В последние 20 лет на Балканах нет другого слогана, кроме «у Евросоюза нет альтернативы». Действительно, у интеграционных процессов нет альтернативы, но блоков много. Почему в ХХI веке неизбежна интеграция, и на чем она базируется? Какое место Россия занимает в этих процессах и отстает ли в этом отношении от Запада? Существует ли перспектива сотрудничества между европейским и российским блоком, и какую роль в нем могут сыграть США и Китай?
Империи — это уже «не модно», а интеграция — «в тренде». Примерно так можно коротко описать современные тенденции в процессах формирования экономических конкурентных и политически устойчивых государственных структур. Возможно, слово «государственный» тут не совсем корректно, и, пожалуй, слово «трансгосударственный» лучше соответствует временам, в которых мы живем. Вместе с империями исчезли и такие грозные термины, как «доминирование» и «контроль», и нас окружили «сотрудничество» и «партнерские отношения», а от «взаимной выгоды» не знаешь куда деваться. Да, в политическом смысле традиционные империи, в которых периферийными территориями управляет один центр, чье превосходство дает ему возможность даже не скрывать своей монополистической позиции, — уже реликт прошлого. Конечно, если не считать периодических выпадов американских интервенционистов, которые своими угрозами даже в адрес собственных союзников пытаются убедить мировую общественность в том, что Соединенные Штаты остаются гегемоном номер один.
От империй до интеграции
Откровенные рабовладельческие отношения отжили, но это не означает, что больше не существует мощных центров власти, которые располагают значительными политическим влиянием и экономической силой. Именно вокруг этих центров формируются современные трансгосударственные блоки, которые можно понимать или как переосмысленные империи, или как совершенно новые явления в политике. Борьбу за власть никто не прекращал, и это факт. В рамках реальной политики эта борьба всегда была игрой «кто кого», то есть если один выигрывает, то другой проигрывает. Золотой середины нет, как и «умеренности во всем» и других мудрых принципов античных философов, которые напрасно искали вечное равновесие. С тех пор как Франция и Германия под патронатом истинного победителя (по соотношению полученной выгоды и приложенных усилий) Второй мировой войны, то есть США, начали процесс европейской интеграции, правила изменились. До сих пор каждый боролся сам за себя при содействии нескольких надежных, а порой и ненадежных, союзников. Государство было богом и в некоторых случаях даже не метафорически, а государственный суверенитет — непробиваемой броней, которую можно было разбить только войной.
Сама идея интеграции ради экономической выгоды и во избежание вооруженных конфликтов изменила преобладающую матрицу сознания, согласно которой выше национального государства не было ничего. Объединение происходило на национальной основе: все немцы — в одном государстве, все итальянцы — в другом государстве, все французы — в третьем.
Но на русском Востоке за весь период с конца XVII века идеи демократического национализма так и не получили поддержку правящих кругов, хотя эти идеи, по крайней мере отчасти, приняли славянофилы, то есть часть русской культурной элиты. Россия придерживалась своих усовершенствованных византийских имперских принципов, а когда попыталась приблизиться к западным идеям конституционной монархии, то не выдержала давления Первой мировой и внутренних противоречий. Так перестала существовать Российская империя, но и после нее новая система не включилась в доминантные западные потоки, хотя марксизм шел в авангарде западной политической мысли того времени. Вместо этого родилась уже империя советская. На Западе постимперские трансформации тоже протекали непросто, и британо-французское вторжение в Суэц в 1956 году — тому доказательство. В то же время советская империя вторглась в Венгрию, чтобы удержать ее в своей сфере влияния. Советской империи противостояла американская, и она время от времени тоже прибегала к оружию, как, например, в случае с Кубой или Вьетнамом, но значительно чаще смещала неугодные режимы с помощью государственных переворотов или политических покушений.
Пока продолжалась эта конкуренция двух последних мировых империй, в ослабленной Западной Европе незаметно развивались идеи интеграции. Сначала их поддерживали из-за боязни насильственного распространения коммунистической системы, а также начала новой европейской войны, которая окончательно погубила бы Европу. Затем эти идеи начал отстаивать крепнущий ЕС, движимый общими либеральными ценностями и стремлением к экономическому благосостоянию. Таким образом, в основе интеграции лежат общие ценности и стремление к экономическому процветанию, которому эта интеграция способствует. После того как советская элита решила перестроить СССР и его политико-экономическую систему, на постсоветском пространстве начался период новой феодализации. Бывшие генсеки в отдельных бывших советских республиках превратились в новоиспеченных локальных князьков, суверенных управителей собственного урезанного куска «наследства». Вчерашние комсомольцы и сторонники Ленина превратились в убежденных националистов, а многие и в глубоко верующих мусульман (в зависимости от того, где сидел феодальный господин: в Киеве или Ашхабаде).
В России дела обстояли не лучше. За идеологической какофонией, рассуждениями о царях и генсеках, хазарах и масонах, за элитой, которая мучительно училась складывать три пальца, чтобы перекреститься на камеру, скрывалось разграбление гигантских масштабов. Это странное безумие, настоящая «дольче вита» — только развратная, декадентская, кичевая и, главное, пустая, как в фильме Феллини — когда-нибудь должна была закончиться. Новоиспеченная российская элита пережила свой психологический «Титаник» в 1998 году, когда государство обанкротилось, и спекулянты, среди которых выделялся Джордж Сорос, заработали миллионы. На этом пепелище зародилась идея постсоветских интеграционных процессов, и главной их осью стала стабилизированная пост-ельцинская Россия. Были созданы три организации, которые частично повторяют путь развития Европейского Союза на разных этапах. Речь идет о Зоне свободной торговли и Содружестве Независимых Государств как первом этапе, Таможенном союзе как втором шаге и Евразийском экономическом совете (ЕАЭС) как нынешней фазе на пути интеграции. В состав ЕАЭС входят следующие государства: Россия, Белоруссия, Армения, Казахстан и Киргизия. Статус наблюдателей предоставлен Молдавии, Узбекистану и Кубе. Договоры о свободной торговле с ЕАЭС подписали Сербия, Иран, Вьетнам и Сингапур. Переговоры на эту тему ведутся с Китаем, Индией, Египтом, Израилем, Таиландом и Монголией.
Первый столп интеграции — ценности
Можно сказать, что Россия в конце концов примкнула к западной мысли, но в своих интересах и по-своему. В отличие от европейских либеральных ценностей, которые базируются на концепции индивидуализма, российские интеграционные ценности традиционны. В их основе — не индивидуум, а сообщество. Либеральные ценности представляют собой в определенном смысле «табула раса», то есть «чистую доску», на которой человек сам обрисовывает свою идентичность. Культурный авангард, через фильмы и музыку, а также образовательные и политические транснациональные институты формируют рамки приемлемого. Скажем, гомофилия — это хорошо, а гомофобия — плохо, терпимость к мигрантам — хорошо, а мигрантофобия — плохо. И только русофильство — это плохо, а русофобия — хорошо. Однако это исключение, которое только подтверждает правило. Либеральные ценности, таким образом, — это вариант свободного рынка, на котором можно выбрать какую угодно «пару», но модели обуви там представлены все одной фирмы. Традиционные ценности базируются на заданной идентичности, погруженной в коллективное прошлое. Человеку тут нечего выбирать. Он рождается как часть своего сообщества и обязан защищать его, поддерживать и продлевать его существование. Индивидуум — последнее звено в цепи. С него ничто не начинается, и им ничто не заканчивается. За ним — миф, впереди — бесконечность. Либеральные ценности — это упорядоченный хаос, который в любую минуту грозит перерасти в тотальную духовную анархию, а традиционные ценности — это абсолютный порядок, где у всего и вся есть свое место и где изменения следуют ритму формирования «осадочных пород», происходят постепенно, веками, если не тысячелетиями.
Если Западной Европе ближе концепция либеральных ценностей, то Восточной ближе комплекс ценностей традиционных, и это подтверждают результаты многочисленных опросов общественного мнения. Согласно им, молодые жители Восточной Европы считают брак традиционными отношениями между мужчиной и женщиной, отвергают гендерную революцию и вариативность полов. Зачастую на первое место в своей иерархии они ставят национальную принадлежность. Такое положение дел подтверждают и жалобы разных западных некоммерческих организаций, открывших свои филиалы в Восточной Европе. Многие годы они трубят о «возвращении к традиционности» на пространстве от Балкан до России. Роль западных некоммерческих организаций в процессе интеграции ясна: они призваны в ценностном отношении подготовить Европу к включению в (Западно-)Европейский Союз.
В последнее время в эту игру по изменению сознания включился и Восток. Россия уже откровенно поддерживает правые антисистемные партии по всему западному миру и привлекла к этому свои СМИ, ориентированные на западную публику. Единственное отличие в том, что ЕС, несмотря на все его проблемы, успел продвинуться в интеграционных процессах дальше, чем какое бы то ни было другое объединенное государство на планете. ЕС в интересах интеграции пользуется своим влиянием, тогда как у российских интеграционных проектов на данном этапе нет возможности интегрировать государства за пределами бывшего Советского Союза. Поэтому можно сказать, что первейшая цель России — дестабилизировать европейские интеграционные процессы. Если говорить о легитимности интеграции на основе ценностей, то легитимность Европейского Союза заканчивается на Вене, а все более восточные регионы интегрируются принудительно. Восточноевропейские общества не разделяют западноевропейские ценности, несмотря на многолетние усилия западных некоммерческих организаций.
Второй столп интеграции — материальное благосостояние
Помимо ценностей, есть еще и материальные выгоды, ожидаемые от интеграционного процесса. Иначе современные транснациональные объединения представляли бы собой этакие нравственно-моральные лиги, которыми они, однако, сейчас не являются. Да, без общего ценностного фундамента ни в одном блоке невозможно договориться ни о бюджетной, ни о демографической политике, ни о действиях в области безопасности. В любом интеграционном процессе обещанные экономические преимущества — самый привлекательный козырь. Евросоюз, по крайней мере до глубокого экономического кризиса 2008 года, преуспел в реализации своего рода «европейской мечты» и в выполнении обещаний о достижении материального благосостояния. В целом эта концепция не была ложной, и, конечно, в какой-то момент бедные восточноевропейские государства смогли сделать большой экономический рывок благодаря сотрудничеству и вступлению в Европейский Союз. Чехия, Польша и Словения — показательные в этом смысле примеры. Однако кризисы в разных сферах, с которыми впоследствии столкнулся ЕС, свели «европейскую мечту» на нет, и в последнее десятилетие евроинтеграция шла в основном под знаком кнута, а не пряника.
Евразийский экономический союз никогда не был столь же привлекателен, как ЕС, но это новый интеграционный блок, которому только предстоят муки роста, уже пройденные Евросоюзом в 80-е годы прошлого века. Когда-то ЕС был зажат между Соединенными Штатами и Советским Союзом, а потом Россией. Евразийский союз, в свою очередь, попал под давление США и ЕС, с одной стороны, и Китая, с другой. Нельзя забывать о конкуренции со стороны Китая так же, как в случае ЕС нельзя преуменьшать негативное влияние Соединенных Штатов.
Данные за 2019 год дают четкое представление о том, что в рамках обоих блоков, европейского и евразийского, есть победители и проигравшие. Так, по торговому балансу внутри Европейского Союза в минусе аж 19 членов из 27. Среди восточноевропейских государств в плюсе Чехия, Польша, Словения и Венгрия, а балканские и прибалтийские страны — явно в категории проигравших. Конечно, тут нужно иметь в виду структуру собственности производственных мощностей в каждом государстве, то есть во многих из них предприятия принадлежат немцам, но в статистику их продукция входит как чешский и польский экспорт в Германию. Если обратиться к товарному торговому балансу в Евразийском экономическом союзе, то в плюсе — только Россия, как оплот интеграции. Причина — в асимметрии объемов и мощи российской экономики по сравнению с остальными членами ЕАЭС. Однако этот дисбаланс компенсируется распределением общих таможенных доходов, которое проводится в пользу наименее развитых членов и в ущерб России. Например, на Россию приходится около 92% всех таможенных поступлений ЕАЭС, но после распределения ей остается 85%.
Давайте обратимся к потокам инвестиционного капитала (FDI inward) внутри этих двух блоков, то есть сколько инвестиционного капитала частной компании из одного члена блока вкладывается в покупку компаний и их имущества в других членах блока. По статистике, до пандемии коронавируса 19 из 27 членов Европейского Союза были в минусе. В самом большом плюсе — Кипр, поскольку это налоговая гавань для владельцев крупного капитала из ЕС и других стран. Эта статистика говорит нам о том, что внутренний поток инвестиций между членами Европейского Союза слаб, в особенности после масштабных приватизаций в Восточной Европе. Поэтому не удивительно, что ЕС приемлет и китайские инвестиции, несмотря на сопротивление Соединенных Штатов. В Евразийском экономическом союзе все члены — в плюсе, за исключением Киргизии. И хотя в абсолютных числах больше всех получает Россия (если учитывать участие инвестиций в ВВП), на первом месте стоит Белоруссия.
Взгляд в будущее: европейский и российский блок
В экономическом плане ЕС вошел в период застоя и спада активности, тогда как ЕАЭС есть где развиваться, но для этого ему нужны новые влиятельные члены. В этом контексте становятся понятны причины государственного переворота на Украине в 2014 году, который поддержали США и Евросоюз. Не будь экономических разрушений последних шести лет, Украина стала бы идеальным новым членом, способным придать импульс российскому ЕАЭС. К сожалению, Россия не смогла вовремя интегрировать Украину.
Выходом и для восточного, и для западного интеграционного блока, конечно, было бы беспрепятственное взаимное сотрудничество, которое повлекло бы, в том числе, разделение сфер интересов. Факт в том, что у ЕС нет ни экономической воли, ни политических сил, чтобы расширяться далее на восток. А России просто необходимо свой блок расширить. Если бы они обратились к модели сотрудничества, мир получил бы два совместимых европейских блока, а это, несомненно, сыграло бы в пользу европейской цивилизации в целом. Главное препятствие на этом пути — деструктивная политика Соединенных Штатов. Чтобы ЕС развивался, он должен наладить партнерские отношения с российским блоком, но для этого нужны огромные вложения в создание европейской структуры безопасности, а это привело бы к общему снижению уровня жизни в ЕС и парализовало бы его экономическую активность.
Поэтому в последние годы мы наблюдаем компромиссный вариант: ЕС отчасти проводит антироссийскую политику, но в других сегментах, таких как торговля энергоносителями, с ней сотрудничает. Дональду Трампу это не нравилось и не понравится новой администрации Байдена. Однако США не в силах помешать этому половинчатому сотрудничеству Европейского Союза с Россией, так как они могут только грозиться порвать отношения и отказаться поддерживать ЕС в сфере безопасности, но тогда Соединенные Штаты пойдут на дно вместе с Европейским Союзом. Эту, на первый взгляд, патовую ситуацию меняет Китай. Это первая экономика мира, которая готова сотрудничать со всеми. Также нужно учитывать и сильнейшую внутреннюю нестабильность Соединенных Штатов, которая подает ясный сигнал всем остальным о том, что американская внешняя политика непостоянна и нестабильна в долгосрочной перспективе, ведь неизвестно, как это государство будет выглядеть через пять лет. Умирающая империя может грозиться, но строить с ней общее будущее невозможно.
