«Гордон»: Евгений, добрый день.
Евгений Чичваркин: Добрый день.
— Говорят, язык доведет до Киева. Меня сегодня язык довел до Лондона.
— Это какая-то обратная, видимо, ситуация.
— Да. Я здесь никогда не был. У вас фантастический магазин. Номер один в Великобритании.
— Спасибо большое. Зависит от того, по каким характеристикам смотреть. Средняя цена, или продажа с метра, или ассортимент… Скорее всего, да. Если говорить о продаже в год — пока еще нет, но мы над этим работаем.
— Я сразу увидел (предупреждаю, мы это делали не специально)… Это виски, да?
— Да. Gordon & MacPhail. Это огромный владелец огромного количества вискокурен. Серьезная компания.
— Класс. В юности вы научились пересчитывать большое количество кеша вручную.
— В молодости, скажем.
— Навык остался?
— Да. Но сейчас деньги пластиковые. Навык какой-то остался, но с пластиковыми деньгами — это другое. Другие ощущения.
— Как вы считали, вы помните?
— Из руки в руку.
— Быстро считали?
— Быстро.
— Много считать приходилось?
— Да.
— Сколько денег проходило через ваши руки в те далекие, но очень хорошие годы?
— Наверное, мне было 26. У нас была какая-то проблема с инкассацией на Новый год. И я две сумки по 60 кг привез домой.
— По 60?
— Да.
— И сами считали?
— С помощью еще пары человек.
— Запах денег помните?
— Ну конечно.
— Запах рублей…
— Рублей и долларов.
— Запах рублей от запаха долларов, евро или фунтов отличается?
— Да. Как миллионер из трущоб… На ощупь, на вкус. Единственное — что кеша сейчас становится меньше. Пластик, наверное, очень логичен, потому что бумажки истрепываются, а пластик — нет. Некая, конечно, потеря качества есть. Самое ужасное — что убрали Дарвина и Адама Смита с фунтов. Это самое тревожное, что может случиться с британским обществом, — отсутствие напоминания, что мы произошли из обезьяны и что свободный рынок приведет к процветанию.
— Вы верите в продолжение жизни бумажных денег? Или они умрут?
— В каком-то виде, наверное, останутся все равно.
— Все равно?
— Да. Может, их доля будет маленькая.
— Когда у вас уже на руках были огромные деньги, когда была "Евросеть", вас прослушивали?
— С какого-то момента — да. Они начали прослушивать после теракта на Дубровке, потому что все террористы купили телефоны в "Евросети". Им было дешево и удобно.
— И начали прослушивать вас?
— Начали прослушивать — им очень понравилось; удивились, какие суммы проходят. Может быть, это был формальный повод, я не знаю.
— Вы чувствовали, что вас прослушивают?
— Я не нанимал Bellingcat, чтобы проверить. Так как система абсолютно коррупционная, нам сказали, что нас прослушивают, и мы стали очень аккуратно разговаривать и в основном вести личные беседы, не по телефону.
— Вы сказали, что стали разговаривать на козьем языке.
— Да, на козьем.
— В чем заключался этот козий язык?
— Ну, выбираете какую-то тему — и общение ведется ассоциативное. Так как люди все друг друга знали, знали повадки, обычаи и были филологически одаренными, могли объяснить, например, погодой, команд конкурентов или исторических персонажей ситуацию на сегодняшний день.
— Как основатель "Евросети" скажите: все разговоры по мобильным телефонам до сих пор слушают?
— Ну, если этот человек очень важен нашей стране, чтобы его ограбить или убить, то да. А так они, наверное, куда-то записываются, их можно поднять. Все билинги можно поднять, но ушей не хватит всех слушать.
— WhatsApp, Viber слушают?
— Не знаю. У меня вчера сломали мессенджер — разослали всем какой-то спам. Но я не уверен, что его слушали до этого.
— Но вы чувствуете, как изменился мир в том плане, что у человека пропало ощущение личной жизни, к любому можно войти в его личную жизнь, слушать, смотреть за ним, и он этого даже не поймет?
— Ну, с другой стороны, добавилась личная жизнь. Ты в Twitter злобный, резкий и опасный, в Facebook — умный такой, про Родину, про будущее, про детей, в Instagram — красивый, с путешествиями, закаты, пальмы, телки. И есть какие-нибудь тайные переписки в каком-нибудь Snapchat с какими-нибудь воздыхателями или воздыхательницами. То есть жизнь стала разнообразнее, с одной стороны. С другой стороны, появились какие-то угрозы. И я считаю, что все в балансе.
— То есть не все так плохо?
— Вообще все хорошо, если честно.
— (Смеется)… На допросы в России вы часто ходили?
— С 2005-го по 2008-й. Ну, не то чтобы как на работу, но если два-три месяца без допроса — я уже начинал скучать.
— Все было по схеме "добрый следователь, злой следователь"? Или по-разному?
— По-разному. Иногда — просто злой.
— Как вы себя вели на допросах?
— Я уже, мне кажется, где-то говорил: я им иногда включал дурака. Я не собранный человек и мне очень легко прыгать с темы на тему.
— Включали успешно?
— Ну конечно. Советская школа. В советской школе проще всего выжить, если ты кромешный идиот. Все для этого было и сделано.
— Следователи понимали, что вы не настолько дурак, как показываете?
— Какие-то — да. Поначалу — нет.
— Думали, шизик?
— Да. Ну, может, и попытка отобрать компанию была… Это цитата: "Как этот питух в клоунских штанах вообще может чем-то владеть?"
— "Питух в клоунских штанах".
— Да. Это дословно.
— Красиво.
— Да.
— Вы эмигрировали в Англию с одним пакетом.
— Физически переместился, да. Потом доехало все…
— Все остальное.
— Не все.
— Что в этом пакете было, вы помните?
— Коробка из-под телефона, зарядка. Не помню, что еще.
— Зачем вам коробка из-под телефона?
— Я купил временный телефон в "Евросети", чтобы по нему связаться с тренером из клуба, который сообщит моей жене, что я уехал.
— Жена не знала?
— У нее была опция Б: она знала, что есть такой вариант, что нужно будет быстро покинуть страну.
— Где вы находились, когда вам пришла мысль рвануть в Домодедово и улететь оттуда в Англию?
— Я говорил об этом много раз. Я был на встрече в компании "Алтима", принадлежащей "Альфа-груп". Так как мы им продали "Евросеть", были какие-то еще [встречи]… Это же не бутерброд, который можно в секунду продать…
— Продавали по частям.
— Во-первых, по частям. Во-вторых, это достаточно сложная сделка… Все-таки это большая компания, и очень много требовалось каких-то дополнительных вещей. Мы сопровождали ее по-честному, чтобы новые владельцы ни в коем случае не почувствовали себя обманутыми. Чтобы им было комфортно и легко управлять компанией дальше.
— Вы сидите на встрече — и вдруг пришла мысль?.. Или не вдруг?
— Опять-таки, я уже, наверное, говорил это много раз. Стали звонить следователи, чтобы вручить мне повестку на то время, когда — они знали, что я буду отсутствовать. Когда я сказал, что мне недосуг…
— Недосуг.
— Это была такая игра слов.
— Да.
— Вот. Они сказали: "Мы уже внизу стоим и вас ждем, чтобы ее вручить". Вот. И мне пришло прекрасное английское слово enough.
— (Смеется). Так. И вы?
— А я не поехал.
— Прямо с этой встречи…
— Да.
— Вы сели в свою машину…
— Нет, не в свою. Мне одолжили. А моя машина так и осталась… А приговор в руках судьи так недочитанным и остался.
— (Смеется). Рванули в Домодедово.
— Да. Снял батарейку с телефона, взял новый телефон, новую сим-карту.
— Выкинули тот телефон?
— Нет, не выкинул. Зачем?
— Правильно.
— Включил его здесь, в Англии.
— Так. Сели в самолет…
— Да.
— И вдруг в самолет кто-то вошел.
— А, эту историю хотите?
— Да, это интересно.
— Я договорился с девушкой на регистрации, что так как я жду подругу, она просигнализирует мне, когда будет самый последний-последний момент, чтобы пройти регистрацию… Так оно и произошло. Я вбежал практически последний… Долгое время не закрывался люк… Потом люк закрылся — я выдохнул. Потом опять люк открылся…
— И вы поняли, что приехали.
— Пилот сказал: "Мы просим прощения за задержку. У одного из наших пассажиров возникли проблемы на паспортном контроле". И как в том анекдоте…
— Про "обосрался"?
— Нет. Про жителя России, который оказался в Западной Украине. "Ти, москалик, уже приїхав". Вот.
— Показалось, что все?
— Да… Потом вбежал человек с цветным рюкзаком, извинился, сел на свое место — и мы поехали.
— Ощущения в тот момент вы не хотели бы никогда больше пережить?
— Нет, я вообще гедонист. Я не считаю, что нужно проходить через кровь, смерть, говно и страдания.
— К российской тюрьме морально вы были готовы?
— Да, я был готов… С коррумпированными сотрудниками СИЗО уже была предварительная договоренность о теплой и чистой камере-одиночке.
— И вы понимали, что можете сесть надолго?
— Да.
— И какой вам казалась ваша будущая жизнь?
— Если бы была задача как-то мучить и пытать, они бы мучили и пытали. Если бы не было задачи человека трогать и мучить, как по многим политическим делам, то выжил бы. Михаил Борисович выжил — и я бы выжил.
— Михаил Борисович 10 лет отсидел.
— Да.
— Вы представляете, через что он прошел?
— Да, я с ним разговаривал. Все было сурово, неприятно, но ровно, кроме нескольких моментов, когда власти пытались устраивать всевозможные провокации. Было один или два момента реальной угрозы жизни — об этом он говорил. Сложно оценить вероятность, когда ты там. Когда ты отсюда говоришь, какая была вероятность, — я сейчас понимаю: вероятность посадки на долгий срок, наверное, была не очень большая. А отсидеть 2-2,5 года вместе с остальными пацанами — вероятность была большая. С пацанами все-таки ты сидишь в Москве, в СИЗО. Если ты политически шумишь, наверное, тебя не будут пытать. Если тебя не будут пытать — значит, ты выживешь. Вот и все.
— С конца 2008 года вы живете в Великобритании.
— Да.
— Как вам здесь живется?
— Очень хорошо. Нет. Как нужно сказать? Жалею страшно.
— (Смеется). Глаза потеплели — значит, хорошо.
— Грех жаловаться, давайте говорить начистоту.
— Хорошая страна?
— Очень.
— Чем она вам нравится?
— Можно жить, работать и зарабатывать, адаптировавшись ровно столько, сколько тебе нужно. Центр Лондона — это такая концентрация денег, что нужно быть либо очень ленивым, либо очень глупым, либо все вместе, чтобы не вписаться и не обеспечить себе нормальную жизнь. Деревня Мейфэр — это деревня возможностей. 800 на 800 метров возможностей.
— Вы можете себе сегодня сказать, что Великобритания — это ваша страна?
— Ни в коем случае. Моя страна — это просторы, снег, мрак, заунывные песни, суициды, беспросветность и прочее. Вьюгу я вывез с собой. Короткий солнечный день и так далее. Редкие просветления, морошка на болотах.
— У вас винный ресторанный бизнес. Вот этот винный магазин — потрясающий.
— Спасибо большое.
— И ресторан "Хайд", да?
— Да.
— Я в нем был в свое время. Он лучший в Лондоне?
— С точки зрения сервиса — лучший или один из лучших. С точки зрения винной карты — 100% лучший в мире. Хотя в мире есть ресторан с большей винной картой — там 16 тысяч вин. А с точки зрения еды — это абсолютно индивидуально. Michelin нашу еду оценил в одну звезду. Понятно, что есть три звезды, понятно, что есть совершенно сумасшедшие японцы, которые готовят из таких ингредиентов, из которых мы пока не можем себе позволить.
— Какой средний ценник у вас в ресторане?
— Наверху "доковидный" ужин — 300 на человека.
— И не очень много, да?
— Много. Очень много. Это же Англия, не Франция.
— Относительно центра Лондона, относительно ресторанов…
— Знаете, это не центр Парижа — здесь нет такого культа еды, здесь люди не готовы столько платить в целом за еду. Британцы не готовы платить много. В целом прижимистые. Это для Франции абсолютно нормально — если ты сделал суперголубя…
— Для Италии…
— 170 или 180 евро, если у тебя три звезды уже давно висят на входе… Здесь все-таки чуть-чуть по-другому. С точки зрения прибыльности это далеко не лучший бизнес. Где-то в среднем мутном потоке. Ну, опять-таки, в этот месяц был бы жирнейший плюс, если бы нас вчера не закрыли…
— А что такое "жирнейший плюс"? Можно говорить?
— Для ресторана? Несколько сотен тысяч чистыми…
— Фунтов?
— Ну естественно.
— В месяц?
— Да.
— Прилично.
— Вот.
— Приятно встретиться и поговорить с богатым человеком.
— Потенциально.
— (Смеется)…
— По каким еще характеристикам? По эстетике и красоте — точно лучший. По людям… Наша гостевая крафта еще не откристаллизовалась. Гости очень разнообразные: от серьезных винных эстетов и критиков, очень состоятельных людей… Это было в день открытия: [люди с состоянием] 2, 7 и 15 миллиардов, не связанные друг с другом, сидят в одно время в одном месте.
— Мы можем назвать их?
— Нет-нет.
— Хорошо.
— Я это очень округленно сказал. И тут же рядом может сидеть человек, приехавший вместе с одной из трагических страниц русской истории, который работал в большой компании, которую разгромили, и который вынужден был уехать, потому что всех закрывали. И который привык к совершенно другой еде. Он говорит: "Почему такие порции?.. Мне таких три надо".
— (Смеется).
— "Что это за соус из настурции? Это то, что у меня бабушка выращивает. А посолить его можно? А можно рыбу доделать?" А рядом сидит модная китаянка в кроссовках Gucci и фотографирует. Рядом — стартапер из Одессы, которому вчера позвонил Цукерберг, и он продал ему свою приложуху, и это первый "мишленовский" ресторан в его жизни. И он при этом высказывает мне, что "осьминог был немножко пережаренный". Я говорю…
— "Учтем".
— "Такой стиль повара". Ничего мы не учтем. На русском языке претензии к еде не принимаются. Ко времени — да, к сервису — да, к четкости заказа — да. К еде на русском языке претензии не принимаются.
— Обычно хозяева ресторанов, чтобы персонал не воровал, находятся прямо в ресторане круглосуточно. Вы тоже?
— Нет. В Англии не так нужно. Хотя у одного из наших коллег была проблема, что шефы воровали.
— Но вы часто там?
— Часто. Но не с лупой по сусекам.
— Что вы продаете в этом винном магазине?
— Вино…
— Виски.
— Да, алкоголь.
— Водка.
— Да. Абсолютно все. 9 тысяч наименований того, что можно пить.
— 9 тысяч?
— 9 тысяч. Месяц назад было 10. Почти тысяча позиций вымылась… В день до 1,5 тысячи приходит позиций иногда. Вчера было 500 отправок у нас. То есть это предприятие, наверное, перестало быть малым.
— Самое дорогое вино или виски сколько стоит в вашем магазине?
— Ну, сейчас у нас второй выпуск Macallan стоит 145 тысяч. Где-то есть поцарапанная бутылка дешевле. Но та продастся, и наша продастся.
— 145 тысяч фунтов — одна бутылка виски?
— Да. Мы решили не продавать дешевле. Было предложение…
— И находятся люди, которые покупают. Так и хочется сказать: и находятся дураки, которые за такие деньги…
— Ой, если бы они были дураками, у них не было бы никогда таких денег.
— Правильно.
— У нас за все восемь лет от самого Macallan было разрешение на три бутылки. Мы продали 52.
— Самое дорогое наименование за всю историю вашего магазина какое было?
— Наверное, три первые Screaming Eagle Double Magnum, подписанные виноделом. Они 250 тысяч стоили. 220 тысяч стоил коньяк 1801 года. 250 тысяч стоил набор Dalmore Constellation, проданный одному украинцу за три недели до победы Майдана. Не знаю, какая его судьба. Виски, не украинцев. У украинцев — мы знаем, какая судьба. Неплохая.
— Да?
— Да. В том, что мы продадим в следующий год бутылку или набор стоимостью в семь цифр, я не сомневаюсь. Можно поспорить.
— О прибыли ресторана мы поговорили. А прибыль магазина?
— Здесь все очень хорошо. Возврат инвестиций нестыдный с 2016 года.
— Мы можем назвать цифру "доковидную"?
— Нет. COVID провалил нам три или четыре месяца. Тарифная война Трампа подрезала американских покупателей. Коронавирусная изоляция подрезала китайских. Но по количеству транзакций, я думаю, мы выровняемся по прошлому году. По деньгам, понятно, провалились. Как только мы сделаем 100, я скажу.
— 100?
— Да. Миллионов в год.
— В год? Красиво. Мне очень нравится.
— Вот. Сделаем 100 — я скажу.
— И сколько метров здесь?
— 780. И еще немножко.
— 780 метров в состоянии сделать 100 миллионов в год?
— Еще мы не знаем, в состоянии или нет.
— Но 90 — наверняка?
— Даже этого мы не знаем.
— (Смеется). Вы сами выпить любите?
— Очень. Вообще просто…
— Вы не спились еще в этом великолепии?
— Ну, вы знаете, я занимаюсь спортом и иногда устраиваю себе недели, а иногда и месяцы без алкоголя.
— Но пьете каждый день?
— В декабре — точно да. А с сентября по конец ноября вообще не пил.
— Что вы любите выпить?
— Старую Бургундию, старое шампанское, иногда…
— Старое — это какое?
— Bruno Paillard N.P.U., 2003-й, розовое. Поделили с девочками…
— Тысяч 5 за бутылку?
— Нет, 600 фунтов.
— 600 фунтов?
— Да. И Chambertin 73-го, Бургундия. Ее отказались покупать, потому что там была проваленная пробка. Был риск, что ее никто никогда не купит, потому что она не транспортабельная. Она стоила 240 вместо 800 фунтов. А вино — абсолютная сказка. Просто сказка.
— Украинские вина конкурентоспособны или нет?
— На данный момент в недорогом сегменте — наверное, да. Всего, грубо говоря, три реформы, которые нужно сделать в Украине, — и через 10 лет Украина появится на мировой винной карте достаточно ярко.
— Три реформы — и Украина может производить вина, как Франция?
— Да, конечно.
— Вы серьезно говорите?
— Абсолютно серьезно.
— А что это за реформы?
— Солнце есть, жирнейший чернозем есть, руки и таланты есть.
— Не отсохли, да.
— Все вводные уже есть.
— Что это за реформы?
— Земля должна продаваться, как пирожки.
— Раз.
— Абсолютно никакой колхоз не должен лезть и указывать, что там делать. То есть земля — это абсолютный товар.
На то, что вывозится из Украины (будь то орехи или алкоголь), не должно быть никаких пошлин или дополнительных сертификатов, никаких лицензий. Почему в Украине опт алкоголя — это лицензируемая деятельность? Что это за глупость?
— Так.
— Вот. То есть этой части не должно быть.
— И третья?
— И третья: любой иностранец должен иметь возможность приехать на работу в любую секунду. То есть если нужен энолог на время, он просто садится в самолет, прилетает в Одессу и две-три недели — любое количество недель — работает, ему платят, он отгружает часть налогов и улетает назад.
— Все просто на самом деле.
— Все абсолютно просто.
— От кого зависит воплощение этих реформ?
— От правительства. Это же парламентско-президентская республика. От парламента и президента. Нет воли. Я смотрю, но годы уходят в моей родной стране, в России, годы уходят в Украине…
— Ни воли нет, ни силы нет.
— Мир — он как воля и представление. У меня есть представление, а у них нет ни воли, ни представления, к сожалению. У властей. Ни у наших, ни у ваших. Так получилось, что в вашей стране управляет (сейчас я не могу утверждать) достаточно воровская власть. А у нас — бандитская. К сожалению, но это факт. Про нынешнего президента [Украины] и его окружение у меня реально таких фактов нет, но абсолютный факт — что не двигаются реформы… И даже земельная реформа, которая выглядела очень правильной, отложена. Может быть, она отложена правильно, потому что каких-то правильных больших цифр не будет.
Мы недавно сидели с Навальным и обсуждали "природное российское достояние" — "Газпром" и "Роснефть" — и их продажу по частям… Все тоже согласились, что это потребует нескольких лет на подготовку. Все должно быть причесано, чтобы бюджет получил максимальную цену. Наверное, в этом есть какая-то логика. Сейчас всех вакцинируют — через три месяца мы посмотрим, как это все движется дальше.
— От продажи "Роснефти" и "Газпрома" перейдем к следующему вопросу. Вы до сих пор в международном розыске?
— С 2011 года — нет. Либо мне об этом неизвестно.
— Сняли?
— Да, девять лет назад.
— Вы ездите по всему миру совершенно спокойно…
— Ну, не по всему миру. Очень звали меня армяне, очень звали. Я как-то почувствовал, что не нужно ехать. И правильно.
— (Смеется). В Россию вы невъездной?
— Въездной. В любую секунду могу приехать.
— Просто не хочется?
— Пока нет.
— Странно. Почему?
— Я пока люблю свою Родину на безопасном расстоянии.
— Но принять могут?
— Могут. Сейчас же такие законы, что я уже наговорил лет — не знаю, на сколько. Призыв отдать Крым Украине — пять лет. Не согласиться с результатами Второй мировой войны — полтора года. И так далее.
— Шесть с половиной уже.
— Да-да. Если все посчитать, реально жизни не хватит.
— По России ностальгируете? Россия вам снится?
— Конечно.
— Что снится?
— Детство. Как любому человеку с нормальной…
— …психикой.
— С условно-досрочной нормальной психикой.
— Вы как-то сказали: "Я вернусь на Родину в гробу или когда в гробу будет Путин".
— Да, прекрасно. Подписываюсь.
— Так, давайте расшифруем.
— Ну, если потомки не захотят исполнить мою волю и похоронить меня на прекрасном побережье Средиземного моря, то вернусь на Новодевичье кладбище к бабушке.
— Бабушка — на Новодевичьем?
— Да.
— Ух ты!
— Дедушка генерал был. Первый генерал авиации.
— Вы из приличной семьи происходите.
— Да. А вышел барыга, спекулянт.
— И как выглядите! Ну что это?! (Смеется).
— Пиджак, не пиджак…
— Да.
— Ваш коллега даже не идентифицировал моего "Грега Лорана" как пиджак.
— Вторая часть вашей фразы: "Или когда в гробу будет Путин". Вы представляете Путина в гробу?
— Никто не вечен под луной.
— Даже Путин?
— Даже Путин.
— Вы это серьезно?
— Абсолютно. Может быть, мы сейчас с вами говорим, а он уже мертв. Есть такая точная наука — вероятность. И она работает и против вас, и против меня, но особенно она работает против Путина, потому что он старше.
— Если Путина не будет, вы допускаете, что может быть человек еще хуже Путина?
— На какое-то время — да. У Путина чувство баланса есть. Какой бы он ни был злодей, он не идиот… Знаете, как картонная коробка закрывается?
— Да, конечно.
— Листочек туда, листочек сюда… Вот так на страхе держится все его окружение. А так как личностей вокруг него, как мне видится, немного, потому что он их аннулировал, удалил и не выбирал новых (просто боится, что кто-то молодой и рьяный его скинет), то если даже придут силовики, у них нет чувства баланса. Мы видели в расследовании Навального: какое там чувство баланса?
— Ужас вообще.
— Маленький мозг, большая челюсть. Как тиранозавр. Поэтому ни у кого эту коробку удержать не получится. Это может привести к очень трагическим последствиям и стрельбе, но народ, даже который [кричит] "Крым наш" и прочее, не очень готов… Во-первых, страшно. Никакого еще скалозуба, все медали в орденах, с танчиками, самолетиками, когда, простите меня, в сортире на лету дерьмо замерзает… До сих пор 6 или 9 млн семей не имеют теплого туалета…
— Сколько школ не имеют…
— Школ сколько закрыли! Фельдшерских пунктов, аптек… Сейчас превалирующее право у детей силовиков при поступлении в вузы — новый закон…
— Дети росгвардейцев, да.
— То есть сценарий тот же самый, что в Венесуэле, Беларуси… Будет 10%, которые обслуживают 0,1%, имеют право на насилие, вооружены, могут выходить на пенсию в 40 лет, получать большие зарплаты. А самое главное — могут, ни перед кем не неся ответственности, бить, ломать, пытать, пугать и проявлять самое худшее, что в них есть. Это период отрицательной селекции.
— Затянувшийся период.
— Да.
— Когда вы занимались бизнесом в России, у вас охраны много было?
— Много. На пике было человек восемь на семью.
— Вооруженных?
— Вооруженных, конечно.
— Вам это нравилось?
— Это же не в Англии. Абсолютно нет. Мне было комфортно, что с детьми, с семьей, с домом ничего не будет. Как-то было спокойно.
— Сейчас охрана у вас есть?
— Нет.
— Вы не беспокоитесь, что вам могут прислать…
— Охрана дома есть.
— Вы не беспокоитесь, что вам могут прислать Петрова с Бошировым?
— Есть такое… Все прекрасно понимают, что какая-то вероятность существует.
— Когда готовился к интервью, подумал, что обязательно спрошу, кто, по вашему мнению, отравил Навального. И тут — бац! — расследование.
— Здесь все понятно.
— Гениальное расследование, да?
— Абсолютно.
— Фантастика.
— Очень-очень-очень круто сделано.
— Когда вы слушали или читали Навального, какие у вас чувства были?
— [Расследование] было бы серьезнее, если бы он хотя бы в этот момент перестал глумиться. Ну, во всяком случае кому-то серьезнее бы заходило. Но в целом нечем крыть. Вот они 15 часов уже молчат. Они придумывают… Не пишут "вы все врете"…
— (Смеется).
— "А меня это не убедило". Опа! (Смеется). Он задвинул так, что хрен вынешь теперь. Все понятно абсолютно.
— И что будет? Как с гуся вода?
— Ничего. Но опять-таки, для западных лидеров и для всех градус сомнений изменился. У моего, который с большим подозрением смотрел на все, что связано с Навальным…
— Он здесь?
— Нет, он в Москве. Кому-то не нравится язык Навального: считает, что он слишком…
— Борзый.
— Иногда — да. Или…
— Колючий.
— Нет. Что в перепалки мелкие вступает и так далее. Кто-то очень боится, кому-то не нравится, что в расследовании фотографии Потанина и Усманова — они близких путинских друзей… Все-таки Потанин и Усманов сделали деньги до Путина. И Потанин — точно своими мозгами. Моя мама дружила с Потаниным…
— Угу.
— Они в моем детстве вместе куда-то ездили, путешествовали. И есть подозрение, что будет Навальный — нас всех разграбит. Хуже большевиков. И у всех этих людей с таким сомнением градус изменился после этого расследования. У всех. Говорят: "Да, мне не нравится Навальный, но это полный п…здец. Это доказано".
— Так это еще не конец — вы знаете? Будет еще вторая серия.
— Я не знал.
— Будет еще веселее. Наше интервью выйдет, когда вторая серия уже будет.
— Хорошо.
— За отравлением Навального стоит лично Путин, на ваш взгляд?
— Абсолютно точно… Нет никаких иных вариантов. Никаких. Потому что по поводу Навального с 2013 года Путину звонит Меркель.
— Зачем?
— Когда его посадили и так далее… То есть Меркель реально вытаскивает одного за другим из лап российского правосудия. Если бы не Меркель, Путин был бы гораздо более вредоносен. Из-за того, что с Меркель у них особые отношения, потому что если она психанет, то не останется никого в Европе, кроме Орбана и каких-то таких ребят…
— А Путину не все равно, психанет она или нет?
— На Германию — нет. Ну вы представляете, какой доход будет "Северного потока — 2"? Это прокаиновая игла в тело Европы.
— Достроят его?
— Конечно, достроят…
— Уверены?
— Конечно. Газ будет поступать. И выручка будет…
— Но недолго.
— Мы не знаем. Может быть, и долго. Я думаю, что долго. А разговоры, что мы отказываемся от нефти, от газа, — чушь собачья. И нефть будет нужна, и газ будет нужен, и все путинисты об этом прекрасно знают. Ну, провалится, ну, поиграют с этим с шейхом [Саудовской Аравии]. Ну, хорошо. Через какое-то время Абдалла по физиологическим причинам станет во главе… И все.
Нефть, газ — это все будет абсолютно востребовано. На все природные ресурсы, которых в России несметное количество, спрос в ближайшее время будет только расти, цены будут только расти. Потенциально еще триллионы выручки они точно ждут. То, что сейчас провалилось из-за "ковидности"…
— Наверстают.
— Наверстают. Никакие санкции, хренанции — ничего не поможет. Американцы разрабатывают российскую нефть. Давно и тихо сидят, качают и нормально дружат на Сахалине или еще где-то. То есть этот шум и санкции — это одно, а…
— А бабки — другое.
— Поэтому гроши режут сталь. Резали, режут и будут резать. Поэтому это все — сказки.
— Венского леса.
— Да. Они в экономике — абсолютные профаны, просто кретины… Они даже не украли столько — они просто просрали…
— А могли бы вложить в экономику…
— Они могли бы вложить в экономику, могли бы вложить в университеты, чтобы нация никогда больше не была бедной. Этих денег достаточно было бы, чтобы нация вообще была носителем интеллекта по всему миру… Поднять на класс выше вообще всю страну, вложиться в будущее. Нет. Они шортят, они мыслят коротко: купил, продал, украл — и все.
— Вы считаете, что отравление Навального — дело рук Путина?
— Абсолютно, конечно. Они могли ему принести готовое решение, но он должен был кивнуть. Без его кивка ничего не будет.
— Зачем ему это? Навальный — не конкурент. Я сейчас не защищаю Путина…
— У Путина завтра отрывается тромб — и Навальный становится конкурентом в эту же секунду. Он единственный, у кого есть сеть, у него абсолютная узнаваемость и так далее. Все законы маркетинга работают на него. Есть непреложные законы маркетинга, их 22. Один из них — узнаваемость. У него есть сеть и есть узнаваемость. Несмотря на то, что в его повестке до сих пор есть неприятные для меня левые вещи, повестка изменилась. Надеюсь, что она когда-то будет написана и все наконец прочитают план реформ… И он выглядит по-другому, нежели заявления предыдущих многих лет.
— Наверное, больше всего Навальный не нужен силовикам, которые рассчитывают прийти после Путина, да?
— А каких-то силовиков Навальный, наоборот, устроит. Там же есть все-таки люди, которые хотят гордиться страной и мундиром, а не только красть.
— Вы несколько лет помогаете Навальному, оплатили его лечение.
— Да. Уже лет 10.
— 10 лет помогаете?
— Да. Мне кажется, еще в LiveJournal в 2010 году был первый конкурс, когда я переводил деньги.
— Сколько за эти годы вы перевели Навальному?
— Своих или чужих?
— Своих.
— Своих — не так много. Мне очень много приносят люди анонимно.
— Но лечение вы оплатили лично?
— Да-да.
— Много потратили?
— Около 50 тысяч.
— Фунтов?
— Фунтов. Тогда фунт к евро был — 10% разницы. Не помню точно. 50 или 55 тысяч.
— Навальный заявил на днях, что вернется в Россию. Как вы считаете, он вернется?
— Он все время это говорил. Да, я считаю, что вернется. Хотя я вынужден признать, что отговаривал его от этого.
— Вам не кажется, что его просто убьют? И никто в мире не скажет ни слова.
— Я очень болезненно… Да…
— Вы со мной согласны?
— Вероятность большая.
— Вот просто убьют.
— Выстрелят, да. Вероятность этого, к сожалению, большая. Он это знает, все это знают.
— Вы его предупреждали об этом?
— А для этого я вообще не нужен, у него своя голова на плечах. И он все понимает…
— Но он революционер.
— Когда лошадь не хочет слушаться, она закусывает [удила].
— Он закусил.
— Он закусил.
— Навальный чисто теоретически может прийти к власти в России?
— Да.
— Вы считаете?
— Да. Как идеально сказал о нем Зюганов, он — как молодой Ельцин, только непьющий. Это идеально. То поколение, которое выросло на свободе, которым сейчас 40-50, очень хочет молодого и непьющего Ельцина.
— И чтобы в троллейбусах ездил.
— Это парень из Марьино. Для него не зашкварно проехаться ни в лимузине бронированном, ни в троллейбусе.
— Вы с ним часто общаетесь?
— Да.
— Он нормальный парень? Чисто по-человечески.
— Да.
— Вменяемый?
— Человек, находящийся под таким прессом, как он… это не может бесследно пройти для психики.
— То есть тараканы есть какие-то?
— Очень много социалистов в окружении. И само окружение было достаточно левым. Это единственное, в чем совет мудрецов вокруг него и я пытаемся как-то на него повлиять.
— Меня, честно говоря, настораживало всегда то, что он вышел из русского национального движения…
— Он из него вышел в каком году? 2007-2008-м.
— Но он там был.
— Вы знаете, известный рэпер Луперкаль тоже там был. Кто не идеалист в молодости, у того нет души. Кто не прагматик в средних годах, у того нет мозгов. Это некий идеализм… Все же зависит от среды, в которой ты был. Уважаемый мной Егор Летов дважды в жизни менял политические ориентиры. Первый раз — это был стокгольмский синдром под давлением принудительной медицины, психотропных средств, алкоголя и наркотиков… С людьми разное случается…
— Метаморфозы.
— Да, разные метаморфозы. То, что сейчас происходит с мировоззрением Алексея, — я считаю, это движение в абсолютно правильную сторону, в сторону свободного рынка, в сторону свободы.
— Как мне покойный Жванецкий сказал: неважно, кто кем был; важно, кто кем стал. Иисус — он тоже евреем был. А кем стал? Меня еще смущает в Навальном, что он не признает Крым украинским. Плохой момент, согласитесь.
— Если любой российский политик, который даже считает, что это абсолютное безобразие, говорит: "Я отдам Крым Украине", — в эту минуту он перестает быть российским политиком, потому что у него будет ноль поддержки.
— Вы российский политик?
— Я вообще не политик, я вино продаю. Я не баллотируюсь, мне не надо замуж, мне все равно, как я выгляжу. Я считаю, что по Крыму можно договориться так, что все будут win-win. Неважно, какой флаг. Важно, как людям живется. Когда меня просили высказаться о конфликте Армении и Азербайджана, я сказал: "Люди живут плохо и должны себя защищать в страшенной коррупции, без инфраструктуры, в полном говне с этим флагом или другим". Мне все равно. Ну не то что все равно — мне хочется, чтобы они перестали друг друга убивать. А я не могу никакую сторону принять, потому что смотрю, исходя из того, где будет житься лучше людям. Если бы Россия несла с собой быстрое и четкое право, судебную систему, строила инфраструктуру, строила университеты, снижала бы налоги и привносила бы полновесную цивилизацию, я бы был первым захватчиком всех земель бывшего Советского Союза. Я фанат цивилизации. Мне все равно, какой флаг, по большому счету. Если человеческая жизнь и здоровье защищено, если есть возможность для социального лифта, если можно образовываться — какой флаг, мне, честно говоря, не так важно.
— Но когда у бизнесмена пытаются отобрать, шерсть дыбом становится?
— Да, естественно.
— У Украины же отбирали ее территорию.
— Когда отбирали у конкретных людей конкретные дома, это военное преступление, за которое нужно судить. Что получили крымчане? Вместо вороватой, малахольной украинской власти 2013 года — злобную, бандитскую, путинскую 2014-го. Воров поменяли на бандитов. Камни с неба еще даже не начали падать.
— Хотя скоро, похоже, начнут.
— Может быть, и не скоро, но Путин завязал такой узел, развязывать который придется, видимо, тем поколениям, которые в этом не участвовали и выросли позже… Чтобы не было никаких ни перед кем обязательств.
— Россия Крым и Донбасс отдаст?
— Донбасс — очень даже может быть. Во всяком случае если будет Навальный, Донбасс, думаю, сразу перейдет…
— А Крым — нет?
— Вот представьте, Алексей в Кремле говорит: "Мы отдаем Крым". Его снесут через шесть недель максимум. Просто снесут.
— А не устала Россия от Крыма?
— Скажут, что он пришел разбазаривать наши земли. И возьмут штурмом. Серьезно. Глубокое понимание, что Крым — наша земля. Хотя в 1855-м так вообще не казалось.
— Вот долбо…бы! У меня нет другого слова.
— Путин завязал сложно развязываемый узел. Потребуются время и усилия. Будет либо затяжной конфликт с Украиной, либо полная потеря поддержки населения России. Это не решается вот так.
— Россиянам можно объяснить: "Уважаемые, после Второй мировой войны сложилась такая ситуация, когда к нам отошли Курилы, Сахалин, Кенигсберг, часть Финляндии — и мировое сообщество это приняло, это зафиксировано во всех международных договорах". И при развале Советского Союза лидеры образовавшихся государств объявили, что все территории, которые принадлежали Украинской, Белорусской республикам и РСФСР, остаются в их составе… И Будапештский меморандум, когда Украина отдала третий по величине ядерный арсенал в обмен на гарантии территориальной целостности… Россиянам это можно объяснить?
— Очень сложно. Практически нет.
— Россияне — дремучие? Не понимают, что мировое право есть?
— Я же говорю: это узел, который можно либо разрубить (тогда будут жертвы), либо развязывать долго. А объяснить…
— Надо иметь голову и волю — и все будет хорошо.
— Объяснить можно, но я боюсь, что это годы. Плюс огромное количество людей туда переехали, вложили и так далее.
— Ну, если мозгов нет, переезжать на чужое… Пусть переедут назад.
— Одно из самых моих любимых слов на немецком — "кабель-салат". Это спутанные провода, которые очень сложно распутать. Кабель-салат можно сжечь, разрубить, а можно распутывать по одному. Нет никаких сомнений, что при Навальном это все будет распутываться именно вручную, чтобы не было человеческих жертв.
— Но есть сомнения, придет ли Навальный.
— Да, большие. Он вообще не про насилие, не про нагибание. Никаких больше захватнических вещей абсолютно. Я от себя добавлю: искренне считаю, нужно создать государство и такую систему, чтобы к тебе тянулись.
— Охарактеризуйте, пожалуйста, Путина в двух словах.
— Дзюдоист, легкий вес.
— (Смеется). И все?
— Да. Использование чужой силы, обманки, долгое плясание вокруг, обманки, обманки, а когда человек устал и запутался — резкая атака сверху. И дальше душить, душить, душить, душить и душить.
— Но он же в тяжелом весе играет.
— Нет, в легком.
— Нагибая столько стран и мировых лидеров, вы считаете, что он в легком весе?
— Все равно. Если ты родился в легком весе, ты в легком весе и останешься…
— Как Высоцкий пел: "Но если ты родился баобабом, то будешь баобабом тысячу лет, пока помрешь". Да?
— Да.
— Хорошо. Путин…
— А дзюдо дало ему, на мой взгляд, очень много. Так как я три года занимался, я узнаю в нем коварного, продуманного дзюдоиста.
— А дзюдо накладывает отпечаток?
— Абсолютно.
— Это философия.
— Формирует волю, характер, да. Способность ждать, долго ждать и не нападать. Вот уже все. Уже рефери говорит… Есть пассивные, слишком пассивные… Все ждешь-ждешь, бегаешь-бегаешь…
— И?
— Потом раз — подножку — бам! И все, поехали.
— Путин надолго еще? По ощущениям.
— Может быть, да. У меня были иллюзии — они полностью ушли.
— С Сурковым вы до сих пор дружите?
— Мы приятельствовали до 2012-го, наверное… В 2012-м или в 2013-м мы в последний раз встречались здесь. И, наверное, в 2014-м созванивались и общались. С того момента — нет.
— Вы понимаете, какую роковую роль он сыграл в новейшей истории Украины?
— Граница нечеткая, но приблизительно понимаю.
— За событиями в Украине следите?
— Не на ежедневной основе. Когда-то, когда недавний ваш коллега, с которым вы недавно встречались, рассматривал меня, — тогда следил и внимательно читал. Я даже нашел преподавателя…
— Украинского языка.
— Да. Я считаю, это абсолютно правильно было. Но сейчас очень много вещей, связанных с моим бизнесом, и я фокусируюсь.
— Вас рассматривали и как кандидата на пост руководителя "Нафтогазу України", и как министра экономики.
— Да, но все как-то были резко против.
— Что вы думаете о Владимире Зеленском?
— Я думаю, что он абсолютно неглупый мужик, которому досталась непривычная задача. И, наверное, он упустил время, когда можно было делать радикальные реформы. Заявление о том, что "я хочу после своего президентского срока гулять по Киеву без охраны", говорит о том, что никакой борьбы с коррупцией не будет.
— Или бороться с коррупцией, или гулять без охраны.
— Да. Так не бывает. "Революции без жертв — ничтожная ложь", — пел Юрий Юлианович Шевчук.
— Саакашвили вы по-прежнему уважаете?
— Я с ним давно не разговаривал, но мне не за что его презирать — это уж точно. В какой-то момент у него была популярность и поддержка — наверное, он сделал какие-то вещи, которые их снизили. Я по-прежнему считаю, что он в руководстве любой из постсоветских стран крайне полезен.
— Что будет с Беларусью и с Лукашенко?
— То же самое, что с Мадуро… Будут 10% руководить остальными 90%.
— То есть Беларусь продолжит жить под руководством Лукашенко?
— Да, к сожалению.
— Он не уйдет?
— Ну а чего? Куда? Зачем?
— Почему у Украины получилось, а у Беларуси — нет?
— Другой народ. Белорусы решили, что они в своей стране не будут принимать насилие. Мы их не можем осуждать ни в коем случае. Но власть означает, что ты принимаешь на себя право применения насилия. Они этого не сделали. Поэтому не получилось. Им и так страшно. К тому, что они последовательно выступают за свободу, я отношусь с огромным уважением. За то, что они делают, всю белорусскую нацию можно причислить к лику святых. По сути, за свои убеждения они выступают ненасильственно против оружия.
Но попробуй ударить украинцев по правой щеке — получишь с левой ноги.
— Я недавно сказал, что если бы украинцев так избивали и пытали, все бы стреляли уже.
— Стреляли бы с крыш.
— Да.
— Абсолютно. После первого избития во дворе все бы съездили аккуратно в тайничок — почистили, достали бы это… И просто в фаршмак бы их расстреляли…
— А белорусы терпят.
— Другая нация.
— В Лондоне немало и бывших россиян, и бывших украинцев-миллиардеров живет. С кем в Лондоне вы общаетесь?
— Не могу сказать.
— Но общаетесь?
— Бывает.
— С Ходорковским вы поддерживаете отношения?
— Да.
— Часто встречаетесь?
— Нечасто. Из-за COVID и прочего. Но в целом на связи.
— Вам интересно с ними?
— Да. Я не со всем согласен, но понятно, что интересно.
— Каково это — быть миллиардером?
— Не знаю, не пробовал.
— (Смеется).
— Ну у меня никогда не было миллиарда живого.
— У вас не было миллиарда?
— Никогда. Ну компания когда-то столько стоила, но живых денег не было.
— Но компания стоила?
— Стоила, конечно.
— И вы были единственным хозяином компании?
— Нет, с Тимуром [Артемьевым] вдвоем. Компания стоила, наверное, около 2 млрд.
— Ну, значит, миллиард…
— Он был нарисован…
— Он был виртуален, но был.
— Виртуальный. Да.
— Значит, вы можете сказать, что были миллиардером?
— Давайте спустимся на землю. Есть деньги в распоряжении, и они, к сожалению, далеки от миллиарда, но мы над этим работаем.
— (Смеется). Сколько у вас денег, вы знаете?
— Знаем, но…
— Но молчим.
— Уйдем от этого вопроса.
— Каков ваш распорядок дня?
— Долгий сон. Только сон приближает к увольнению в запас. Я большой фанат долгого сна.
— Сколько часов в сутки вы спите?
— Стараюсь не меньше восьми.
— Долгий сон до которого часа?
— Очень по-разному… Сегодня — до 8.30. А запросто может быть и 10.00. Меня лучше утром не трогать.
— Чем вы занимаетесь в течение дня, как правило?
— За прошлую неделю у меня было девять спортивных тренировок.
— Удивительно. Спорт какой?
— В основном сейчас бокс и поло. И чуть-чуть йоги для растяжки.
— Спорт. Что еще?
— Немножко продаю вино, общаюсь с коллегами. От получаса до часа иногда занимают социальные сети. Опять-таки, это в целом фокус на…
— "А все остальное время считаю прибыль".
— У меня есть приятель. Он брат Славы Хаита. Женя Хаит, живущий в Одессе. Вы прямо его голосом и интонацией сказали.
— Да?
— Чтобы уходили в поле.
— Да. Бороду нужно чесать, детей нужно целовать, а деньги — считать. Вот. Житие в Англии и работа даже в небольшой компании — это все равно много юристов, каких-то налоговых консультантов… Это все занимает какое-то неприятное время.
— Что доставляет радость очень богатому человеку?
— Не знаю. Я когда буду очень богатым, я скажу.
— То есть вы еще очень скромный вдобавок. Что вам доставляет радость?
— Успехи детей, игра в поло и просто созерцание моей боевой подруги Татьяны. Даже если она ничего не делает.
— Как вы развлекаетесь?
— Кино, вино…
— И домино.
— Нет. Домино и любые конечные игры меня не интересуют. Я люблю готовить, я люблю ходить есть в разные места, люблю пить…
— Чтобы убедиться, что там хуже, чем у вас.
— Либо поучиться, либо утащить какие-нибудь идеи. Люблю смотреть кино. В воскресенье три часа провел на лошади под дождем. Наверное, чуть ли не лучший день. Весь ноябрь забавлялся на винной бирже — наживался на чужих трагедиях. Так как клубы и прочие заведения были закрыты, огромные лоты с шампанским продавались гораздо ниже рыночной цены. Накупил цистерну шампанского в общей сложности. Тоже очень полезно для понимания ценообразования этого рынка… Общение с коллегами.
— В приятной обстановке.
— Практически каждый день мой вопрос: что еще нужно заказать? Как еще можно облегчить работу? Что мы как руководство можем сделать, чтобы процесс шел мягче, быстрее, глаже?
— У вас очень необычный стиль одежды. Где вы ее покупаете?
— Это Таня подарила. Это я купил. Грэг Лоран, сын Ральфа Лорана. Штаны — Борис Бигдан. Ботинки Гуиди.
— Сердечко — что это?
— А это я купил на Андреевском спуске в магазине всяких дизайнерских вещей.
— У вас в ухе серьга.
— Это сын Вивьен Вествуд и Макларена — Чалдоф Яго.
— Вы серьги всю жизнь носили?
— Нет. Последние пять-шесть лет.
— Удобно с серьгой мужчине ходить? Я помню, что в советское время за серьги в ушах творили. Вы помните?
— Да, помню. У меня была очень короткое время. И до сих пор остался микрошрам здесь.
— Удобно вам с серьгой?
— Я уже привык. У меня был всегда хвост, который я крутил. Волосы закончились — нужно было как-то компенсировать.
— Теперь у вас потрясающие усы.
— Да.
— Вы их крутите?
— Да.
— Вы хотите быть похожим на Дали или на Буденного?
— Я хочу, чтобы другие были похожи на меня.
— Класс. Что вы смотрите и что читаете?
— Ха! После 2,5-месячного перерыва я сегодня в самолете читал "Поправку 22". Прекрасная антивоенная книга. Надеюсь, что я ее добью…
— Какое кино вы любите?
— Знаете, в тоталитарный период, как ни странно, русские сериальчики, кроме моментов, от которых меня трясет, — где менты всегда хорошие.
— И портрет Путина на стене у каждого мента в кабинете.
— Вот. Кроме этих моментов, надо сказать, они серьезно улучшились по качеству. Плюс все, что новое выходит. Таня любит все новое — я люблю всякую старую классику.
— А российские федеральные каналы вы смотрите?
— Знаете анекдот? Металлист как-то напился, и у него было сильное похмелье. Ему другие металлисты советуют: "Поставь Iron Maiden". — "Не помогает". — "Ну поставь Grave Digger". — "Не помогает". — "Может, поставить "Ласковый май"? Проблюется — полегче станет". Наверное, если мне захочется ментально проблеваться… Недавно было обострение в связи с 20 минутами неповиновения в Ростове, где водители прогнали ментов. И я выложил кадры одного из водителей, который говорил: "Пацаны, у нас Ростов. У нас все с арматурой вышли пацаны. Менты испугались — и уехали". 20 минут в прайм-тайме на "Первом канале" меня чехвостили за то, что я разношу фейки. Настолько они истерически боятся революции, что каждый раз показывают…
— Дураки.
— Идиоты. Клинические дегенераты.
— Меня постоянно показывают Соловьев, Скабеева, Попов.
— Любят, значит. Они делают вас популярным.
— Так они идиоты.
— Естественно. Они не знают непреложных законов маркетинга, которые мы с вами знаем. Узнаваемость — это крутейшая вещь. То есть покажут вас еще 20 раз — вас будут еще больше смотреть в России. То есть они делают нас популярнее.
— Я должен их поблагодарить, по большому счету. Правда?
— Абсолютно. Еще оскорбить их, чтобы они в суд подали, чтобы ваше имя прозвучало еще несколько раз.
— В свое время вы подарили президенту РФ Дмитрию Медведеву на день рождения книгу Айн Рэнд "Атлант расправил плечи". Говорили, что считаете эту книгу самым мощным произведением, написанным в XX веке, и уверяете, что среди нескольких миллионов человек с доходом более миллиона долларов эта книга популярнее Библии.
— Это факт как бы. Да, действительно подарил. Я понимал, что мое влияние микроминимально. Но каждая пылинка — это витаминка. Ты можешь сдвинуть глобус хотя бы на микрон — значит, его нужно сдвинуть на микрон.
— Хорошая книга? Действительно Библия?
— Ну, она самое важное, что написано на русском языке по либертарианству, условно, художественным языком. Язык тяжелый у нее. Одну мысль она тяжело доносит. Не так тяжело, как Гегель, конечно. Но тяжело, много раз разжевывая. Как будто перед ней стоят классические, в восприятии Задорнова, "тупые американцы", и она им 50 раз разжевывает: "На "ля" начинается, на "гушка" кончается". "Есть свобода — будут деньги. Нет свободы — будет плохо". И это — в 50 различных вариантах на 50 различных примерах. Всем людям, вышедшим из советской парадигмы, обязательно читать.
— Это же псевдоним.
— Да. Алиса Розенбаум. Она из Питера.
— Из Питера. Сколько лет ей?
— Она уехала в 1926 году. Соответственно, сейчас ей было бы 100 с чем-то…
— В Питере это вторая известная носительница фамилии Розенбаум. Еще есть Александр Розенбаум.
— Да. Ну, он сейчас в Думе.
— Уже давно нет. Вы любите творчество Розенбаума?
— Раннее алкогольное…
— Как питерец.
— Я не питерец. Я ментально москвич. Я физически появился на свет в Ленинграде, но ментально я москалик. Раннее алкогольное — очень да. А чем дальше, тем меньше.
— У вас трое детей. Чем они занимаются?
— Трое известных мне детей.
— Хорошо сказали. Вы задумались…
— Я вспоминаю, сколько у вас. По-моему, больше.
— Немножко. Намного, вернее.
— У вас пятеро?
— Я уже сам запутался.
— Хорошо. Старший пытается найти себя в бизнесе. Решил не учиться дальше, а зарабатывать деньги. Дочь (ей скоро 15) учится в школе. И буквально вчера я читал ее оценки. И они лучшие, мне кажется, за период ее обучения. Взялась за ум сама. Другая дочь с удовольствием только пошла в школу.
— Вы детям помогаете материально?
— Дочери средней — да, конечно. Хотя она после нашего чудовищного и долгого развода осталась с мамой, но тем не менее… Сын сказал, что он больше ничего не возьмет, что он сам по себе.
— Вот так.
— Что за него даже в ресторане платить не надо. Я к этому отношусь с уважением. Я вообще считаю, что мальчик должен быть немножко голоден.
— А развод был чудовищным?
— Да, конечно. Как и все здесь.
— Почему?
— Как советская девочка, приехав в Лондон с состоятельным человеком, попадая к юристам… Они говорят: "Ты же отдала ему всю молодость?" — "Да". — "Он же тебе должен закат и рассвет?" — "Да". — "Вот то, что он тебе предлагает, — мы из него в три раза больше выжмем. Просто подпиши здесь".
— "И нам чуть-чуть". И она подписала?
— Да. "Твое, мое и мое-мое". И это происходит здесь. В итоге за четыре года она получила столько, сколько я предложил на второй день расставания (минус несколько миллионов).
— Но зато юристы обогатились.
— Юристы обогатились по полной программе.
— Детям что вы оставите?
— Знания, хороший пример.
— А деньги?
— Я постараюсь все потратить при жизни.
— Как интересно… То есть детям вы не оставите ничего?
— Знания. Как это, "ничего"? Знания, удочки, умение ловить рыбу, умение чистить, умение жарить, умение продавать эту рыбу. Удочки, снасти и прочее.
— Не боитесь, что дети придут на вашу могилу и памятник вам сломают?
— А я этого не узнаю. Нет никакой жизни после смерти. Для меня умерший человек — 80-100 кг мертвой материи. Я не про спиритизм вообще.
— Или даже не поставят вам памятник.
— С момента остановки сердца мне совершенно все равно.
— Коронавирусом переболели?
— Да.
— Тяжело?
— Долго, неприятно, очень сонливо было. Средне в целом.
— Пандемия когда-нибудь закончится?
— Да. Думаю, месяца два-три, всех провакцинируют — и все пойдет на спад.
— На вашем бизнесе он сильно отразился?
— Очень. Отбросил на год.
— Вы считали свои финансовые потери?
— Нет.
— Не хочется расстраиваться?
— Пока не хочется. Закончится — посчитаем.
— Это десятки миллионов наверняка?
— Нет, это миллионы. Не десятки.
— Вы философски к этому относитесь?
— Не философски. Философски, в нашем понимании, — это похренистически. Почему-то слово "философия" прекрасно используется, когда люди хотят сказать "мне все равно". Нет, мне далеко не все равно. Это год потери свободы всем миром. Как в 1939 году забирали евреев, и никто не реагировал… Так сказали, что больше никто никуда не летает, все ходят в маске, сидят дома… Причем тогда надо было еще прикладом в спину, а сейчас достаточно по телевизору выступить. Сказали — и все сдали свою свободу в секунду!
— Не нравится вам стадом быть?
— Абсолютно. Я никогда не был частью стада, да и частью общества, к сожалению, тоже. Может, от этого и проблемы.
— Что одно и то же: стадо и общество — да?
— Ну плюс-минус. Общество — это все-таки некая селекция позитивная.
— Как вы считаете, мир в ближайшее время сильно изменится?
— Да, но не под действием коронавируса, а из-за технологий.
— Это будет совершенно другой мир?
— Все быстрее меняется. Скажем, раздача интернета над всем миром, гиперлупы, использование сверхзвука в пассажирских перевозках снова не за горами. Мне кажется, это гораздо более приятные моменты. А то, что в любой момент можно отобрать свободу, запретить сотни профессий и против пустоты включить станок и самому распределять деньги, — это еще тысячи правительств захотят повторить. Потому что это круто. Ты превращаешь все в тюрьму и включаешь станок. "Вау! Как классно, что меня выбрали… Сейчас мы объясним это социальной поддержкой, что каждая жизнь важна, сука. И напечатаем в два раза больше денег. И подумаем, кому их и за что…"
— По справедливости.
— По справедливости распределить.
— Вы в этом новом, измененном, мире не затеряетесь?
— Чтобы вот это (показывает на бутылки на полках) перестали пить в новом, измененном, мире? Пили, пьют и будут пить.
— И поэтому…
— Мы будем быстрее, чем другие, с улыбкой и более сервисно это все продавать. Столько компаний самоограничили себя… Говорят: "А мы не можем принять у вас заказы на 50 разных поставок сейчас". — "А почему не можете?" — "У нас же COVID". Окей, а мы можем. У нас огромное количество конкурентов ввели нелепейшие ограничения, что они могут и что они не могут, чтобы просто ни х…я не делать. Просто свою лень возвели в абсолют, потому что можно прикрыться COVID. А мы работали, работаем и будем работать дальше на благо. Вчера 520 отправок было. Я думаю, на следующей неделе мы зайдем за тысячу в день. Мы можем переварить столько, сколько никто больше не может.
— Как говорил на 25-м съезде КПСС Леонид Ильич Брежнев, "будем жить и работать по-ленински".
— Да. Вероятно, он это говорил. Я не помню. Пусть они и живут, и работают по-ленински, а мы будем работать, исходя из постулатов Адама Смита, Айн Рэнд, Мюррея Ротбарда и Мизеса.
— И бутылок для этого хватит.
— "И бутылка рома". Да.
— Спасибо.
— Спасибо большое.
