Сложно представить себе Восток без разнообразных пристроек, балконов, к которым приделаны листы жести или куски пластмассы. Пейзаж с такими элементами может сначала сильно удивлять, но потом становится привычным.
В какой-то момент мы уже перестаем замечать пристроенную к боковой стене многоэтажного дома гостиную, которая, в принципе, не вызывала бы особого удивления, если бы не висела без опоры на уровне пятого или шестого этажа. Нас уже не поражает комната, держащаяся на идущих от земли металлических сваях, или, как в Тбилиси, припаркованный на балконе автомобиль, который его владелец поднял на четвертый этаж, опасаясь угонщиков.
Такие картины отчасти вызывают тревогу, а отчасти восхищение. С одной стороны, мы видим нечто неустойчивое, демонстрирующее неуважение к окружающим, а с другой — поражаемся полету технологической мысли. По всей видимости, именно поэтому в последнее время эта тема стала предметом обсуждения.
В 2019 году украинец Роман Блажан снял документальный фильм «Вход через балкон». Он побеседовал с архитекторами, антропологами и простыми жителями. Одна из его героинь назвала такие архитектурные объекты «паразитарными», ведь они прирастают к зданию и не могут без него существовать. Эта архитектура не занимает дополнительного пространства, но при этом создает новое, она открыта к изменениям, не требует многого и приобретает разнообразные формы.
О том же явлении рассказывает фотоальбом архитектора Александра Бурлаки «Балконный шик». Его автор объясняет, что создание разнообразных балконных конструкций без каких-либо разрешений разворачивалось в серой зоне, которую не был в состоянии контролировать СССР. Он добавляет, что сейчас сложно встретить людей, которые бы помнили, как выглядели города, когда в домах не было застекленных балконов.
В 2020 году на Тбилисской архитектурной биеннале, проходившей под названием «Что у нас общего», в основной экспозиции был представлен польский проект «Достройка — Completion» авторства Александры Завистовской (Aleksandra Zawistowska), Анны Наувальд (Anna Nauwaldt) и вашей покорной слуги. Это игра, в которой можно самостоятельно сложить мозаику типичной тбилисской жилой многоэтажки.
Зачем человеку балкон?
На нем можно отдыхать, загорать, курить. В таком случае важно, чтобы он был удобным и ухоженным. Можно также вешать там белье, жарить шашлыки, устраивать вечеринки или разводить цветы. Хозяин — барин. В самом прямом смысле: балкон — интимное пространство, продолжение квартиры, нечто, что ее заканчивает, ведь чтобы туда попасть, обычно нужно пройти через все помещение.
Балконная экспансия в республиках СССР и его странах-сателлитах началась в 1960-х годах. Тогда развернулось массовое строительство хрущевок — пятиэтажных панельных зданий, которые должны были обеспечить граждан временным жильем максимум на 25 лет. Скроенные по одному образцу дома вырастали везде: в Тбилиси, Киеве, Москве, далеких Душанбе или Ташкенте.
В таком однообразии было легко потеряться, о чем рассказывает культовая советская комедия «Ирония судьбы» Эльдара Рязанова, которая из года в год становится центральным пунктом телевизионной программы в новогоднюю ночь наряду с поздравлением президента. Системная «уравниловка» касалась не только насаждения равенства в обществе, но и находила отражение в жилищном строительстве. А раз все должны были быть равны, одинаковым был и метраж.
При Никите Сергеевиче человеку полагалось 8 квадратных метров, позже — уже 12. В маленькой квартире избавлением становился балкон. Он давал возможность расширить пространство, заменял спальню, кухню, кладовую, позволял контролировать территорию или устроить себе отдельный вход. Незастекленный, то есть неблагоустроенный балкон, считался даже знаком, что ремонт в квартире не закончен. Это был своего рода массовый ответ втиснутого в хрущевки общества: государство засунуло нас в клетушки, значит, нам придется приспосабливаться, чтобы выжить.
Позволить вещам говорить
Постсоветский балкон — это прежде всего территория независимости и эгоизма. «Здесь мое пространство, поэтому я буду обустраивать его так, как захочу, что думают другие, меня не волнует. В свою очередь, лестничная клетка, двор, подвал — ничейные места, поэтому о них можно не заботиться. Это пережитки советского мышления», — говорит сотрудница факультета земельных ресурсов и социально-экономической географии Щецинского университета Марика Пирвели (Marika Pirveli), которая уже много лет занимается семантикой городского пространства
Ничейными были и фасады, на которых в 1990-х годах, нарушая все законы физики, стали появляться новые конструкции. Балконы облицовывали пластиком и деревом, застекляли, завешивали брезентом, украшали, превращая в королевские покои или кабину самолета. В ход шли любые материалы вплоть до фрагментов автобусных кузовов, все зависело от толщины кошелька, вкуса, фантазии, принадлежности к тому или иному социальному классу. В безумных концепциях можно увидеть множество смыслов, а сами они стали символом раздробленности общества. Сейчас бывает сложно понять первоначальный замысел архитектора, он скрылся за результатами творческих актов, изобретательностью (или ее отсутствием), народной импровизацией. В начале 1990-х квартиры стали уже не государственными, а частными, но в посттоталитарных странах никто не знал, что же это означает.
«Люди в одночасье становились владельцами недвижимости, но не имели понятия, что из этого следует, что изменилось, — говорит урбанистка и международный эксперт в сфере развития и ревитализации Александра Чижевская (Aleksandra Czyżewska). — Человек не понимал, что с этого момента все находится в его руках, и вместе с другими владельцами ему придется принимать разные решения, а в первую очередь платить за содержание общедомового имущества. Все до сих пор ждут кого-то, кто вкрутит лампочку, уберет мусор с лестницы, починит двери».
Мы, люди, так уж устроены: нас мало интересует то, что нам не принадлежит, то, за что, как нам кажется, мы не несем ответственности. А балкон? Он — только наш, поэтому мы будем делать с ним все, что нам вздумается, даже если, по крайней мере, на первый взгляд, это противоречит закону всемирного тяготения.
