Когда Рохая Диалло (Rokhaya Diallo) росла в не очень престижном пригороде Парижа под названием Ля-Курнев (La Courneuve), она, по ее собственному признанию, «не чувствовала себя чернокожей». Ее родители родом из Сенегала и Гамбии, но «вопрос о том, что ты чернокожая, тогда просто не возникал», потому что, как она говорит, «нас было так много». Только уже в подростковом возрасте в Париже, когда люди стали спрашивать, откуда она, Диалло начала осознавать, что при этом они не имели в виду пригород Парижа Ля-Курнев. «Речь на самом деле шла о цвете моей кожи», — сказала она.
Сегодня Диалло принадлежит к поколению французских журналистов и активистов, утверждающих свою идентичность как чернокожие, и делают это таким способом, который представляет собой вызов для представления Франции о самой себе как о стране, не различающей цвета кожи. Это стало причиной сложных и острых споров о том, как воспринимать расу и нужно ли вообще это делать. Это особенно чувствительный вопрос во Франции, потому что ее универсалистская модель предполагает, что все граждане имеют равные права как отдельные личности. А не как группы. Во Франции противозаконным является сбор данных относительно этнической, расовой и религиозной принадлежности человека, и подобный подход частично связан с отказом и методов идентификации, которые во время войны использовал режим в Виши. Официально во Франции не учитывается количество представителей расовых меньшинств и не признается их наличие. Что касается идентичности, то все считаются просто французами.
Однако наличие расовой дискриминации в течение многих лет означало, что Франция не соответствует этому идеалу. Проводимые исследования, в которых используются опосредованные способы учета расовой принадлежности (например, задается вопрос о том, откуда приехали родители) свидетельствуют о том, что французы, связанные с Магрибом или с расположенной южнее Сахары Африкой, испытывают больше проблем, когда пытаются снять себе жилье или найти работу. Они непропорционально отсутствуют также на французских телеканалах, в советах директоров и в правительстве. В 1980-х годах отмечался рост популярности таких антирасистских движений, как SOS Racisme, но часто их членов больше интересовали вопросы социального равенства, чем расовая идентичность. Сегодня новое поколение активно предлагает иной вариант расового пробуждения. Это заставляет президента Эммануэля Макрона отвечать — но также ставит под сомнение то, как эта проблема обсуждается.
В прошлом месяце Макрон вызвал возмущение у некоторых сотрудников полиции, когда он признал, что во Франции людей «с небелым цветом кожи» чаще могут остановить полицейские для проверки. Он также признал, что «быть белым человеком может означать осознание своего привилегированного положения». В Америке использование подобных терминов является обычным делом, но во Франции это происходит крайне редко. Теперь Макрон обещает начать проводить «консультацию с гражданами» по поводу дискриминации. В феврале он также намерен создать постоянную антидискриминационную платформу — онлайн-вариант, телефонный и чат — для регистрации жалоб и для ответа на них. Идея состоит в том, чтобы повысить осведомленность о проблеме дискриминации и предоставить средства для борьбы с ней.
Тот факт, что Макрон решил теперь делать больше в области расовой дискриминации, не означает, что он согласен с тем, как некоторые активисты во Франции пытаются проводить эту дискуссию. В ходе происходящего в настоящий момент спора «универсалистов», предпочитающих бороться с дискриминацией за счет усиления существующей и не различающий цвета модели, натравливают на тех, кто считает, что глубокие структуры расизма могут быть искоренены только при наличии особого внимания к вопросу о расе (racializing) во французском обществе. «Франция имеет теоретическую универсалистскую философию, которая остается герметичной для проникновения опыта большого количества французов, — подчеркивает Диалло. — Мы отказываемся говорить о расе, и поэтому у нас нет слов для обсуждения этого вопроса. Это отрицание, это отказ выразить в словах то, что мы не хотим признавать».
Значительная часть этого давления исходит от студентов, а также от людей, знакомых с теми дискуссиями, которые происходят в американских университетских кампусах. Часто получается так, что на французском языке нельзя найти соответствующих слов. Так, например, чернокожие студенты существующего во Франции Института политических исследований (Sciences Po) могут призывать к проведению семинаров по таким вопросам, как «критическая расовая теория» (critical race theory), «интерсекциональность» (intersectionality) или «деколонизация» (decolonial studies). Если вы услышите во Франции разговоры о «превосходстве белых» или о «системном расизме», то, по словам проживающего во Франции американского эксперта по расовым вопросам Томаса Уильямса (Thomas Chatterton Williams), «это американский способ мышления, заимствованный у общества, построенного на рабстве и угнетении».
До определенного предела Макрон сочувственно относится к подобным взглядам. В ходе своей кампании в 2017 году он огорчил консервативные круги во Франции тем, что назвал колонизацию «преступлением против человечности» (crime against humanity). Он согласен с тем, что нужно предпринять больше усилий в этом направлении и представлять полную картину истории Франции, а в прошлом году он попросил историка Беньямина Стора (Benjamin Stora) повторно проанализировать архивы, относящиеся к колониальной истории Франции в Алжире. Однако Макрон устанавливает определенные границы, и не только по поводу удаления из контекста противоречивых исторических фигур. Он также выступает против «этницизации» (ethnicisation) французского общества с помощью таких способов, которые могли бы внести раскол — особенно в отношении экстремальных форм ислама — и подорвать позиции универсализма. «Мы отличаемся от Соединенных Штатов, страны, где существовала сегрегация», — сказал он в интервью онлайн-платформе Brut.
Вызов, с которым сталкивается Франция, можно сформулировать так: может ли страна совместить более выраженную расовую идентичность с существующей моделью и сделать это так, чтобы не уничтожить реально существующие различия и при этом не отказаться от идеала, не учитывающего цвет кожи. Американский писатель Джеймс Болдуин однажды выступил с таким комментарием: во Франции, сказал он, «я освободился от костылей расы». Уильямс сегодня высказывает схожую точку зрения. «Я чернокожий, представитель смешенной расы, — говорит он, — но во Франции моя идентичность — это в первую очередь моя принадлежность к определенному государству. Я не первый американец, который чувствует себя свободным после выхода за пределы черно-белой двоичности».
Некоторые люди, в том числе Сибет Ндиайе (Sibeth Ndiaye), бывший официальный представитель правительства Макрона, считают, что Франции следует, по крайней мере, обсудить вопрос о сборе статистических данных, относящихся к этнической принадлежности. Сложнее измерять разнообразие, а еще сложнее доказывать наличие дискриминации, когда не существует официального признания наличия представителей различных рас. Судебные дела в настоящее время основываются на заявлении истца, принадлежащего к «реальной или предполагаемой» расе, а также на представлении о расизме. Для процветания универсализма, подчеркнула Ндиайе в своей статье, опубликованной в прошлом году в газете Monde, «нам следует называть вещи своими именами и говорить, что цвет кожи не является нейтральным».
По мнению Хакима эль Каруи (Hakim El Karoui) из исследовательского Института Монтеня (Institut Montaigne), часть проблемы состоит в том, что негибкие защитники французской модели считают простое «признание различия одним из способов подставить под сомнение существующую модель». Возможно, французский универсализм обладает большей гибкостью, чем думают его строгие хранители. «До середины XX века, — отмечает Пап Ндиайе (Pap Ndiaye), французский историк и автор книги «Черный цвет кожи» (La Condition Noire), — мы весьма свободно говорили о расе, даже без универсалистской идеи». Лишь после Второй мировой войны и деколонизации все разговоры о расе стали незаконными.
Концепция универсализма Макрона, возможно, является более нюансированной, чем полагают его критики. Он часто говорит о плюралистической идентичности Франции. «Мы должны иметь возможность быть полностью французами и при этом культивировать иную принадлежность», — сказал он недавно. Вызов состоит в установлении правильного баланса, и одновременно нужно заверить тех, кто не полностью чувствует себя признанным, в том, что они на самом деле имеют возможность процветать во Франции.
