекла Белоруссия. Этот год был трудным для Кремля.

— Сторонники проводимой до сих пор внешней политики могут на это возразить, что Москва теперь вновь активно участвует в мировой политике и сидит за столом переговоров, например, в Сирии.

— Действительно, Россия на Ближнем Востоке за очень короткое время превратилась из маргинального в одного из важнейших игроков. Вес России в этом регионе вырос. Но в то же время я задаю вопрос: какова наша стратегия выхода? Мы в Сирии уже пять лет, но тамошняя ситуация все еще нестабильна, и конца и края не видно.

Однажды война закончится, и кто тогда будет платить за восстановление страны? Это должен быть кто-то с более значительными финансовыми возможностями, чем Россия. Россия может выиграть войну, но не мир. Конечно, хорошо, что тебя приглашают за стол переговоров. Но в конечном итоге важно не то, где ты сидишь, а то, чего ты добился. Стол, за которым решается судьба Белоруссии, значительно важнее для России, чем стол переговоров по Сирии. Искусство ведения внешней политики заключается в определении правильных приоритетов.

— На какие сценарии ориентируется Кремль в Белоруссии?

— Александр Лукашенко — «хромая утка». Он должен уйти. Но каким образом, пока не ясно. Для Кремля предпочтительнее следующий сценарий: контролируемая передача власти более молодому кандидату, с которым Москва сумеет договориться. Сценарий два: в результате уличных протестов назначаются новые выборы. Это хуже для Кремля, так как он будет контролировать ситуацию в меньшей степени. Но если окажется, что Белоруссия в результате новых выборов останется в геополитической орбите Москвы, то есть частью союзного государства, то с этим можно будет жить. Но, как мне кажется, инстинктивно Кремль склонен скорее к тому, чтобы и дальше поддерживать Лукашенко.

— Вы заговорили о США. Какие ожидания связывают в Москве с избранным президентом США Джо Байденом?

— Трамп был Путину ближе, чем Байден. Не из-за политики, а из-за мировоззрения. Трамп и Путин — изоляционисты и приверженцы транссанкционной политики. А Байден попытается укрепить трансатлантическое единство. Он будет говорить о ценностях и мультилатерилизме. То есть о том, что Путин считает пустой болтовней. Но на практике это может принести пользу.

— Какую?

— Например, при реализации общих интересов в области контроля вооружений. Хотя переговоры будут непростыми, ведь нас разделяет множество спорных пунктов, например, вопрос о ядерном потенциале третьих стран. Там есть трудные моменты. Но я с оптимизмом смотрю на профессионализм команды Байдена и на возвращение к логичной и понятной внешней политике.

— А каковы могут быть негативные последствия?

— Байден будет придавать большее значение соблюдению прав человека. Поэтому возможно, что оппозиция в России, как и противники России за ее пределами, получат поддержку — в первую очередь на Украине, но, возможно, также в Грузии и в Молдавии. Или оппозиция в Белоруссии. Большой вопрос с санкциями: продолжит ли Байден линию Трампа? Или он усилит санкционное давление на Россию?

— Когда выбрали Трампа, в Госдуме с шумом открывали бутылки с шампанским. Но он, вероятно, не оправдал надежд?

— Уже на ранних стадиях было ясно, что Трамп станет слабым президентом, у которого в отношении России будет мало пространства для маневра. Поэтому и для Бадена главным будет не вопрос о том, насколько антироссийски или пророссийски он настроен, а вопрос, удастся ли ему преодолеть раскол в стране. Если нет, то еще четыре года продлится то, что было при Трампе. Но и без того каких-либо принципиальных изменений не будет, они наступят, только когда к власти придет новое поколение как в России, так и в США.